Гусейн Гусейнов - Солнечный огонь
- Долго ли будет это длиться, дядя Теймур? - шепчет Абдуррахман. Жизнь наша темна, как эта ночь. Просвета не видно. Старики рассказывали про девятьсот пятый год. Сколько азербайджанских деревень тогда сожгли в Сисиане дашнакские бандиты! Убивали даже младенцев и старух. И вот опять они нам житья не дают.
- Они рвутся в Карабах. И Нахчиван хотят захватить, - отвечает кербелаи Теймур. - Спать им не дает наша земля. Но, знаешь, Абдуррахман, ночь темна до утра...
Они замолчали. Лишь ветер шумел в вершинах дере вьев, но и он скоро утих. Время как будто остановилось.
Абдуррахман даже вздрогнул, настолько внезапно обозначилось впереди какое-то зловещее движение; сучок ли хрустнул, вспорхнула ли поднятая незваными гостями спавшая птица. Наконец чуткое ухо уловило цоканье копыт лошадей по камням. Кавалькада разбойников приближалась. Кербелаи Теймур приподнялся, одними губами скомандовал: "Готовсь"... Щелкнули оружейные затворы. И почти одновременно команда кербелаи: "Огонь!". Грянули выстрелы по передним всадникам, возникшим из предутреннего тумана, будто призраки. Абдуррахман взял на мушку долговязого бандита, ехавшего с краю. Одним этим залпом оборонявшиеся уложили сразу нескольких дашнаков. Упал под ноги коня и тот, в кого целился Абдуррахман. Тревожно заржали лошади, послышались крики нападавших, которые явно не ожидали, что здесь их встретит засада. Они быстро спешились и залегли по обочинам дороги.
Воспользовавшись смятением в рядах врага, кербелаи Теймур принял решение атаковать бандитов. Он так умело расставил своих людей, что у армян должно было создаться полное впечатление, будто перед ними многочисленное войско. Пальба становилась все гуще. Среди сельчан появились первые раненые, но дашнаки, потеряв с десяток убитыми, начали отползать, а затем и вовсе обратились в бегство. Абдуррахман порывался было преследовать отступающих, и только приказ кербелаи Теймура заставил его остановиться.
Свет занимавшейся зари открыл поле боя глазам его участников: на пыльной дороге тут и там застыли тела убитых андраниковцев.
Сельчане пересчитывали патроны, перевязывали раненых, негромко обсуждали перипетии боя. Для большинства из них эта перестрелка стала первым в жизни боевым опытом. Только отсутствие практических навыков и не дало одержать им полную победу над подготовленными и прекрасно вооруженными дашнаками.
- Как думаете, дядя Теймур, - спросил Абдуррахман, находясь еще весь в горячке сражения, - сунутся они в Салтах опять?
- Змеей укушенный, веревки пугается, - усмехнулся кербелаи Теймур. - Мы их хорошо встретили! Сюда - вряд ли.
Однако войска Андраника по-прежнему продолжали бесчинствовать в Нахчиване и оттуда совершать набеги на окрестные села, терроризируя местное население. Не вышло в Салтахе, андраниковцы устремились в Ханагу. Там они захватили дома крестьян и устроили из них настоящие огневые точки. Когда отряд, в котором состоял Абдуррахман, приблизился к Ханаге, их встретил шквал пулеметных очередей. Не предполагавшие, что кто-то осмелится выбить их из села, привыкшие к безнаказанности, дашнаки здорово перепились в ту ночь, поэтому палили бестолково, орали что-то дикими голосами, подожгли во множестве хозяйственные постройки. Они отбивались с отчаянием обреченных.
Все смешалось тогда: вопли бандитов, стоны раненых, вой беснующегося огня. Бой перешел в рукопашную схватку. Клубок сплетенных тел, глухие удары, тусклый блеск кинжальных клинков... Много тогда погибло земляков Абдуррахмана... Он слышит над собой хриплое дыхание, чувствует неимоверную тяжесть, навалившегося на него врага... Чья хватка сильнее? Кому суждено выйти из этого боя живым? Абдуррахман напрягается из последних сил, чтобы разорвать железное кольцо удушья.
Он с трудом приоткрывает глаза. Хрипит, стонет, кашляет вокруг гулаговский барак. Не барак, братская могила, поглотившая его, убитого в том бою, и теперь сверху будто давит сырая земля - задубевший ватник... "Но я ведь живой. Живой еще!" - безмолвно кричит Абдуррахман. А из конца в конец барака несется: "Подъем! Подъем!".
- Я живой, - повторяет он шепотом. - Я победил в том бою.
