Иван Шмелев - Том 8. Рваный барин
– Тьфу-тьфу… Уж так-то смирен-смирен… – те-ленок! Ай гармошку ему купить? тих-то больно?..
– Ну что ж… купите, Матрена Ивановна, гармошку. Музыка… Она от мыслей отводить будет.
Словом, жили – Господа-Бога благодарили.
Вот раз повез Ванюшка калачи-баранки на торг, а сосед ихний, Карла Иваныч, – в Городище маковыми кренделями торговал, – к воротам вышел и говорит:
– Базар да рынок! А ты чего ж это, Ванюшка, конпанию-то расстраиваешь, маковы кренделя вертеть пустился?..
– А что ж, – говорит Ванюша, – мух ловить? Эка невидаль – кренделя! Я, годи, ужотка и аглицкого печенья напеку, все Городище пряниками засыплю.
Ну, деляга! А как ему с торгу ворочаться – Карла Иваныч опять у ворот стоит.
– Отторговались! – кричит. – Пивка бы, что ли, когда завернул распить, в шашки поиграть… Больно парень ты антиресный. Одному-то, чать, скушно?..
– Скушно не скушно, а что ж… мо-жно. В праздник ужо приду.
Порадовалась Матрена Ивановна – уважение-то какое ее Ванюшке! Карла-то Иванович очень солидный был, при капиталах.
– Сходи, Ванюшка. Может, и какое развитие получишь. Носом-то уж не шмыгай, нехорошо…
Ладно. Вот, в праздник, после обедни, чайку попил, пирожка поел – и в гости. Сапоги новые надел, со скрипом.
Угостил Карла Иванович Ванюшку пивком-кофейком, в шашки поиграли, – и говорит:
– Уж и голова ты, парень, – не нагляжусь! С зари до зари ломишь. Много, чать, жалованья получаешь?..
– Ничего не получаю. Кладет мать в сундук – в укладку, помрет – все мне пойдет.
– Так-то оно так… – Карла-то Иваныч ему, – да всякое бывает. Женский пол… Может, куда и на сторону кидает… В книжках-то какие романы про баб бывают!..
А пивка своим чередом подливает.
– Такого не должно быть… – говорит Ванюшка. – Она греха не любит.
– Грех-то в орех, а… может, она в кого и пхает?..
– Да в кого ей пхать-то?..
– Был слушок… Допрежде, будто, с Подгородищевым барином у ней было… А тебе и лаковы сапоги не купит! Другие вон на вильсипедах катаются, а который трудящий… Вот ты ее вильсипедом и пощупай, – скажется!
И растревожил. Пришел Ванюшка домой – не смотрит. Матрена Ивановна его пытает, как погулял, а он завалился на койку – ни слова.
– Да ай тебя там обидели? ты скажи…
– И скажу! – говорит Ванюшка. – С зари до зари ломаю, а мне и лаковых сапог нет?! В кого тебе деньги садить окромя меня?..
Так Матрена Ивановна и обомлела.
– Ай ты сдурел! – кричит. – Для тебя, глупого, и коплю. Помру – все оставлю.
– Зна-ем мы эти песни! Желаю лаковы сапоги – и все! И на вильсипеде гулять мне чтобы…
Ахнула, как про вильсипед услыхала:
– Голову-то сломить?!.. Да ни в жись! Сапоги я тебе куплю, ладно, а на вилисипеды у меня денег нету!..
– Не-ту?! Ладно.
Пришло время тесто месить, баранки вертеть, а Ванюшка лежит – в потолок уперся.
– Чего ж ты это бока-то належиваешь? – Матрена Ивановна-то ему… – Время тесто мять, калачи-баранки вертеть…
А Ванюшка – не желаю, можете вертеть сами! Она – и так, и сяк, – нет! Сама принялась вертеть-мять, хоть и трудно: женщина-то уж немолодая. Пошла к батюшке посоветоваться, что делать?
– И-и-ни-ни… и не покупайте! – батюшка-то ей. – Чего надумал, вилисипед! И себе голову ссодит, да еще и кого подшибет, – с судами не развяжешься. Лучше уж гармонью ему купите. Музыка… она сердце умягчает. А вилисипед… ни под каким видом!..
Воротилась Матрена Ивановна с торгу и плачется:
– И из головы выкинь… Гармонью тебе куплю, и лаковы сапоги можно, а этот… и не думай!.. Нонче и выручки-то всего ничего. Тесно-то как с горохом, покупатели обижаются.
– Ну, ладно. Хочь гармонью…
Опять за работу встал. А Карла Иваныч, понятно, свое ведет. Встрелся и говорит:
– А вильсипеда-то не купила! Ну, я тебе удовольствие окажу. Приходи, по саду на вильсипеде покатаешься, Мар-кушка-племянник ко мне приехал, – ума палата!
И зачал Ванюшка к ему ходить – пивком баловаться, с племянником разговаривать, на вильсипеде кататься. А домой пришел – волк волком. На мать зыкает – то не так, другое не так, положь ему жалованье настоящее да вильсипед чтобы беспременно…
Билась-билась Матрена Ивановна – бунтует. И торговлишка падает, и в дому непорядок, – голову потеряла. Пошла к отцу Семену.
