Николай Лейкин - На заработках
— Да вѣдь, почитай, недѣлю безъ работы живу, такъ какъ-же… Останусь на Пасху безъ мѣста, такъ ужъ не знаю, что и дѣлать. Есть у меня, кромѣ этого платка, еще одинъ платокъ на квартирѣ, этотъ платокъ можно и по боку, но за него больше полтинника никто не дастъ, потому платокъ дыра на дырѣ. Развѣ что ужъ на подушку придется жить, потому, разсуждаю я такъ, что можно и безъ подушки спать, а платье подъ голову.
— Наймешься еще къ Пасхѣ-то. Полно тужить, тетенька, успокоивала ее Арина.
— Ну, не скажи. По вчерашнему и по сегодняшнему найму просто колодой заколодило. Идти въ контору и тамъ записаться на наемъ — сейчасъ деньги потребуютъ за записку. А гдѣ ихъ взять? Бѣда, чистая бѣда.
— Акулинушка, гдѣ-же намъ сегодня переночевать-то, ежели не наймемся на мѣста? спрашивала свою землячку Арина.
— Да ужъ теперь какіе наймы! отвѣчала та. — Дѣйствительно надо о ночлегѣ подумать. — Милушка, а гдѣ-же здѣсь, къ примѣру, постоялый дворъ, коли ежели переночевать намъ? отнеслась она къ бабѣ съ головой окутанной платкомъ.
— Да переночевать-то можно и у насъ въ углахъ, коли ежели у васъ паспорты въ порядкѣ.
— Въ порядкѣ, въ порядкѣ, милая.
— Ну, такъ хозяйка пуститъ. Пойдемте со мной. По пятачку она пуститъ.
— По пятачку съ каждой?
— Ну, да.
— Фу, какъ дорого!
— Какъ дорого? Да ты, умница, должно быть, цѣнъ питерскихъ не знаешь. Въ ночлежномъ домѣ — и то берутъ по пяти копѣекъ съ носа.
— Въ ночлежномъ домѣ за пять копѣекъ съ угощеніемъ, откликнулась женщина съ синякомъ. — Тамъ вечеромъ кружка чаю съ кускомъ сахару и съ кускомъ хлѣба полагается.
— Такъ вѣдь въ ночлежный-то домъ, гдѣ съ угощеніемъ, не всегда и попадешь, коли попозднѣе придешь. Тамъ, милая, спозаранку мѣста караулятъ — и всегда всѣ мѣста заняты, особливо на женской половинѣ, отвѣчала баба съ головой окутанной платкомъ. — Женское отдѣленіе маленькое — ну, и умаленіе всегда. Я по зимѣ раза три туда совалась — и все полно, да полно. Придешь — и поворотишь оглобли назадъ. Пять копѣекъ за ночлегъ и въ такихъ домахъ берутъ, гдѣ вовсе безъ всякаго угощенія.
— Врешь. Есть и за три копѣйки. Вотъ я три дня подъ рядъ ночевала за три копѣйки, да и сегодня туда пойду.
— Голубушка, нельзя-ли съ тобой намъ идти? Проводи насъ, — обратилась Акулина къ женщинѣ съ подбитымъ глазомъ.
— Отчего-же? Очень просто. Пойдемте.
— Да ужъ пожертвуйте вы по пятачку-то и идите къ намъ, приглашала Акулину баба съ головой укутанной платкомъ. — У насъ квартира, у насъ, по крайности, спи спокойно и чувствуй, что у тебя всѣ твои вещи цѣлы будутъ. А вѣдь за три копѣйки не вѣдь гдѣ ночевать, такъ того и гляди, что или чулки у тебя украдутъ или платокъ стащутъ.
— Сдѣлай, братъ, одолженіе… Коли хозяину что отдашь — все цѣло будетъ, — отвѣчала женщина съ подбитымъ глазомъ.
Баба съ головой укутанной платкомъ продолжала звать къ себѣ Акулину и Арину:
— Пойдемте, землячки, къ намъ. По пятачку отдадите, такъ ужъ право спокойнѣе будетъ.
