Елена Ткач - Царевна Волхова
— Миша! — окликнула его Тася.
Никакого ответа. Он брел к калитке, не реагируя на её зов.
— Миша, вернись!
Даже малютка Анечка, почувствовав нараставшее напряжение, завертела головкой, глядя то на брата, то на свою няню. Эля вся напружинилась, готовая сорваться, догнать наглеца и сцепиться с ним…
Между тем, он уж достиг калитки, постоял там с минуту и, точно раздумав, вернулся.
— Если вы думаете, что можете мной командовать, — раздельно, зло проорал Мишка, — то…
— А ну, заткнись! — гаркнула Эля, побелев от гнева. — Да, как ты смеешь говорить так с моей мамой?! Ты… — она сжала кулаки и стояла так, готовая броситься на мальчишку.
Некоторое время они молча стояли друг против друга, сверкая глазами и задыхаясь от гнева. Было ясно: взаимная ненависть, возникшая как любовь с первого взгляда, должна привести к столкновению. На сердце у обоих полыхали молнии. И грозы было не миновать!
Тася совершенно опешила. Она впервые видела свою дочь в такой ярости. Впервые услышала от неё грубо-презрительное: «заткнись»! Тася вдруг поняла, что её Эля, всегда такая сдержанная, ласковая и тихая, может быть совершенно иной. Что несчастья, свалившиеся на них, посеяли в её душе настоящую бурю. И что способна натворить эта буря, она, Тася, не знает…
Эту сцену оборвал шум колес, шуршащих по свежему снегу. К воротам подъезжал мощный «Лендровер». Ярко-красный, как свежая кровь. Урчанье мотора стихло, дверца водителя распахнулась, и косо падавший снег тотчас осыпал фигуру спрыгнувшего в сугроб человека. Он был в светло-голубых джинсах и легкой куртке, без шапки. Строен, изящен, невысок. Запрокинул голову, подставляя лицо нежным пушистым цветам зимы, и рассмеялся. Потом тряхнул головой, толкнул калитку и быстрым пружинящим шагом направился к дому.
— С праздником, милые дамы! — он приветливо улыбался, разглядывая женскую группу, застывшую вкруг единственного доселе представителя мужского пола, чей взгляд все ещё метал громы и молнии. (Сенечка возился где-то в доме.) Две женщины были маленькие и одна большая. Он шагнул к ней и повторил.
— С праздником! Давайте знакомиться. Я — Ваня. Вано. Прислан к вам на подмогу. Сейчас будем тут колдовать.
Вано протянул руку, Тася в ответ — свою. Но он не пожал её, а, низко склонившись, поцеловал. Выпрямился. Его блестящие голубые глаза смеялись.
— Очень рада, Вано. Я — Анастасия. Можно коротко — Тася. Вы завтракали? — она с трудом заставила себя переключиться на светский тон сердце било тревогу.
— Не беспокойтесь. Одну минуту, — кивнув ей, он вернулся к машине, открыл багажник и извлек оттуда два необъятных баула. Сумками такие торбы не назовешь…
— Вот, тут все необходимое для колдовства!
— Вы колдун? — очень серьезно вопросил появившийся Сенечка, во все глаза глядевший на нового их знакомца.
— Будем считать, что да! — тот присел на корточки, расстегнул молнию одной из сумок и извлек оттуда букет кремовых роз.
— Это вам, Тася!
— Боже, какая прелесть! — она зарделась от радости, разглядывая букет.
— А это… — Вано покопался в сумке, нахмурился. — Неужели забыл? - все женщины глядели на него с нескрываемым интересом.
Слегка вьющиеся светлые волосы падали ему на лоб, и только прямой нос с характерной горбинкой выдавал в нем южанина. В каждом движении сквозила уверенность, сила и прирожденная грация. Тася отметила про себя, что даже у музыкантов не доводилось ей видеть таких красивых и чутких рук.
— А, нет — здесь! — Вано выдохнул с облегчением и протянул Эле коробочку «Рафаэллы», а Анечке — целую упаковку шоколадных яиц «Киндер сюрприз».
Они заулыбались, Эля смущенно поблагодарила, а Вано повернулся к Мише.
— А вам, молодой человек, по случаю женского праздника расчищать снег перед воротами. А то ни одна машина сюда не пройдет. Надо же, погода какая! — он оглядел небосвод, затянутый глухой сизоватой пеленой. — Не хотят нам сегодня дарить солнышко. Ну ничего, мы это дело поправим. Главное, чтоб солнце в душе светило!
