Леонид Андреев - Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910
Входит Тенор. В руках изломанная коробка с папиросами. Роняет ее, папиросы рассыпаются.
Тенор. Дюшес, 25 штук. Уронил! (Подбирает вместе с Блохиным.)
Онуфрий. Выпей-ка, Тенор! Раскрой ротик.
Тенор. Что это, водка?
Онуфрий. Да ты выпей, там увидишь.
Тенор (пьет). Гадость! Ты зачем мне нашатырю даешь? Хочешь, чтобы я отрезвился? Как же ты это можешь, если у меня душа пьяна? Фу, гадость. Дай спичку.
Онуфрий. Да!.. Так что ты рассказывал, старик? Про жену, что голос у нее был хороший? Сибирские песни она пела, — это интересно!
Козлов. Я никогда не слыхал сибирских песен, а должны быть хороши.
Тенор. Старик забыл жену.
Блохин. Расскажи, старик!
Онуфрий. Я слыхал, что на каторге хорошие песни поют… Вот твой чай, Тенор. Да я и думаю… Вообще, сколько ты свету перевидал, дядя! Отчего ты нот не привез? Твоя жена ноты записывать умела?
Ст. студент. Нет. И я просил бы… сейчас… и в таком тоне… про жену не говорить.
Онуфрий. Ну, ну, пустяки! А мне показалось, ты что-то говорил… Ты лимончик, Саша, подави, освежает. Вот лимон.
Тенор. Вижу.
В переднюю кто-то тихо входит.
Ст. студент (руки его дрожат). Кажется… кажется, пришли. Я сейчас.
Идет в переднюю. Тихие голоса. Входит Дина Штерн, одетая в блузочку, причесана просто, по-домашнему — видимо, она торопилась. Бледная, но держится совершенно спокойно. Здоровается. Тенор трезвеет.
Дина. А, и вы здесь, Александр Александрович! Здравствуйте. Как у вас накурено, господа! Вы бы форточку открыли.
Козлов. Старик нездоров.
Дина (с участием). Что это? Простудились? Вы, вероятно, очень неосторожны, Петр Кузьмич, так нельзя. Да у вас, кажется, жар — дайте-ка руку! Ну, так и есть. Небольшой жарок, но есть! И руки дрожат.
Ст. студент (обеими руками пожимает руку Дины Штерн). Я не знаю, как благодарить вас, Дина, за вашу доброту. Каждый раз, как вы приходите, вы вносите свет в мою одинокую келью. Но что я говорю, одинокую! У кого есть такие товарищи, как Онуфрий…
Блохин. Блохин…
Козлов. Козлов…
Ст. студент (смеется). Вот видите, какой веселый народ! С ними нельзя соскучиться и почувствовать себя одиноким. Вы знаете: они мне рака принесли и торжественно положили на стол.
Дина (она смотрела на Тенора, удивленно). Какого рака?
Блохин краснеет, Козлов свирепо смотрит на него и Онуфрия. Тенор мрачно трезвеет, как будто не слушает разговора.
Блохин. Он врет! Никакого рака мы не прин… носили.
Ст. студент (весело). Ретируешься, Блоха? А это что? Смотрите, Дина, какой огромный рак! Я его хочу высушить…
Онуфрий. О Господи, вот влюбился! Я тебе сотню их принесу, только оставь ты этого в покое. Давай назад!
Ст. студент (смеется). Нет, нет, Онуша, теперь он мой! Я хочу, Дина, высушить его и поставить на стол! Это будет как бы сим… символ… (Замечает наконец, что Дина все время глядит на Тенора, и затихает.)
Дина. Отчего вы так давно не были у нас, Александр Александрович? Мама спрашивала о вас, она так вас любит.
Тенор (проясняясь). Да? (Мрачно.) Я боялся не застать… ее дома.
Дина. Нет. Она все время была дома. Господа, вы куда же собираетесь?
Козлов. К Костику-председателю идем. Он нас ждет.
Дина. Посидите. Я очень рада вас видеть… вы же помните, что собрание у меня? Вы придете, Петр Кузьмич?
Ст. студент. Да, я приду. (Умоляет.) Посиди, Онуша!
Онуфрий. Нет, дядя, довольно, сыт. Ты того и гляди еще мою Блоху засушишь и на стол поставишь… как символ. Эх ты, сам ты символ!
Ст. студент. Посиди, Козлик, я прошу тебя.
Онуфрий. Прощайте, Дина. Эй, ты, могила Гамлета, прощай! Хрипишь?
Тенор. Хриплю.
Дина. Уже уходите? Побыли бы еще… До свидания, Козлов. Не забудьте же собрания: Онучина говорила мне, что Стамескин готовит решительное выступление против… некоторых членов землячества… Онуфрий Николаевич, и вы приходите!
Тенор (вставая). Погодите меня! И я с вами пойду.
