Рустам Ибрагимбеков - Парк
- Уедет Вика или нет.
- Ты хочешь, чтобы она уехала?
- Нет, я хочу, чтобы она осталась.
- Зачем?
- Я женюсь на ней! - сообщает он гордо, как о вступлении в ряды Сопротивления в канун страшной угрозы для Родины. - Ты не любишь ее, продолжает он. - Ты сам сказал. И рано или поздно все равно бросишь. А она заслуживает другого отношения.'
- Когда ты это понял?
- Неважно. Ты же не женишься на ней никогда? Со мной ей будет лучше. Согласись...
Можно подумать, что он убеждает отдать ему что-то на хранение.
- Да что ты у меня согласия спрашиваешь? Может, у нее спросим?
Тут он чуть-чуть смущается, косит взглядом в сторону, на кусок ржавой трубы. Очень она его заинтересовала.
- Я спросил, - признается после тщательного изучения трубы, - она согласна.
- Что?! Ты говорил с ней?!
Поднимает на меня свои честные глаза и принципиально выдерживает мой взгляд.
- Да. Я сказал, что хочу на ней жениться, и она согласна.
Все это звучит неправдоподобно, как глупый розыгрыш, - и то, что он решил вдруг жениться, и то, что она ответила согласием.
Тем не менее спрашиваю:
- В таком случае при чем тут я? Женитесь, если обо всем договорились.
- Ты же мой товарищ! Это уже смешно.
- Зачем же ты вел с ней эти разговоры, если товарищ?!
- Из-за нее. Со мной ей будет лучше. Ты не можешь это отрицать! Я сделаю для нее все!
- Мне надо с ней поговорить.
- Нет! - решительный взмах руки.
- То есть как это нет?
- Прошу тебя... Не надо ее мучить.
Обойдя его, иду домой.
Но он находит способ остановить меня.
- Она не хочет с тобой говорить! - кричит он вдогонку. И я замедляю шаг.
- Она сказала. - Чувствую, что он говорит правду. - Честное слово. Поэтому я приехал... Она боится.
- Чего боится?
- Тебя... - Он укоризненно насупился. - И я тоже против. Ей сейчас нужно отдохнуть.
- Она дома?
- Нет, - ставит он последнюю точку. - Она у нас. Маме я все объяснил...
В комнате все прибрано. "Граф Монте-Кристо" поставлен на свое место в шкафу рядом с "Тремя мушкетерами". Из-под пепельницы на столе торчит бумажка. Но это не записка, а квитанция комиссионного магазина на 80 рублей, заплаченные за платье. Почему она не выбросила ее, а, аккуратно сложив, оста вила на видном месте?..
Квитанция лежит на том же столе, где двумя месяцами раньше стоял гроб мамы. И горечь, которую я ощущаю, рассматривая ее, такая же острая, как тогда, в день похорон...
Аллеями парка Счастливчик выводит нас к огромному пивному павильону "стекляшке".
Сквозь запотевшие стены, как в аквариуме, просматривается все пространство, заставленное столами и перевернутыми стульями. На одном из столов возвышается кастрюля, рядом на стуле дремлет человек.
Счастливчик стучит пальцем по стеклу. Человек просыпается и, радостно замахав руками, бросается открывать дверь.
- Это мой друг, - предупреждает нас Счастливчик, - никаких денег, обидите человека.
Дверь распахивается. Очень старенький, очень вежливый человек ведет нас к центру зала и, извинившись за то, что придется подождать с полчасика (хаш еще не дошел до кондиции), усаживает за стол.
Заглядываю в кастрюлю. Хаш вполне готов, но, видимо, старик хочет, чтобы мясо полностью отделилось от костей. Рядом с кастрюлей - стопка глубоких тарелок, ложки, завернутые в газету; в полукилограммовой банке, обвязанной марлей, - уксус с натертым чесноком. Все принесено из дома, как, впрочем, и сама кастрюля. Старик похож на охранника: на цепочке, привязанной к пуговице мехового жилета, болтается металлический
свисток.
Подернутая янтарно-желтой пленкой, густая прозрачная жидкость тихо и ровно урчит. Над верхним, кипящим слоем вьется парок, аромат которого оказывает прекрасное противосонное действие. .
- Хорош хаш? - Он не скрывает того, что хаш интересует его только как предлог: надо же с чего-то начать разговор. - Мы с тобой так и не поговорили толком.
- О чем?
Не замечает моего откровенно насмешливого тона. Или делает вид...
- Скажи честно, ты не веришь в мою идею? Или... - он выдерживает многозначительную паузу, - или просто не хочешь мне помочь?
Ну как объяснить хотя бы часть того, что ощущаешь? Даже не пытаюсь этого сделать. Конечно, я не совсем справедлив сейчас, не такой уж он человек, чтобы только из-за своей диссертации стараться. Но то, что в конечном итоге он ее защитит, - это факт. И я говорю ему об этом, чтобы отвязался.
