Андрей Кранин - Дочки-матери
- Юля, - он старался на неё не смотреть. - Я понимаю, что для тебя это значит. Но я, рискуя, прослыть подлецом, не могу принять от тебя эту жертву.
- Что ты говоришь? - Юля, хлопая глазами, плохо понимала. Ей в эту минуту нужны были простые формулировки.
- Что я говорю, - Макс набрался дыхания перед тем, как нанести удар, - то, что нам лучше забыть, о том, что произошло вчера. Я был пьян, ты настойчива, при таких обстоятельствах я мог бы заняться любовью с кактусом. Даже делая скидку на твою наивность, ты должна знать особенности мужской физиологии. Это недоразумение, Юля, и не надо относится к этому, как к клятве у алтаря.
Все это время Юля, не моргая, смотрела на Макса. Он почувствовал себя неуютно. Вот если бы она разрыдалась, начала кричать, обзывать его подлецом, в общем, как-то выплескивала бы эмоции, вот тогда бы он знал, что делать. Но она просто оцепенела. На секунду ему показалось, что она потеряла рассудок. Макс не мог увидеть бездны Юлиного горя. Он не знал, что обрушил её мир, что раздавил её надежду. То, что переживала Юля, было сравнимо только с силой стихии. Простые женские рецепты борьбы с неприятностями в виде слез в таких случаях не помогали.
С трудом найдя в себе силы, она оделась, брезгливо взглянув на красное пятнышко на простыне, наивно выглядывающее из под одеяла - нелепое свидетельство её перерождения в женщину. Ей почему-то вспомнился сюжет телепередачи, рассказывающий об азиатских традициях брака, когда после первой брачной ночи родители невесты выносят на обозрения собравшимся по этому случаю любопытным родственникам белую простыню с бурым пятном посередине. Глупая и постыдная традиция ещё тогда подумала Юля. Вот теперь и у неё есть, такая простыня. Только показывать некому.
- Чтоб ты сдох! - все, что она сказала ему.
Тяжкий ход невеселых Юлиных мыслей прервала Соня, которая вдруг заметалась на кровати, как будто у неё была падучая, при этом немного поскуливая.
- Что это с ней? - испугалась Юля.
Ника сидела радом с Соней, поглаживая её по спутанным поблекшим волосам.
- Ну-ка, Шурупчик, сгоняй за водой, - не отвечая на вопрос Юли приказала Ника.
Юля хотела было огрызнуться, что она не нанималась тут бегать, но встретившись с ледяным Никиным взглядом, поняла, что лучше сделать, что велят. Она через минуту подошла к Сониной кровати, боязливо, но с подавляемым интересом, заглядывая через Никино плечо. Ника достала какие-то таблетки, высыпала насколько горошин себе на ладонь и другой рукой приподняв Сонину голову, начала запихивать их ей в рот. Наконец ей это удалось, потом она, не оборачиваясь, взяла у Юли из рук стакан с водой, и начала осторожно заливать содержимое в Соню. Та, дрожа и оттого вибрируя в Никиных руках, стуча зубами о стакан, хотела помочь. Но, будто пораженная болезнью Паркинсона, Соня никак не могла скоординировать свои желания со своими движениями. Через несколько минут бестолковой возни, ей удалось проглотить таблетки, и она, обессилив, откинулась на подушку, закрыв глаза. На её лбу блестели капельки пота.
- Принеси мокрое полотенце, - крикнула Ника Юле. - Ну, что встала как корова?!
Юля, разбуженная грубым окриком, вышла из оцепенения.
- Ника, может врача позвать, вдруг она умрет здесь?
- Какого врача? Педиатра, может быть? Ты понимаешь, что у неё ломка? Ее же в милицию заберут и тебя вместе с ней.
- А меня-то за что? - ужаснулась Юля.
- За компанию..., - последовал ответ.
Юля выбежала в туалет, схватив на ходу полотенце. Она понимала, что ведет себя глупо - паникует, суетится, тем самым сильно раздражая Нику. "Ну почему они все относятся ко мне, как к дуре?" - с горечью подумала она.
Ника взяла у Юли мокрое полотенце, ругнув её про себя, что не догадалась намочить в холодной воде, и стала осторожно протирать им Сонино лицо. Минут через пятнадцать Соня перестала скулить и, казалось, немного пришла в себя. Ника даже подумала, что она заснула. Она немного потянулась, потому что спина устала от неловкой позы, и тихонько, чтобы не будить подругу, встала. Откуда-то из глубин Сониного организма донесся глухой, тягучий голос:
- Ника, не уходи...
- Я здесь, Соня, я никуда не ухожу.
- Ника, я хочу тебе что-то рассказать, - чувствовалось, что Сониных сил хватит только на пару предложений.
- Может потом поговорим, тебе надо сейчас отдохнуть, - Ника взяла Сонину руку в свою и слегка сжала её.
Ее подруга открыла глаза, с усилием разлепила губы и, искривив лицо в мольбе, сказала.
- Потом я, наверное, не смогу.
Ника оглянулась на Юлю. Та с преувеличенным усердием уставилась в кроссворд, демонстрируя равнодушие. Ника прикинула, хватает ли силы Сониного голоса для того, чтоб звуки долетали до Шкарупиной. Не будучи уверенной в ответе, она на всякий случай сказала:
- Слушай, Шурупчик, ну-ка, скинься в тюбик минут на двадцать.
- Чего? - не понимающе уставилась на Нику Юля.
- Свали отсюда ненадолго, вот чего. Поди, воздухом подыши на балконе.
- Сама вали, - с решимостью моськи, тявкнувшей на слона, огрызнулась Юля.
