Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 2, 1926-27 годы)
3 ноября - о выбытии из д. 2, кв. 307 по Фонтанке.
3 ноября - о въезде в д. 5 по ул. Халтурина.
14 апреля АА уехала в Москву (АА).
17 апреля. Дата прописки в Москве (д. 14/24, кв. 18 по Петро... (?) ру.
20 ноября (стиль новый) статья Святополк-Мирского в "Times literary supplement".
Июль. АА была с О. А. Судейкиной (были и другие) на "поплавке". Ели раков и мороженое. О. А. Судейкина раков не ела. После этого ночью в половине пятого О. А. Судейкина разбудила АА и просила ее: "Позови доктора", - у О. А. сильнейший приступ болей. АА стала объяснять, что сейчас, в половине пятого, никакой доктор не придет: "Подожди хоть до шести часов!" О. А., тем не менее, просила, и упрекала АА возгласами: "Жестокая Аничка!". А в шесть часов АА пошла за доктором. Но ей даже дверей не открывали. Тогда АА пошла к А. Е. Пуниной. Та собралась, собрала все необходимые инструменты и препараты и пошла.
А после этого О. А. Судейкина пролежала шесть недель - у нее было воспаление брюшины. АА непрерывно ухаживала за нею. Тогда же появилась на сцене и нынешняя прислуга АА, Маня, потому что нельзя было обходиться без прислуги.
Потом О. А. встала... переставила вещи по-своему, стала убирать комнату по-своему. Почувствовала себя плохо. Легла. Оказалось - 40+-, начался рецидив из-за того, что она рано встала.
Октябрь. АА переехала в Мраморный дворец.
1918.
10 июня. "Моему дорогому другу Н. Гумилеву с любовью Анна Ахматова. 10 июня 1918. Петербург", - надпись на "Белой стае". Издательство "Гиперборей", 1917.
1 или 2 августа АА уехала с Шилейко в Москву. Вернулась из Москвы...
Лето. А. И. Гумилева приезжала в Петербург. Была у АА. Рассказывала о том, как Николай Степанович водил ее к своей невесте, Энгельгардт. Тогда Анна Ивановна еще не была настроена против Энгельгардт, но говорила АА: "Самая обыкновенная барышня... Я не знаю, почему Коля должен на ней жениться!".
На Троицу АА с Николаем Степановичем ездила в Бежецк. Помнит, как однажды они ходили по Бежецку - зеленые холмы, церковь, река... Николай Степанович говорил, был долгий разговор - Николай Степанович впадал в пророческий тон и говорил о том, что он будет жить в сердцах людей не только как поэт, а как-то иначе... Это поразило АА: ни до, ни после Николай Степанович никогда этой мысли не высказывал ей. АА, рассказывая, добавила: "так я все это - с церковью, с зелеными холмами, с рекою - и запомнила...".
Лето. АА бывала у Николая Степановича на Ивановской. Раз он просил ее надписать ему книги... АА тогда, кажется, "Четки" надписала... ("А "Белую стаю" как будто в Бежецке, но не наверное".)
1918, весна. Приезд Николая Степановича из-за границы был полной неожиданностью для АА: тогда никто не приезжал. АА говорит, что даже Анна Ивановна не ждала, что Николай Степанович приедет: "Уж мать-то всегда ждет, а здесь и она не ждала...".
1 или 2 августа. АА уехала с В.К. Шилейко в Москву.
20.03.1926
Пунин, говоря о предполагаемой на завтра поездке его с АА в Царское Село, спрашивает АА, не позвонить ли Рыбакову, чтобы он в Царском Селе встретился с ними? АА подумала и ответила: "Не надо". Пунин согласился: "Мы, впрочем, и так рискуем его встретить на вокзале".
Я спросил АА, читала ли она книжку Вагинова? Ответила, что не читала, и спросила мое мнение о ней. Я сказал, что, по моему мнению, стихи несамостоятельны, есть чужие влияния - Мандельштама, В. Иванова, Ходасевича; но - культурны, и мне нравятся. Сказала: "Теперь буду читать, когда вы сказали". Я прибавил: "Мандельштам, мне говорили, в восторге от этой книжки, говорит, что Вагинов чуть ли не второй Тютчев, но я боюсь, что Мандельштам перегнул палку в другую сторону". АА ответила, что Мандельштам говорил с ней как-то - еще до выхода книжки - о Вагинове и что из его слов не было видно, чтоб он Вагинова ставил очень высоко. АА передала фразу Мандельштама: "Сколько случаев было, когда приходилось разочаровываться в молодом поэте, что я боюсь теперь высказываться о ком-нибудь положительно...".
АА рассказала, что к В. К. Шилейко два раза приходил, рассчитывая застать ее, некий неизвестный ей Фиников - собиратель автографов. Не удовлетворившись ответом Шилейко, что АА нет дома, он сказал ему: "Возьмите у нее что-нибудь там и дайте мне". Шилейко, конечно, не дал. Но Фиников заявил ему, что придет завтра (21-го) снова.