Еще и не рассвело, а колонна зеков вновь тянется к котловану. Навстречу им тенью ползут те, кто работал в ночную смену. Никто не видит лиц друг друга. Только глухое топанье и скрип снега, команды конвоя, лай собак. Порыв ветра накрывает согбенные спины людей пеленой начинающейся метели. Снегопад становится все сильнее, и на спуске уже невозможно разглядеть выдолбленную ими в земле грандиозную яму. Колонна исчезает в ней без следа. Только вблизи тропы около перевернутых боком тачек еще можно, при смотревшись, различить съежившиеся сидящие фигурки в полосатых халатах и накрученных на лица чалмах. Кто-то, идущий впереди Абдуррахмана, касается одной такой фигурки, и она легко заваливается на бок, будто опрокинутый стеклянный сосуд...
ГЛАВА 6
Род
"Кто идет в горы, идет к своей матери" - гласит старая восточная мудрость.
Так же думали, наверное, многие мужчины из сел Зангезура, отправляясь пасти стада или на охоту в окрестные горы, пока 2 декабря 1988 года в Уруде, да и во всей Армении, не осталось ни одного азербайджанца...
Уруд - небольшое село среди гор на юго-востоке Сисианского района в Зангезуре. Впервые его упоминают источники в 1468 году. В начале XX века здесь, в Сисиане, было 76 сел, из которых в 58 жили азербайджанцы. До полного их изгнания в 1988-м из 38 населенных пунктов лишь 11 оставались азербайджанскими. Это одно из самых древних мест обитания человека на Кавказе. Тюркоязычное племя саков пришло сюда с берегов Черного моря еще 2700 лет назад. Так появились поселения с корнями "сак" - Саки (Шеки), Сисакан.
Моисей Каланкатуйский в книге "История албанов" пишет о том, как в начале V века два брата Гор и Газан с большой армией пришли в Сьуни и стали править каждый в своем селе, а в дальнейшем приня ли христианство.
Газан - это Салур Газан хан, один из героев эпоса "Деде Коркуд". И, очевидно, село, где он поселился, - это нынешний город Кафан.
Есть все основания полагать, что село, где стал жить Гор (в переводе с древнетюркского означает "храбрый", "отважный") - это нынешний Горис.
Никогда не были армяне аборигенами в Зангезуре. Местное население восходит корнями к тюркским племенам саков и их потомкам. Подтверждение тому можно найти и на сохранившихся надгробиях средневекового мусульманского кладбища в Уруде, если там еще что-то осталось от него...
Не знаю, в этих ли краях или в местности вокруг горы Гямигая, расположенной восточнее, в Нахчиванской Автономной Республике, родилась красивая легенда:
"Когда волны пригнали ковчег Ноя в пределы Кавказа, он сначала ударился о гору Арарат.
- Какая тяжелая гора, - сказал Ной (тюрки зовут Арарат - Агрыдаг, гора Боли).
Ковчег сталкивается с другой горой.
- Поверь, что это гора, - говорит Ной (тюрки на звали эту гору Иланлыдаг - Змеиная гора, по схожести созвучий: инан ки - поверь).
Наконец, ковчег пристает к горе Ишиглы. Ной впервые видит свет, ступает на твердую почву и произносит:
- Я вышел в светлый мир".
Это одна из самых высоких здешних гор, вершина ее, уходящая за облака, всегда сияет в лучах солнца. Наверное, именно поэтому она и получила свое название - Светлая*.
______________ * Горы Гямигая и Иланлы находятся на территории Нахчиванской Республики, Ишыглы - в Зангезуре, гора Агрыдаг - на территории Турции
Недалеко от Уруда находится отвесная скала, на ее вершине - руины разрушенной крепости, которая нависает прямо над рекой Базарчай. Местные жители утверждают, что из крепости есть тайный ход прямо к реке. А сколько тут родников с чистой целительной водой! Базарчай течет царственно, плавно, орошая раскинувшиеся по обоим берегам сады. Она богата лососем, сомами и карасями, которых с утра до поздней ночи ловила местная ребятня.
Над рекой перекинуты два моста. Первый - между крепостью и скалой Бедира. Это был арочный мост на двух больших каменных опорах, построили его в 1855 году. По нему из села можно попасть в сады и поля. По этому же мосту из Уруда вела дорога в села Шам, Дарабас, Ирмис, Бахрулу, Илизин. В советское время села эти постепенно арменизировались и пустели.
По преданию, для строительства этого моста, кроме тесаных речных камней, извести и прочих строительных материалов, использовались желтки сотен тысяч яиц. Рассказывают, что бек, по чьему указу строился мост, велел под один из камней, поддерживающих арочную конструкцию, спрятать слитки золота для того, чтобы в случае разрушения моста его можно было бы на эти деньги восстановить.
В конце 60-х годов XX века, когда построили Шамскую ГЭС, возвели и второй мост.
По берегам Базарчая тянулись сады... Самые ароматные и сочные абрикосы вызревали здесь, крупные беловато-мерцающие плоды с горькими косточками.... А еще - яблоки, груши, персики, черешня, шелковица, алыча... Но королем здесь считался, несомненно, грецкий орех. 250-300-летние деревья по три-четыре метра в обхвате, в 50-70 метров высотой давали по 6-8 мешков орехов каждое.