Онуфрий. Нам не по дороге, сиди. Это моя фуражка, Блоха.
Дина (тревожно). Посидите, Александр Александрович, нас Петр Кузьмич угостит чаем. Вы дадите нам чаю, Петр Кузьмич? (Тихо.) Пожалуйста, удержите его.
Ст. студент. Хорошо. Нет, нет, Александр Александрович, я тебя не пущу. Куда еще идти, что за вздор! (Умоляет тихо.) Онуфрий, ну, голубчик, посиди с нами! Я не могу! Ты же видишь…
Онуфрий. И видеть не желаю! Прощай! Идем, ребятки.
Старый студент, продолжая упрашивать, уходит за студентами в переднюю. Одеваются, чей-то сдержанный смех. Выходят и в коридоре громко запевают:
«Цезарь, сын отваги, и Помпей герой… и Помпей герой.
Продавали шпа-а-ги…»
В комнате недолгое молчание.
Дина. Поедемте ко мне, Александр Александрович.
Тенор. Нет. Я пьян.
Дина. Поедемте! Я вас прошу!
Тенор. Нет, мне не надо вашего сострадания! Оделяйте им других, кому оно нужно! А я… поеду пить! Ха-ха-ха! Хриплю. — Ну, что вы смотрите на меня? Презираете, да? Трус!.. Карьерист! Ха-ха-ха! Поезжайте к вашим землякам, а меня прошу не…
Дина. Саша!
Ст. студент (в дверях). Дина, на одну минуту… Позвольте мне удалиться, я не совсем здоров.
Дина. Нет, нет. Я вас не пущу! Я его боюсь, разве вы не видите, какой он! Вы можете на него повлиять, он вас так уважает.
Ст. студент. Я лишний здесь. Но меня удивляет, Дина, как после того, что случилось, вы решаетесь…
Тенор. Водки, старик!
Дина (в отчаянии). Вы слышите? Я умоляю вас остаться. Если вы хоть немного любите меня… потом я вам объясню… Сейчас, Александр Александрович, сейчас!
Ст. студент. Хорошо-с! — Водки нет, Александр Александрович, все заперто.
Дина. Зачем вы хотите пить? Голубчик, не надо, я умоляю вас. На вас лица нет, вы, вероятно, всю ночь не спали. И что вы делаете с голосом? Вы хрипите. Я не могу этого слышать! (Закрывает лицо руками.)
Ст. студент. Дина, успокойтесь, это пройдет. Эх, Александр Александрович!!
Тенор. Я глотал снег.
Дина. Неужели это месть? Я не ожидала от вас, Александр Александрович, что вы так будете мстить мне. За что?
Тенор (хватаясь за голову). А какой был голос! Иногда я пел один, и не было никого, и только за дверью кто-то плакал. Я пел один. Ах, Дина, если бы ты слышала меня, ты поняла бы, что значит человеческий голос, когда он молится и плачет! Зачем я не пел при тебе! Ах, Дина, струн души моей ты еще не коснулась… и как дикарь бьешь кулаками по крышке рояля. Как дикарь!
Дина. Это неправда, голубчик. Вы же сами знаете, что это неправда. Это пустяки!
Ст. студент. Ты? Как вы позволяете это, Дина! Это грубо, Александр Александрович!!
Тенор. Послушай меня, старик! У меня есть учитель, грубый, злой, деспот, и он бранит меня как извозчик: дурак… дубина… идиот! И я должен молчать.
Дина (краснея). Вы не должны позволять!
Тенор. И я должен молчать, потому что никто не знает музыку, как он. И он запрещает мне петь — иначе выгоню! А недавно сам велел: спой. И я пел, а он… он, старик, заплакал. И говорит: дурак, ты меня растрогал! Понимаешь? Ха-ха-ха! Хриплю.
Дина (почти плача). Вы не смеете! Голос вернется, это только маленькая простуда… Ах, да скажите же ему, Петр Кузьмич!
Ст. студент. Я решительно не могу! Избавьте же меня, Дина, от этого… от этого унизительного положения!
Тенор. Нет, не вернется!
Дина. Ты не смеешь так думать!
Ст. студент. Дина… Как вы говорите. Я… ухожу!
Дина. Нет, нет! Он сейчас успокоится, помогите мне.
Тенор. Нет, не вернется голос, я не хочу. Зачем? Мне не нужно голоса. Я буду хрипеть, но хрипеть честно, как Козлов. Ха-ха-ха! Я хочу, чтобы ты меня уважала! Голос? Смотри — вот!..
Открывает форточку и старается дышать морозным воздухом. Дина и потом Старый Студент оттаскивают его, он сопротивляется.
Дина. Саша, уйди от форточки! Не надо, не надо, ох, Господи! (Тенор что-то мычит.) Я тебя люблю! Милый, но пожалей меня.