АА смеется, что Шилейко просил, чтоб она завтра весь день сидела дома и ждала Финикова, потому что он, Шилейко, уже больше не может вынести его и скажет ему какую-нибудь грубость, если тот попадется ему на глаза.
АА возмущалась этой манерой людей собирать автографы и их бесстыдством: они просят автографы с таким видом, словно им обязаны давать их. Да и какое моральное право у них обращаться к совершенно чужим, незнакомым лицам с такими просьбами?
Пунин говорил о том, как хорошо он с АА проработал Давида, - сегодня у него был кто-то из Эрмитажа, человек, который, казалось бы, должен знать о Давиде очень много, и, однако, Пунин далеко превзошел его своими познаниями в этой области и дал ему много указаний о Давиде.
Пунин при мне выражал свое неудовольствие по поводу того, что В. К. Шилейко не уезжает, потому что его присутствие здесь препятствует АА регулярно работать по Сезанну и пр.
Очень приветлива и ласкова со мною. Вышла в переднюю провожать... Спросила неожиданно: "Как ваш альманах?". Я ответил: "Альманах паршивенький будет, но, кажется, все-таки издать его удастся. Я вот опять решил сборник моих стихов издавать...". АА прервала меня: "А я сегодня во сне видела, что вы свою книжку издали...".
АА показывала мне томик писем Блока и кое-что из примечаний к ним, годное для моей работы, отметила.
22.03.1926
АА в Москве у Кардовских много говорила о Гумилеве. Дочь Кардовской (тогда девочка; теперь - сама имеет девочку или мальчика) вспомнила, что она в 1914 году фотографировала АА. Вместе вспоминали, как Николай Степанович и АА были у Кардовских в 1914 году и встретились у них с Комаровским. Был у них тогда также Сомов - и другие.
Утром мороз 10 . АА очень замечает это, да и как не заметить, если погода всегда отражается на состоянии ее здоровья.
АА сказала, что Чулков, провожая ее в Москве, был с цыганкой. Что это, однако, не цыганка, а актриса, в которой только, кажется, есть цыганская кровь. Она бывает у Чулковых в доме, и роман с нею Чулкова почти официален.
Пришел к АА в Шереметевский дом в пять часов и пробыл у нее до десяти. Она лежала в постели больная, увязав голову теплым платком. Дома никого не было, было тихо, и мы очень много говорили о работе.
АА совершенно не имеет времени для работы по Гумилеву, потому что все ее время уходит на перевод Сезанна. Много ей приходится работать и для Пунина - переводить ему статьи по искусству с французского; часто подготовляет ему доклады для Института истории искусств. А время у нее все разбито из-за того, что она не имеет своего жилища и живет между Шереметевским домом и Мраморным дворцом. И ей приходится работать по Гумилеву в виде исключения - например, во время болезни.
Так, она слегла в постель (простудилась) и вчера ночью, воспользовавшись бессонницей, составила план своей работы по Гумилеву. Сегодня она подробно рассказала мне этот план: заметки о нем она сделала на листе бумаги и, рассказывая, заглядывала в эти заметки.
Обсуждали вместе план: АА советовалась со мной и просила сделать добавления.
1915-1916.
Зима. Встречи с Г. И. Чулковым, который живет в Царском Селе на Малой улице - в расстоянии одного квартала от дома Гумилевых.
22.03.1926
Я заговорил о ее переписке с Николаем Степановичем. Письма Николая Степановича АА вернула ему по его просьбе, выйдя за него замуж. Я жалел об этом, но АА возразила, что просьба Николая Степановича вполне понятна, что ему тяжело было: "Ведь человек же он, а не только литератор!" - воскликнула.
Очень давно еще Пунин просил А. Е. Пунину сделать нужный ему для Института Истории Искусств доклад об Ingres (просил сначала АА, но АА не любит Ingres'a, и поэтому он передал работу А. Е. Пуниной). Та очень занята и до сих пор ничего не сделала.
Пунин, узнав вчера вечером, что сегодня ему нужно этот доклад читать и что А. Е. Пунина ничего не сделала, стал просить АА приготовить доклад к сегодняшнему дню.
Всю ночь сегодня бессонная АА работала, прочла книгу об Ingres в 120 страниц, и к семи часам утра все было сделано.
Около десяти часов вечера пришел Пунин, и я вскоре пошел домой.
23.03.1926
АА рассказала мне, что говорила (вчера? сегодня утром?) с Мандельштамом по телефону и между прочим - о книжке Вагинова (спросила его мнения, потому что сама она еще не прочла книжку).
"Оська задыхается!" Сравнил стихи Вагинова с итальянской оперой, назвал Вагинова гипнотизером. Восхищался безмерно. Заявил, что напишет статью о Вагинове, в которой будут фигурировать и гипнотические способности Вагинова, и итальянская опера, и еще тысяча других хороших вещей.
АА объясняет мне, что "Оська" всегда очаровывался - когда-то он очаровывался даже Липскеровым, потом были еще два каких-то "гениальных поэта" - и что она нисколько не удивлена таким мнением Мандельштама о стихах Вагинова, тем более понятно восхищение Мандельштама, что Вагинов - его ученик.
