Алексей Позин - Прямое попадание
На станции Икша они сели в пустую электричку, от Савеловского вокзала на такси проскочили ночную Москву, на Курском еле успели, билет брать не стали, на последнюю электричку до Железнодорожного. Андрей так устал и от впечатлений, и от дороги, что спал и в поезде, а потом и в такси. А в "своей" электричке он просто лег на лавке, подложив под голову брезентовый рюкзачок, с которым еще в войну - вчера была, казалось ему тогда - отец ездил на юг за продуктами... Уже в дороге ему начали сниться бесконечные водяные валы, тяжелые и холодные брызги, летящие в лодку через ветровое стекло, и все время словно наваливались откуда-то огромные и равнодушные буксиры, с приближающимся шумом колотящие по воде громадными колесами по бокам.
А когда они в полной темноте шли от своей станции, разразилась грозаони видели вспышки молний где-то над Москвой, в том направлении были сейчас отец с дядей Юрой, они прибавили шагу, но не успели - ухнул ливень. Ни зонта, ни плаща у них не было, они разулись и с песнями шлепали по середине пустого ночного шоссе сначала мимо его школы, а потом темных спящих домов. Возбужденные, мокрые насквозь, они с веселым шумом вторглись в свой дом, долго колотили в дверь - их никто, понятно, не ждал - своя домработница Надя уехала в деревню в отпуск. Наконец заспанная Марья Николаевна, домработница Крючковых, открыла, и они легли спать.
Какие волны качали Андрея во сне в ту ночь, на какие водяные горы только не взбиралась их утлая, но такая теперь родная лодка, подталкиваемая надсадно трещавшим мотором, и как они все после этого низвергались куда-то в бездонную пучину и летели, летели... Даже во сне дух захватывало. Спал он долго, а утром первая мысль была: хорошо ли зачалена лодка, не утянуло ли ее течением при заполнении водой камеры шлюза.
Но стены вокруг были с удивительно знакомыми обоями - совсем как дома.
Глава 7. Первая победа
Пальцы от снежков онемели, ломит под ногтями, хоть кричи. У пацанов небось так же. Никто вида не подает, пройдет сейчас, мамочка. Сунул руки под мышки, еще больней стало. Как летом: наешься мороженого, во лбу как схватит, будто башка сейчас развалится, зато потом тепло так становится.
- Робя! Э, робя, гляди-ка, Ворона, немецкий автомат достал!
Это Коля Викторов, их мастер-оружейник, такие из доски модели, особенно пистолетов, вырезает со всеми кнопочками и насечками, что не отличить. Точно, у Вороны в руках что-то черное. Господи, как стрельнет сейчас, все и попадаем, как в кино. Даст очередь... Может, к Кольке во двор смыться?
- Ты что? Это духовой. - Малыш, что значит брат Ворона, даже не оглянулся, гаденыш, и молчал. - Ему за автомат знаешь что бы было?
- Откуда он его взял-то?
- Принес вчера откуда-то. Выиграл, наверное... Не зна-аю!
Васька Воронов был постарше их года на три, на четыре. Он давно вел взрослый образ жизни - играл в карты с поселковой шпаной, выпивал, хулиганил, имел приводы в милицию, откуда его вытаскивала мать. Ярко крашенная моложавая женщина, пытавшаяся одеваться модно, то есть в соответствии с рекомендациями журнала "Работница", она работала в поселковом совете и была озабочена, секрет, который невозможно скрыть от посторонних глаз, устройством своей личной жизни - с отцом Васьки она рассталась давно и теперь усиленно вила семейное гнездышко с отцом Малыша.
- Руки вверх! Хенде хох, хенде хох! - Как в кино, когда немцы идут цепью, прижав автоматы к бедру и выставив острый локоть, на них по дорожке быстрым шагом в сером коротком пальто с поднятым воротником шел Васька Воронов с чем-то черным и устрашающим в руках. - Вверх руки, недоноски, руки, все к стенке! Подымай, кому сказал! Ну! Быс-с- стра!..
- Ладно, Вась, покажь пистоль... Дай подержать.
- Это что, Васьк, стартовый, да?..
- Ты что, это не стартовый...
- Васьк, постреляем или в лес пошел?
- Малыш, что с ним в лесу делать? - брату снисходительно. - Фиг вам, а не пострелять! Пульку кто даст, тому дам, мало пулек... Андрюшенька, как у твоего бати ружьецо-то?
Запомнил, гад, как я рассказывал, что у моего отца есть ружье двенадцатого калибра. Нашел, что сравнивать.
- У него охотничье, оно больше... - Настоящий пистолет, гад, достал, мне бы...
- Ладно, больше. Это и не ружье, а пистолет духовой... Как он меня тогда вел, все Москву обещал показать, помнишь? - Посмотрел и отвел глаза.