Соня устало произнесла.
- Ника, оставь её, ей все равно ничего не слышно.
Но Юля, увидев Никины глаза, заробела. Ника умела только взглядом добиваться своего. Когда она смотрела такими глазами, она могла крошить в пудру камни, рассыпать вековые стены и выжигать дотла цветущие сады. Юля накинула на плечи ватник, и, стараясь не встречаться с Никой взглядом, засеменила к балкону. Она там устроилась на колченогом стуле, выбила из пачки сигарету, и, затянувшись горьким табаком, прислушалась. Прямо над её головой находилась маленькая форточка, которую часто днем держали приоткрытой, спасаясь от тяжелой удушливой жары, повисавшей в комнате, благодаря щедрости местных истопников. Чугунная гармонь висевших под окном батарей жарила так, что после десяти минут пребывания в палате ребята начинали видеть миражи как в пустыне Гоби. Вот из этого самого места на Юлю лился сейчас журчащий ручеек Сониного монолога. Юля подтянулась поближе к окну и замерла.
- Нет, я могу говорить, - уловила Юля. - Мне только попить дай.
Послышался звук стекла, ударившегося об деревянную тумбочку, потом все затихло. Соня утоляла жажду в этот момент. Потом слегка взбодренным голосом она продолжила.
- Я даже не знаю, с чего начать. В общем, такая фишка. Был мой день рождения - шестнадцать лет исполнялось, как раз погудели хорошо с одноклассниками. Иду я на следующий день с бодуна в аптеку - аспирина купить, башка гудит, в рту как будто скунс насрал, а перед глазами самолеты. Вдруг смотрю, хиляет передо мной какой-то мэн, классный такой - прикид, жопа крутая, в общем, мачо с ранчо. А у меня отстойный такой вид - ни рожи, ни кожи. Он ко мне подваливает и спрашивает, как ему в аптеку пройти, а мы - прикинь, Ника, прям около аптеки и стоим. Ну, думаю, тормоз. Показала я ему, думаю, щас свалит, а он мне и говорит, что, мол, хочет со мной познакомиться. Я обалдела слегка, нет, Ника, просто не ожидала. Ну, говорю, Соня меня зовут. Он тоже представился. Домой проводил и телефон мой взял. Через пару дней звонит, говорит, что хочет забить стрелку на вечер - в кабак сходить. А у меня в тот день были соревнования. Ну, чего ты Ника так смотришь? Я же не всегда торчала. Я, между прочим за юношескую сборную Москвы в бадминтон играла...
Ника кивнула головой в знак согласия, хотя ей легче было представить себя членом сборной России по борьбе сумо, чем Соню, бегающую в короткой белой юбочке с ракеткой в руке.
Соня, не заметив иронии в Никиных глазах, продолжала:
- Ну, в общем, стрелку я в тот день просквозила - просто забыла про него и все. Он на другой день мне звонит, и говорит, что приедет ко мне домой. А я, должна тебе сказать, как раз осталась одна дома. У меня шнурки в Израиль отвалили. Меня с собой звали, но я ни в какую. Что я дура что ли там в кибуце жить, а потом в армии с арабами воевать - я за дружбу народов. В общем, оставили они меня с бабкой. Ну это у нас такая бабка была типа домработница. Еще моего отца нянчила. Я до сих пор с ней живу. Бабка в то время, как я с этим парнем познакомилась, назовем его Андрей, поехала на дачу, в навозе ковыряться. Так, что я все лето одна жила. Ну, он приехал. Пузырь какой-то клевый привез, цветы. Так мы с ним выпили, посидели, ну и все такое. Так, Ника, и прижился. Он сказал, что у него предки где-то за бугром кантовались археологи какие-то. Сам он не из Москвы был, но в то время в инязе учился студент как бы. И вот мы с ним лето прожили - бабка вернулась. Визгу было. Родителям накапала, что я с мужиком живу. Те весь телефон оборвали. А Андрей говорит однажды: "Соня, давай поженимся".
Тут Соня тяжело вдохнула, вздохнула и Ника, а сентиментальная Юля на балконе пустила слезу. Соня сделала ещё глоток, прочистила горло коротким кашлем и продолжила.
- В общем, прикинь, мне шестнадцать - я в десятом классе, а он жениться надумал. Мы же не в средней Азии. Ну, у него какие-то знакомые оказались выбили справку о беременности, родители накатали свое согласие, и в декабре мы уже расписались. Если ты сейчас меня спросишь, почему я это сделала, я не отвечу - просто не въезжаю, почему. Как-то знаешь, по кайфу было - я в школу хожу, уроки делаю, а дома меня муж ждет. Мы спим вместе совершенно законно. У меня на пальце кольцо и все такое. В общем, кульно все это было. Однажды мы сексом занимались, а он какие-то таблетки достал и говорит, что если я эти таблетки выпью, то такие таски будут, что улечу. Я попробовала, слушай, это нечто. Отъехала с полпинка... Через три месяца, Ника, я уже плотно на игле сидела. Как школу закончила, не помню. В бадминтон уже, конечно, не играла. Андрей сам не кололся, но мне приносил наркоту. Без него я не могла. Через год я уже законченной наркоманкой стала. Я не могу вспомнить, как я вообще весь год прожила. Ты знаешь, он оказался садистом. Бил меня. Когда я в ломке, не давал ничего, заставлял всякие мерзости делать, сексом с другими заниматься, например, а сам уставится и смотрит. А ещё любил рисовать острым ножом на спине, а потом солью посыпать - боль адская, но зато потом достанет боян полный, я вкачу себе дозу и мне все уже параллельно.