Смотрит на меня с грустной задумчивостью.
- Ты очень изменился.
- А ты нет. Только прошу, не надо объяснять мне, что лучше добывать больше нефти, чем меньше. Я это и без тебя знаю. И то, что общественные интересы надо ставить выше личных, тоже знаю.
- Тогда в чем же дело?
Он жаждет объяснения, он просто требует его. И убежден в своей правоте. В каждом отдельном случае он всегда прав и всегда взывает к самым высоким чувствам.
- Если эксперимент удастся, то по стране в целом можно будет получать дополнительно тысячи тонн нефти...
Какой же, наверное, скотиной выглядит человек, отказывающийся принять посильное участие в столь всенародно важном, по его уверениям, деле!
- ...Теоретически все доказано - такой эффект получается из-за нелинейных характеристик пласта. Но нужно еще практическое подтверждение...
- А для этого необходима небольшая жертва. Годовая премия двух десятков людей. Пустячок, не так ли?
- Я этого не говорил...
- Но имеешь в виду. А почему бы тебе самому не пожертвовать чем-нибудь?
- Если бы от меня что-то зависело, я бы пожертвовал. ~~- Странно, но почему-то всегда получается так, что из-за твоих идей жертвы приносят другие.
- Приведи хоть один пример...
Сам он ничего вспомнить не может; вижу, как силится, наморщив лоб, но ничего, буквально ничего, в чем бы он мог себя упрекнуть, не всплывает из глубины его памяти.
- Если ты имеешь в виду ту историю...
Ага, кое-что мы все же помним. Но как раз об этом-то говорить не хочется. И вообще нет никакого желания что-то ему доказывать; слишком многое пришлось бы ворошить. Да и смысла нет, его уже не переделаешь.
Сейчас последуют новые доводы, один убедительнее другого, укол за уколом, но плоть, в которую должны вонзиться эти иглы, уже утратила былую чувствительность. В конце концов имеет же право человек хоть раз в жизни поступить так, как удобно ему, а не кому-то или даже многим, будь они и правы тысячу раз! Может же он устать настолько, чтобы позволить себе не откликнуться разок на призыв к очередной жертве для общего блага.
Оставив его у кастрюли с кипящим хашем (он терпеть его не может и никогда не ел), иду к ребятам.
Алик спит. Писатель пребывает в горестной задумчивости. Счастливчик и Старик вспоминают о какой-то давней совместной вылазке на кабана. У них, действительно, многолетние дружеские отношения...
Странно, что он ничего не рассказал ребятам. Обычно он не отказывается от возможности привлечь на свою сторону общественное мнение. (Видимо, почувствовал, что на этот раз поддержки не будет).
Вот бы они удивились моему поведению, ушам бы своим не поверили. Ну что же, рано или поздно это должно было произойти. Раз, как выяснилось, каждый живет своей жизнью, то справедливо, чтобы это право распространялось на всех...
Домой попадаю в седьмом часу. Уже совсем светло. Карьер работает вовсю груженные камнем самосвалы идут один за другим; судя по многоголосому вою, работают все три камнерезных машины...
На этот раз Крошка подогнал свой автомобиль прямо к воротам. Стекло уже вставлено, вопрос с премиями утрясен, что же пригнало его в такую рань?
Выскакивает из машины... Вид опять очень встревоженный. Подойдя поближе, спрашиваю, почему не отдыхает перед ночной сменой.
- Это правда?
- Что?
- Говорят, этот... который диссертацию написал, твой друг?
- Ну и что? Отводит глаза.
- И отец у него какая-то шишка.
- Ну?
- Ребята говорят, что могут надавить на тебя... Навалятся со всех сторон и все!..
Входит вслед за мной во двор, но остается у ворот. Разговаривая, боковым зрением следит за машиной. Таинственное нападение на машину окончательно подорвало его доверие к людям: запутавшись в долгах, он столько водил за нос многочисленных родственников и друзей, что уже и сам мало кому верит...
Еле сдерживаю неожиданно возникшее раздражение. Понять причину не могу, но, несомненно, оно связано не только с ним, Крошкой.
- Там эксперимент какой-то? - продолжает он косить на машину.
-Да.
- Глупость какая-нибудь?
- Нет.
Его начинает беспокоить мой тон настолько, что он забывает о машине.
- И что там такое?
- Способ добывать больше нефти при тех же затратах. И без того не очень красивая физиономия его морщится а плаксивой гримасе.
- Что же нам тогда добычу срезают? Наоборот же получается - не больше, а меньше...
Очень хочется спать, глаза просто слипаются, но что-то заставляет продолжить этот в общем-то бессмысленный разговор - я-то знаю, что никакого эксперимента не будет.