– Ни под каким видом не уступайте! И от дела отобьется-завертится, и… Вон у господ Еремушкиных… купили так то вилисипед, а сынок-то все науки забросил, на вильсипиде крутится… а потом и за водочку принялся, и… – на ухо пошептал, – с го-рничной спутался, та-кой скандал!.. Купите уж лучше ему… часы серебреные. Время… оно к порядку приучает. Или книгу какую, душеполезную… хоть про Робинзона… Все дух-то ему поддержит. Завлекательная история, про пупугая…
Вот Матрена Ивановна и говорит Ванюшке:
– Куплю я тебе, глупому, часы серебреные., хочешь? И этого еще… вот на записочке батюшка написал, Карбинзона. Антиресно очень, про пупугая… и я бы послушала…
Поломался-поломался – три дни на базар не выезжал, теста не вертел.
– Ладно, – говорит, – покупай часы. И про этого, про пупугая… хочу дознать, чего там антиресного. Все-то вы, – говорит, – на свое вертите, вот погляжу…
Ну, ему Матрена Ивановна и часы серебряные, и про Робинзона, про пупугая, купила. Часы навесил, в зеркальце пригляделся – ладно. Стал про пупугая читать…
– Все это, – говорит, – пустяки, глаза мне отводите, чтобы на вас работал. Я, – говорит, – энти штуки знаю! Я, – говорит, – вам не Робинзон! Вы мне, – говорит, – мозги-то не мутите!
Во, стал как достигать! Однако обошелся. Папироску в зубы.
– Заваривай, – говорит, – тесто! Черт с тобой. Матрена Ивановна и глазам не верит – за табак принялся! А тот – ногу за ногу – поплевывает-дымит.
– Да ты Бога-то у меня закурил! – кричит ему.
– Какого-такого еще Бо-га! – Ванюшка-то. – Сказки-то энти знаем! Нет никакого Бога, а… все через обезьяну!
Ну, тут уж Матрена Ивановна заробела. Оробела-пополовела, да как схватит скалку да Ванюшку по голове:
– Уймись, дурак! Бог убьет!.. А тот только ухмыляется:
– А ну-ка, – говорит, – погляну! Пущай попробует, себя докажет!..
Во, какой сукин сын, – обнаглел и обнаглел!
– Мы, – кричит, – теперь уче-ные!.. Все природы-законы знаем! А вот извольте доказать, сколько у тебе моего поту-крови в укладке схоронено? Кому чего на сторону идет?..
– Да ты сбесился, а?!. – мать-то ему, – женщина, понятно, леригиозная… и о-бида! – Да как ты смеешь меня позорить?!
А ему все смешки.
– Все дознаем, какие у кого полюбовники были, да как из законного сына для господских щенят соки выжимать! Думала – Рибинзонами мне замажешь?!..
Стала Матрена Ивановна Ванюшку крестить.
– Свят… свят… свят… сбесился… батюшки, очумел-сбесился! Отыди, сила нечистая…
Да святой водицей его, а он у ней чашку – р-раз!.. Что тут делать?! К отцу Семену. Подумал-поскорбел…
– Не иначе как он вселился! Молитесь… Против сего одно средство – молитва!
А Ванюшка тем делом к своему советчику:
– По-пал в точку с запятой! Напу-жалась!.. Вильсипеда теперь добьюсь!..
А Маркушка-племянник ему про свое доказывает – ума палата! Поговорили-попили – на вильсипед. Пошел Ванюшка по саду крутиться. Крутился-крутился – да ке-эк об дерево… да головой-то на сук! Всю машину поломал, башку рассадил… Ну, однако, поднялся, потер башку…
– Теперь, – говорит, – мне все стало явственно, как на ладошке. Так вот как она, такая-растакая, надо мной измывалась. Мне, – говорит, – про пупугая да сапоги там лаковые, а сама вон что-о!..
А Карла-то Иваныч примочки ему пивной, стало быть – еще жару:
– За вильсипед мне потом отдашь, сто рублей, как капиталы отберешь… а дознал я про ее досконально… прижила она от барина парочку – Мишу да Гришу, в господском пансионе обучаются… И по вильсипеду им купила, и дом будто отписала… А ты для нее кто выходишь? От мужика-мещанина! И каждый месяц по сту целковых им посылает, для ученья, – на почте сказывали. Понятно, тебе не скажут.
А Маркушка про свое гвоздит:
– Я тебе про высшую правду объясню! И дяденька мой прохвост тоже, зна-ю! А я из ума толкую: все трудящие пусть поймут, чтобы совместно! такой закон, природный! У дяденьки вон капиталы, а у меня штаны-брюки дырявые? Это позор для всего человечества!
А Карла Иваныч про свое натачивает:
– Тебя, простоту, жалеючи говорю! Ты ей какие капиталы баранками добываешь, а она думает – часиками откупилась? Нет, ты все свои капиталы требуй!
А у Ванюшке-то в голове уж дым, как на сук-то нарезался! Пришел домой, а Матрена Ивановна под образами поклоны бьет, за него, дурака, слезами обливается. Как на нее зыкнет:
– Подавай мои капиталы!..
Та его крестом-молитвой, а он пуще:
