Николай Некрасов - Мертвое озеро
– - Кому следовало.
Mademoiselle Анет ничего не отвечала.
Тавровский, взяв на руки Андре и целуя его, сказал ему:
– - Поди и крепко поцелуй за меня мисс Бетси.
– - Не хочу!
– - Ну mademoiselle Клару.
– - Не хочу, не хочу! -- говорил ребенок.
– - Ну а хочешь ли поцеловать mademoiselle Анет?
Ребенок протянул к ней руки. Mademoiselle Анет ждала его, только чтоб уйти, и когда брала Андре от Тавровского, то почувствовала легкое пожатие руки; она в волнении сказала:
– - Вы, кажется, следуете общему примеру и тоже намерены мне делать оскорбления.
И mademoiselle Анет повела детей прощаться к Марку Семенычу.
Тавровский громко воскликнул:
– - Неужели вы это серьезно думаете?
– - Что такое? что такое? -- кричала с другого конца гостиной Надежда Александровна.
– - Mademoiselle Анет обижает меня,-- отвечал так печально Тавровский, что вызвал смех детей.
– - Бедный! а вы не умеете защититься! -- насмешливо сказала Надежда Александровна, подходя к нему.
– - Без вашей помощи -- нет.
– - Чем же она обидела вас?
– - Не хочет ехать верхом завтра со мной.
– - Какая обида! -- с неудовольствием заметила Надежда Александровна.
Mademoiselle Анет гордо глядела на Тавровского и медленно удалилась с детьми.
Не без волнения пришла она к себе в комнату и, усевшись в креслы, о чем-то задумалась, что случалось очень часто с некоторого времени. Вошла горничная и подала ей записку.
– - От кого? -- спросила mademoiselle Анет.
– - Мне подал Сергей, ничего не сказав,-- отвечала горничная.
Mademoiselle Анет распечатала записку и стала читать. Лицо ее покрылось краской; разорвав, она бросила ее на пол и стала в сильном волнении ходить по комнате. Записка была от Тавровского, который писал:
"Вам показалось, что я хотел вас оскорбить. Я согласен, что, может быть, моя шутка была дерзка. Но клянусь вам честью, что в ней и тени не было того, что вы предположили. Это всё меня так поразило, что я чуть не наделал глупостей. Простите, простите меня! Если вы не сердитесь на меня, то покажитесь у вашего окна. Я буду стоять в саду у кустов и простою целую ночь за свою ветреность".
Mademoiselle Анет отослала свою горничную ранее обыкновенного и вышла из своей комнаты, выходящей в сад, в другую. Она пробовала читать, работать, но скоро всё бросала и поминутно ходила в смежную комнату. Она подкрадывалась к окну и, отскакивая от него с ужасом, повторяла:
– - Боже мой, его увидят! что он делает!
Настала ночь. Волнение ее усилилось, тем более что Марк Семеныч, возвратись к себе, имел привычку открывать у себя окно и долго сидел, мурлыча романс Офелии или Десдемоны.
Mademoiselle Анет, дрожа, прислушивалась к малейшему шуму, и сердце у ней забилось сильно, когда окно раскрылось внизу и послышался голос Марка Семеныча.
Mademoiselle Анет поспешно открыла свое окно, махнула платком и тотчас заперла его. Но не успела она это сделать, как чья-то фигура стояла на дорожке и глядела к ней в окно. Mademoiselle Анет, слабо вскрикнув, присела, стараясь скрыться. Она медленно подняла голову и робко взглянула в окно. Фигура всё еще продолжала прохаживаться взад и вперед.
– - Господи, что он делает со мной! -- почти рыдая, воскликнула mademoiselle Анет -- и вдруг кинулась к себе на кровать, потому что кто-то застучал ключом у дверей другой комнаты.
То была горничная, которая, подойдя к двери, робко сказала:
– - Если вы не почиваете, так вот-с записка.
– - Боже мой, опять! -- с сердцем сказала mademoiselle Анет, отворяя дверь.
– - От mademoiselle Клары! -- отвечала горничная. Но записка была от Тавровского. Он писал следующее:
"Я счастлив: вы простили меня; берегитесь: за вами подсматривают и ходят дозором около ваших окон. Чтоб отвлечь подозрение горничной, я велел сказать, что это от mademoiselle Клары. Дайте ей какую-нибудь книгу. Благодарю, благодарю вас".
Mademoiselle Анет отдала горничной книгу и сказала:
– - Ты больше не входи ко мне: я хочу спать.
Но когда горничная ушла, она подкралась к окну и увидала всё ту же фигуру, расхаживающую под окнами.