— Умница, да откуда денегъ-то взять? Вѣдь намъ надо тоже тотъ разсчетъ держать, что ежели завтра не наймемся, такъ было-бы на что поѣсть.
— Ну, Богъ не безъ милости. Авось завтра и найметесь. Вѣдь вы вотъ съ здоровыми ногами, вы на поломойство наняться можете, такъ вамъ съ полъ-горя. Хозяйкѣ по пятачку отдадите, да ежели на копѣйку сахару купите, то я васъ и чайкомъ дома попоить могу. Чай у меня есть. Заваривать у хозяйки буду, такъ и васъ попою за милую душу.
Акулина и Арина колебались, куда имъ идти на ночлегъ. Напиться чаю, не видавъ цѣлый день горячей пищи, было заманчиво. Онѣ стали шептаться другъ съ дружкой, разсчитывая сколько у нихъ останется на завтра денегъ, ежели онѣ позволятъ себѣ это удовольствіе.
Въ это время подъ навѣсъ зашелъ какой-то башенбардистъ въ потертомъ пальто и въ войлочной рыжей шапкѣ, посмотрѣлъ направо и налѣво, обозрѣвая присутствующихъ, и сказалъ:
— Двухъ поденщицъ намъ на завтра съ утра требуется. На Гороховую улицу. Будемъ рамы зимнія выставлять, такъ чтобы всѣ окна перемыть, двери, полы, которые ежели не паркетные и все прочее.
Подъ навѣсомъ просіяло. Почти всѣ женщины поднялись со скамеекъ и приблизились къ нему.
— Придти къ семи часамъ утра. Я сейчасъ адресъ дамъ, продолжалъ бакенбардистъ.
— Давай, голубчикъ, давай. Вотъ я могу, да вотъ и она, послышалось со всѣхъ сторонъ и нѣсколько рукъ протянулось къ нему.
Всѣ протискивались, стараясь быть впереди. Подскочила къ бакенбардисту и Акулина.
— Насъ возьмите, баринъ, насъ! кричала она. — Мы вотъ двѣ изъ одного мѣста. Арина! Иди сюда! Чего ты, дура, тамъ сзади-то торчишь!
— Постой! Постой! Не напирай! Чего вы лѣзете-то! крикнулъ бакенбардистъ. — Цѣна?
— Да вѣдь ужъ положеніе извѣстное: шесть гривенъ, раздалось гдѣ-то.
— Вретъ, вретъ она. Положеніе — полтина. Чего ты запрашиваешь-то!
— Я считаю, что и полтину-то дорого.
— Какъ дорого? На стирку по полтинѣ-то въ поденщину ходимъ, такъ тамъ кофеемъ поятъ и харчи даютъ.
— У насъ и работы-то всего часовъ до трехъ-четырехъ дня. Ну, ладно, и мы чаемъ попоимъ. А только сорокъ копѣекъ. Намъ двухъ женщинъ требуется.
— Хоть шесть штукъ, а только меньше полтины нельзя, слышалось со всѣхъ сторонъ.
— Бери насъ, баринъ, бери… Мы вотъ двое и за сорокъ копѣекъ пойдемъ, тронула Акулина бакенбардиста за рукавъ и указала на себя и Арину.
Бакенбардистъ посмотрѣлъ на нихъ и сказалъ:
— Ну, ладно. Приходите. Гороховая улица, № 117. Къ господину Крылину. Да вотъ я сейчасъ запишу. Только приходите къ семи часамъ утра.
Бакенбардистъ вынулъ изъ кармана клочекъ оберточной бумаги и карандашъ и сталъ писать адресъ.
На Акулину и Арину со всѣхъ сторонъ сыпались ругательства, зачѣмъ онѣ цѣну сбили. Женщины не жалѣли ни горла, ни отборныхъ словъ.