С приездом Вано у всех на душе полегчало. Мишка нехотя побрел исполнять приказание. Ясно было, что он далеко не в первый раз видит Вано. И что тот занимает отнюдь не последнее место в иерархии тех, кто окружает его отца…
Тася помогла Вано разобрать сумищи; в них оказались горы съестного, зелени, выпивки. Этого запаса могло хватить на целый банкет! Вано развил бешеную деятельность — и вот уже через полчаса в жаровне пылали дрова, дым, смешиваясь с летящим снегом, образовывал причудливую завесу, розоватый сок, стекавший с аккуратно нарезанных кусочков мяса, насаженных на шампуры, стекал в таз, а из выставленного на перила веранды магнитофона, разносились бравурные звуки. Штраус! И вальсы, звенящие торжеством, согревали воздух он теплел, наполняя душу предвкушением счастья. Начинался день, суматошный, будоражащий. Поистине весенний день!
Эля что-то мурлыкала, моя овощи и перебирая зелень, — похоже, непогода в её душе сменилась оттепелью. А Тася вначале никак не могла рассеять утреннюю тревогу, которую усугубила стычка между детьми, но потом… минуты летели, подхваченные ликованием вальсов, цветы на столе легонько подрагивали в такт шагам, их полураскрывшиеся бутоны кивали ей и улыбались! И Тася подчинилась ритму вальса, ритму праздника, она откинула груз забот и поверила, попыталась поверить в то, что жизнь не кончена. Что она продолжается!
И когда к воротам, покачиваясь на рессорах, подъехала вереница машин, стол, который накрыли они на веранде, мог порадовать глаз самого пристрастного художника. Красное и черное — эти два цвета составляли центр композиции; четыре глубоких хрустальных сосуда, наподобие чаш, полнились красной и черной икрой. С ними перекликались крупные яркие помидоры, разложенные на овальных блюдах и окруженные огурчиками, свежими и солеными. Они тонули в зелени — эти блюда — и каждое, как солдатики, охраняли вазочки с влажными маслинами и оливками. Семга, копченая лососина, упругие крепенькие креветки, красавец-омар, окруженный служками-раками… Бесчисленные сорта ветчины и копченого мяса, тонкими ломтиками разложенные по тарелкам, сыр всех сортов и оттенков — от молочно-белого до смугло-оранжевого… И это были только закуски! Всей той снеди, что поджидала своего часа в бесчисленных кастрюльках с прозрачными крышками, было просто не перечесть! И все это громоздилось на кухне, возле новой суперсовременной плиты «Бош», которую накануне установили Влад с Олегом.
Ребята модернизировали ветхие Любашины владения и исчезли так же внезапно как появились. Надо сказать, владения эти и впрямь преобразились. Вместо старых, прогнивших и покосившихся, появились новые ворота на мощных чугунных столбах и низкий изящный литой забор с витиеватым узором по краю. В доме — камин, отопление, горячая вода и биотуалет. Ванную, правда, установить не успели, но привезли — салатовую, просторную… Кроме того, возле камина разместилась удобная плетеная мебель — кресла, столы, диванчик и кресло-качалка.
И когда, хлопнув дверцей машины и заливаясь ненатуральным смехом в ответ на шутки одного из гостей, явилась Диана Павловна и быстрым взором окинула дом и сад, довольство отразилось на её загорелом лице. Теперь она могла сменить гнев на милость: за дачу, пускай и съемную, ей теперь не придется краснеть.
И завертелось! Смех, шутки, звяканье посуды, громкая музыка. Кто-то привез кассеты, и Штраус был изгнан — его сменила Мадонна. Тасю и Элю знакомили с гостями и они тут же забывали как кого зовут… Ермилов коротко их поздравил, осведомился, как дети, и ринулся в водоворот приветствий и возгласов, похлопывая гостей по плечу и причмокивая от удовольствия. Хозяйка едва удостоила Тасю беглой улыбкой и оценивающим женским взглядом. А было на что посмотреть — Анастасия сегодня была чудо как хороша! Пережитое придало её лицу какое-то новое, пронзительное выражение, огонь светился в глазах, ещё более потемневших и пристальных. Она похудела и от этого фигурка её, стройная от природы, стала изысканно-утонченной, а врожденная грация сказывалась в каждом движении. И многие с изумленным одобрением вскидывали брови, поглядывая на нее.
Тася не считала сидевших за столом, их было слишком много! И большинство — мужчины, причем кавказской национальности. Только один из них — сдержанный полный горец с презрительно изогнутыми уголками губ, с блестящей лысиной, опушенной полосой поседелых волос, с огнисто-сверкающим бриллиантом, вправленным в перстень-печатку, — только он был со спутницей: смешливой тонконогой девицей лет двадцати.
Тася подумала, что остальные, должно быть, составляли его свиту. Во всяком случае, они обращались к нему с подобострастным почтением, а многие предпочитали и вовсе держаться на расстоянии. Про себя она прозвала его «Доном Корлеоне» и подумала: а таким ли уж безобидным бизнесом занимается её хозяин Сергей? Похоже, он тоже был в подчинении у этого кавказца.