Mademoiselle Анет пугало всякое сближение с Тавровским, и в то же время она не могла не согласиться, что внимание его льстило ей. Она заметила, что на нее стали обращать особенное внимание, когда она являлась в гостиную с детьми; да она и сама чувствовала, что взгляд и улыбка ее, даже каждое движение приняло какое-то особенно спокойное и гордое выражение. При всей своей живости характера она мало принимала участия в разговорах и очень редко улыбалась. От детей она узнала, что ее прозвали гости: mademoiselle de Fierte. {Гордячка (франц.)} Чем ни старались уязвить ее женское самолюбие многие дамы, внимание Тавровского всё выкупало. В ее присутствии, в гостиной, он бросал всех и постоянно находился с детьми, то есть находился около mademoiselle Анет. Шутки сыпались на него; особенно смеялась над ним Надежда Александровна. Раз, когда mademoiselle Анет удалилась с детьми, Тавровский подошел к кружку хозяйки дома, и она иронически сказала ему:
– - Да вы совершенно превратились в ребенка: только с детьми и говорите.
– - Я очень желал бы, но с условием, чтоб mademoiselle Анет согласилась быть и моей наставницей,-- отвечал Тавровский.
– - Вы ее так избалуете своими пошлыми комплиментами, что я буду принуждена ей отказать от дому,-- тихо сказала Надежда Александровна.
– - Эта мера с вашей стороны очень будет простительна.
– - Это что значит! Неужели вы думаете, что я унижусь до того, чтоб бояться ее красоты! И что в ней хорошего!
– - Всё: рост, взгляд, походка; а уменье держать себя в вашей гостиной -- это показывает очень топкий ум.
– - Так это более сострадание вами руководит? -- смеясь принужденно, перебила его Надежда Александровна.
– - Может быть! Я очень желал бы ее видеть в другом положении: она произвела бы эффект в обществе.
– - То есть вы сожалеете, что уже нет тех волшебников, которые жен рыбаков превращали в графинь! -- изменясь в лице, шепотом проговорила Надежда Александровна.
– - Разумеется, это жаль!
– - И вы бы женились на ней? ха-ха-ха!
И Надежда Александровна громко стала смеяться, как бы желая скрыть свое волнение.
С этого дня она стала выезжать почти всякий вечер, и гостиная ее была пуста, чем Марк Семеныч, казалось, был очень доволен. Гуляя с mademoiselle Анет и детьми, он говорил:
– - Не правда ли, что тихая семейная жизнь гораздо лучше этих пустых собраний, где каждый, являясь, должен запастись большим количеством принужденных улыбок и пошлых фраз. Мне кажется, вы не из числа тех тщеславных женщин, для которых блеск заменяет всё в жизни. Вот я заметил, что вы исключение: блеск не увлекает вас, а пошлые комплименты не удовлетворяют.
Марк Семеныч ошибался или не хотел замечать, каким огнем блестели глаза у mademoiselle Анет, когда она находилась в освещенной, шумной зале, какая гордая улыбка блуждала на ее губах, когда она замечала, что была предметом общего разговора. Нет! Марк Семеныч не понимал ее презрительной холодности ко всему, что ее окружало…
Приближался день рождения Марка Семеныча. Mademoiselle Клара и мисс Бетси учили детей разным поздравительным стихам к этому дню.
Mademoiselle Анет придумала другого рода сюрприз: она из детей и их знакомых составила кадриль в характерных костюмах. Хлопоты были большие для mademoiselle Анет. Она сама заказывала парики. Костюмы шились дома под ее руководством.
Марк Семеныч желал детского бала, а Надежда Александровна и слышать не хотела, и дом готовился к блистательному собранию. Накануне дня рожденья, за обедом, Надежда Александровна сказала mademoiselle Анет:
– - Есть ли у вас платье для завтрашнего дня? Впрочем, вы не стесняйтесь, можете и передать свою должность.
– - Это очень мило! Я уж просил mademoiselle Анет тоже на этот день быть гостьей у меня,-- и, обращаясь к ней, Марк Семеныч продолжал: -- Вы так молоды, что, верно, вам приятно будет потанцевать.
– - Какой лестный комплимент вы делаете mademoiselle Кларе! -- с досадой заметила Надежда Александровна.
– - Я хотел просить mademoiselle Клару об этом же. Мисс Бетси, верно, будет так добра, что возьмет на себя все хлопоты.
– - Я бы с большим удовольствием взялась, но mademoiselle Анет слишком слаба к детям, и я боюсь, что не слажу с ними! -- отвечала мисс Бетси.
– - Я небольшая охотница до танцев и потому могу не передавать своей обязанности,-- сказала mademoiselle Анет Марку Семенычу. Вечером mademoiselle Клара явилась с советами к mademoiselle Анет, как ей следует хорошо одеться. Она сказала:
– - Ma chere {Моя дорогая (франц.)} mademoiselle Анет, вы не знаете, что хозяйка дома очень взыскательна: она не любит, когда гувернантки ее одеты, как гости.
– - Я не условливалась насчет туалета, вступая в дом, и потому оденусь, как мне вздумается,-- сухо отвечала mademoiselle Анет.
– - Вы счастливы: вы можете поступать так, -- со вздохом заметила француженка.
– - А зачем вы делали такие условия, принимая на себя обязанность…
– - Если бы я была на вашем месте, и мне бы легко было пренебрегать ими.