XVIII
Вотъ плакались, что нѣтъ найма, анъ оказывается, что и съ заработкомъ, — привѣтливо сказала Акулинѣ съ Ариной женщина съ головой окутанной платкомъ. — Это только моя такая доля несчастная, что я изъ-за моихъ проклятыхъ ногъ ни на поломойство, ни на стирку идти не могу. Какъ наклонишься къ полу — ломятъ, да и что ты хочешь! Не наймусь завтра или послѣ завтра въ прислуги, такъ въ больницу лечь, что-ли, на праздникъ? Да не возьмутъ и въ больницу съ моей болѣзнью. Скажутъ: какая ты больная, коли ходить можешь! разсуждала она и прибавила:- Ну, что-жъ, милушки боровичскія, пойдемте къ намъ въ углы ночевать, прожертвуйте по пятачку-то, вѣдь ужъ завтра по два двугривенныхъ заработаете.
— Можно, можно теперь по пятачку за ночлегъ прожертвовать, Пойдемъ къ вамъ, коли у васъ такъ хорошо. Веди насъ, радостно отвѣчала Акулина. — Сейчасъ пойдемъ или еще здѣсь сидѣть будешь?
— Да сиди или не сиди — все равно ничего вечеромъ не высидишь. Вонъ ужъ темнѣетъ. Кто-же, на ночь глядя, будетъ прислугу нанимать, — сказала баба съ головой, окутанной платокъ, и кряхтя, стала вставать со скамейки. — Охъ, ноженьки мои, ноженьки! Совсѣмъ вы меня обезручили! — вздохнула она…
Вставъ на ноги, она покачнулась. Видно было что ноги ее дѣйствительно мучили.
— Еще разойдусь — ничего, — прибавила она. — А вотъ встать, да на первыхъ порахъ идти, такъ просто наказаніе! Пойдемте, милыя.
Акулина, Арина и женщина съ головой окутанной байковымъ платкомъ отправились на ночлегъ. По дорогѣ Акулина и Арина узнали, что женщину съ головой, закутаной въ байковый платокъ, зовутъ Фіоной и сами сказали ей свои имена.
— Ежели ужъ чайкомъ насъ попоишь на ночлегѣ, то пусть будетъ такъ, что чай твой, а сахаръ нашъ и для тебя. Изъ-за этого я ужъ на двѣ копѣйки сахару-то куплю, сказала Акулина.
Она зашла въ мелочную лавочку и на двѣ копѣйки ей дали четыре кусочка сахару.
— Сложиться развѣ по двѣ копѣйки да ситничку фунтикъ купить? предложила Фіона. — Вы на завтра съ заработкомъ, а у меня хоть только пятачекъ на все про все остался, но завтра все равно, какъ ни бейся, а одинъ платокъ или подушку надо будетъ по боку.
— Нѣтъ, нѣтъ. Что ты! Какой тутъ ситникъ! Праздникъ, что-ли, сегодня! Вотъ развѣ чернаго хлѣбца къ завтраму немножко… А то вдругъ эдакія деньги за ситный платить! отказалась Акулина.
Фіона, однако, склонила ихъ купить фунтъ полубѣлаго хлѣба за три копѣйки. Онѣ купили и уже отправились на ночлегъ.
Идти было не близко. Квартира, гдѣ жила Фіона, была близь Калинкина моста, въ одномъ изъ переулковъ и помѣщалась на дворѣ въ полуразвалившемся деревянномъ домишкѣ.
Когда женщины вошли, ихъ встрѣтила хозяйка — здоровая, полная женщина въ линючемъ ситцевомъ платьѣ, съ засученными по локоть рукавами. Она стояла около закоптѣлой русской печки и жарила на щепкахъ, на таганѣ, поставленномъ на шесткѣ, картофель.
— А я, Марья Тимофѣвна, къ тебѣ ночлежницъ привела, начала Фіона. — Пусти ихъ переночевать. Женщины хорошія, смирныя. По пятачку съ нихъ взять тебѣ не мѣшаетъ.