Помню, как ты, опустив голову, плелся месяц, наверное, назад в "белые дома" показывать нам с отцом, кто украл мои лыжи, - это я хорошо помню, подумал Назаров и посмотрел на Ворону: что хочет, на что намекает?
"Белыми домами" в те годы в Салтыковке называли территорию вдоль шоссе, застроенную одинаковыми двухэтажными бараками. Они сначала служили общежитием мелиоративному техникуму, а когда учебный корпус сгорел, отошли под казармы какой-то технической части, которая после войны была отсюда выведена.
Местные "белые дома" обходили. На воровство там смотрели снисходительно; по праздникам напивались до умопомрачения и поножовщины. Вора здесь всегда оправдывали, пытались свести инцидент к шутке. Обычно в поселке пропадало с чердаков и террас вывешенное на сушку белье, иногда у запоздавшего прохожего снимали часы, забирали "лишние" деньги. У себя, правда, особенно не шумели. Более серьезные дела проводились на стороне. Милиционер в "белых домах" был свой; низкорослый, молчаливый и хитрый, ходил не поднимая глаз и был в курсе всей жизни домов. При официальном визите находил запасы сахара, самогона, "машинку", все тут же уничтожал, и никто ничего, лишь бы с собой не повел. Женщины и мужчины посолидней (в таких шебутных местах всегда оказываются люди случайные основной массе, но пользующиеся уважением, за свою положительность и терпимость) заводили с участковым разговоры, например о переселении. Потому что говорить об этом между собой в "белых домах" не любили. Очень часто такие разговоры кончались мордобоем.
Кто в какой комнате здесь жил, можно было определить, и то не всегда, только по месту ночевки. В коридоре полной грудью не вдохнешь, сизый от керогазов и керосинок воздух забивал нос и легкие - некоторое время новичок стоял с выпученными глазами, растопыренными руками, колеблясь, бежать ему назад, глотнуть свежего воздуха или продираться дальше.
От поселка "белые дома" были отгорожены заборчиком и зарослями боярышника. Вдоль кустов стояли невыносимо смердящие туалеты и громадные саркофаги помоек с воробьями, кошками, а летом еще и мухами вокруг открытых квадратных люков. Дорожки к "общественным местам" шли между картофельных наделов, детских песочниц, качелей. Опытные самогонщики прятали свой продукт в уборных: бутыли закупоривали, обвязывали, опускали в дыру и крепили под помостом.
Воронов с лабиринтом "белых домов" знаком был досконально. Он шел впереди, засунув руки в пальто, втянув шею в поднятый воротник, и периодически цыкал в снег перед собой. Ноги идущих расползались по хребту узенькой снежной тропки. Не колеблясь, Воронов поднялся на широкое крыльцо бревенчатого барака, прошел темными сенями за лестницу, ведущую на второй этаж, пхнул ногой и корпусом одновременно тяжелую дверь, обитую мешковиной, которая была изодрана и свисала лохматыми углами, и они очутились в том самом коридоре, где не продохнуть, не охнуть и не видно перспективы помещения. Воронов не останавливаясь толкнул первую от входа дверь и вошел, за ним Никита Владимирович и Андрей.
- Здрасьте, - полунасмешливо сказал Никита Владимирович и встал около дверей.
От входа комната была отгорожена шкафом, задник которого оклеили теми же обоями, что и стены. На полу в комнате Андрей увидел опилки.
- Ты чего, Ворон? - спросил сиплый и незнакомый голос. - Это кто, кого привел-то?..
Наверное, взрослые есть, объясняться начнут, фу, волынка.
- Вот за лыжами. Их... - неохотно сказал Воронов. Головой кивнул назад и посмотрел на пол.
- Сдурел, что ли? Нету лыж, какие к... лыжи, ты что?!
Небось глаза бегают, чего-нибудь припрятывает. Дал бы он сейчас Ворону по шеяке, ох и дал...
- Да вижу, что нет. Ловко! - буднично сказал Никита Владимирович, и в тишине Андрей долго слышал треск электросчетчика. В углу за шкафом тосковали в ожидании праздника несколько перевернутых стульев под рваным покрывалом. Вижу, опоздали мы немного... А ну-ка, парень, собирайся! Пойдем в милицию. Что смотришь? Это пусть так и лежит, а ты одевайся.
- Дядь, погоди, - проскулил сиплый, - зачем? Не надо...
- Что "дядь"? Что "дядь"? - сказал Никита Владимирович. - Может, ты скажешь, что больше не будешь? Что "погоди"? Чего ждать-то? Ведь если дальше так пойдет, быть вам в казенном доме. Так? Поэтому надо исправлять создавшуюся нездоровую ситуацию. Пошли в милицию. Это их дело. Ждать нечего.
Оба смотрят в пол. Или в окно, или дружка на дружку, посматривают на отца, что-нибудь придумывают. Только они моего отца не знают. Раз он так заговорил, ничего им не будет. Только ничего не надо делать, ни говорить, ни шевелиться даже. И ничего тогда не будет...
