Николай Некрасов - Мертвое озеро
– - Я уверена, что есть много исключений, и Надежда Александровна…
– - Ей же хуже, если она будет не в духе: красота ее требует большого спокойствия.
Они не замечали или не хотели заметить, но никто более не вальсировал. Посадив свою даму, Тавровский подошел к одному молодому человеку и сказал:
– - Что же вы не танцуете?
– - Да никто не хочет: я к трем подходил.
– - Это забавно! они все обиделись! -- смеясь, отвечал Тавровский.
В эту минуту его схватил за руку с волнением какой-то юноша очень приятной наружности и умоляющим голосом сказал:
– - Ради бога, скажите, с кем вы сейчас вальсировали?
– - Это гувернантка дома, mademoiselle Анет.
– - Не может быть! Как ее фамилия?
– - Ах, боже мой! да разве есть у них фамилии! -- подхватила Мари, шедшая мимо, и с своей язвительной улыбкой спросила юношу: -- И вас, барон, она пленила?
И, засмеясь, она пошла дальше.
Барон не спускал глаз с mademoiselle Анет, с которой только и танцевал Тавровский. В одной кадрили он сказал ей:
– - Вы такой производите эффект, что посмотрите на этого несчастного юношу…
– - Где? у дверей?
– - Вы, верно, его заметили!
– - Чем же он несчастлив?
– - Он, увидев вас, сошел с ума.
Mademoiselle Анет засмеялась; но смех ее замер, и она изменилась в лице от следующих слов:
– - Право, он помешался: уверяет, будто он вас видел на сцене.
– - На какой? -- тревожно спросила она.
– - На провинциальной.
Mademoiselle Анет вздрогнула, побледнела и с ужасом смотрела кругом.
– - Вам начинать,-- сказал, делая фигуру, ее кавалер vis-a-vis. {напротив (франц.)}
Mademoiselle Анет спохватилась, но не ту фигуру стала делать и сбила всех. Когда она возвратилась на свое место, Тавровский, взяв ее руку, чувствовал через перчатку, что она была холодна; лицо гувернантки было бледно как полотно.
Когда фигура была окончена, Тавровский, нагнувшись к ее стулу, шепнул:
– - Что с вами? на вас все смотрят.
– - У меня кружится голова.
– - Оставим кадриль.
– - Нет!
И она продолжала танцевать. Тавровский пытливо глядел то на mademoiselle Анет, то на барона, к которому он подошел по окончании кадрили и сказал:
– - Ну что, вы еще уверены, что это она?
– - Еще более; и когда она вдруг побледнела, мне так живо она напомнила Десдемону…
Тавровский взял его под руку, и они, разговаривая, удалились в сад, где долго ходили.
Марк Семеныч, по окончании кадрили, подошел к mademoiselle Анет и, задыхаясь, сказал:
– - Что с вами? вы бледны… Ваш кавалер так дерзок, что от него всего можно ожидать… Что он сказал вам? О, он поплатится!.. Он не ожидает, что за вас вступятся.
– - Право, ничего! -- в смущении отвечала mademoiselle Анет.
– - Вы скрываете! -- стиснув зубы, сказал Марк Семеныч и с горячностью продолжал: -- Нет, я не позволю никому оскорблять нашего дома. Я, я…
– - Ради бога, не делайте сцены ему! -- в испуге сказала Анет.
– - А! вы испугались?
– - Да, потому что мое положение будет смешно, когда вы потребуете отчета у него в том, в чем он вовсе не виноват. Он может подумать бог знает что обо мне.
– - Вы говорите правду?
– - Я никогда, кажется, не подала вам повода сомневаться в моих словах.
– - Что с вами? вы как будто чего-то испугались, танцуя с Тавровский? -- заметила Надежда Александровна, проходя мимо говоривших, и, не дождавшись ответа, ушла.
Mademoiselle Клара тоже подбежала к ней и пугливо, с участием спросила:
– - Вам, верно, ma chere Анет, узко платье? Я вам устрою, что не будет заметно, если его расстегнуть.
– - Благодарю вас. Мне платье не узко; а у меня, верно, от жару закружилась голова, но теперь уж всё прошло,-- отвечала mademoiselle Анет и увидела по этому случаю, до чего за ней все следят.
Она спешила идти танцевать, чтоб прекратить толки, и по-прежнему смотрела спокойно, гордо; румянец появился у ней на щеках. Тавровский ангажировал ее на вальс, давал ей отдохнуть и снова пускался с ней кружиться. Надежда Александровна остановила их, когда они вновь хотели вальсировать, и строго сказала:
– - Mademoiselle Анет, вы, кажется, совершенно забыли о детях!
– - Они с мисс Бетси.
– - Мисс Бетси получает одинаковую плату с вами от меня, и потому…
Mademoiselle Анет быстро оставила Тавровского, сказав ему извинение, и удалилась из залы. Надежда Александровна, торжествуя, глядела ей вслед и улыбалась. Тавровский глядел на нее и сказал:
– - Вы любуетесь ею? Не правда ли, какие у ней плечи, руки, талия!
Надежда Александровна быстро повернула голову и устремила сверкающие глаза на Тавровского, который спокойно продолжал:
– - Вот это женщина! она не нуждается ни в каком прикрытии своих недостатков, она вся…
– - Довольно, довольно! вы наконец выведете меня из терпения! -- дрожа, сказала Надежда Александровна.
– - Неужели вы ревнуете ваших гувернанток к мужу? -- продолжал Тавровский шутливым тоном.
– - Поль! -- задыхаясь и побледнев, произнесла Надежда Александровна, и, завидя mademoiselle Анет, снова появившуюся в зале, она измерила с ног до головы Тавровского и кинулась к ней навстречу; но Тавровский загородил ей дорогу, взял ее за талию и силою увлек в круг вальсирующих. Они с жаром говорили во всё время, пока танцевали.
К ужину Надежда Александровна приказала детям идти спать. Они стали упрашивать отца, который сказал:
– - Надинь, я прошу тебя оставить их для меня; я хочу, чтоб они ужинали со мной.
– - Помилуйте! они болтаются между нами, гувернантки вертятся, прыгают.
И Надежда Александровна гневно посмотрела на стоявшую с детьми mademoiselle Анет.
Марк Семеныч воскликнул с упреком:
– - Надинь!
– - Я вами очень недовольна, mademoiselle Анет, и советую вам вперед более обращать внимание, что вы в доме не гостья, а нянька моих детей! -- выйдя из своей гордой роли, говорила Надежда Александровна.
– - Надинь! Надежда Александровна! вы забываетесь!-- с равною горячностью сказал Марк Семеныч.
– - Не я, а ваши гувернантки забываются! -- отвечала Надежда Александровна и вышла из комнаты.
Эта сцена происходила в столовой в присутствии лакеев, накрывавших стол, и детей. Марк Семеныч совершенно потерялся; но mademoiselle Анет была покойна, и, взяв детей за руки, она тихо сказала ему:
– - Не огорчайтесь! дети пойдут спать.
– - Нет! не ходите, дети: подите ко мне.
И Марк Семеныч, перецеловав их всех, сказал им:
– - Уважайте и любите mademoiselle Анет: она достойна глубокого уважения за свой кроткий характер. С каждым днем мое удивление к вам увеличивается. Я горжусь, что с первой встречи понял вас…
Ужин был накрыт в разных комнатах: в одной -- председала хозяйка дома, а в другой хозяин; дети сидели около него, mademoiselle Анет и Тавровский возле них, а напротив -- барон и другие гости, состоящие из детей и гувернанток. К концу ужина Тавровский поднял бокал и громко сказал:
– - Барон, не хотите ли выпить за здоровье дамы вашего сердца?
– - Извольте!
И барон залпом выпил бокал, смотря на mademoiselle Анет, сохранявшую спокойное выражение лица.
– - Кто? за чье здоровье вы пьете? -- спросил Марк Семеныч, за детским шумом не слыхав тоста.
– - Да вот барон воображает, что здесь есть лицо, очень похожее…
Тавровский говорил протяжно, смотря на mademoiselle Анет, которая страшно изменилась в лице и слегка толкнула локтем Тавровского.
– - Ну что же?..-- с любопытством спрашивал Марк Семеныч.
Но Тавровский наклонился под столом, чтоб поднять салфетку свою, и записка очутилась в руках mademoiselle Анет.
– - Я поражен сходством одной из здешних дам с одной актрисой,-- сказал барон.
– - С кем? на кого она похожа? -- спросил Марк Семеныч.
Но когда отвечал барон, Тавровский поднял ужасный шум: он уронил свой бокал, отодвинул стул и, извиняясь перед mademoiselle Анет, что испортил ее платье, тер его салфеткой, хотя ничего на нем не было. И весь разговор барона с Марком Семенычем был покрыт говором и шумом, производимым Тавровским. Mademoiselle Анет после ужина побежала в сад и при свете шкаликов прочла следующие две строчки, написанные карандашом:
"Я должен вас видеть. Горничная ваша вам очень предана…"
Mademoiselle Анет пугливо спрятала записку на грудь, потому что mademoiselle Клара подбежала к ней и язвительно сказала:
– - Ах, ma chere, что вы здесь делаете? так сыро в саду.
– - Я думаю, и для вас также.
– - Но о моем здоровье некому хлопотать,-- отвечала mademoiselle Клара, и не успела она удалиться, как Марк Семеныч бежал по аллее и озабоченно кричал:
– - Mademoiselle Анет! какое безрассудство -- после жару идти на сырость!
– - Я сейчас уйду.
– - Мне надо с вами переговорить.
– - Завтра.
– - Нет, непременно сегодня.
– - Помилуйте, где же! народ кругом, и я должна вести детей спать.
– - Я велел это сделать мисс Бетси.
– - Марк Семеныч, вы подвергаете меня…
– - Да… вы правы, точно; но, боже мой, целую ночь в неизвестности!.. Это ужасно!
– - Прощайте! я иду к себе.
– - Одно слово! -- И Марк Семеныч сделал умоляющий жест.
