Семен Резник - Выбранные места из переписки с друзьями (Часть 1)
______________ * При переиздании "Каталога" серии ЖЗЛ в период горбачевской гласности (1987 год) библиографические данные о моих книгах были сохранены, а вот биографическая справка - изъята: автору, покинувшему страну, иметь биографию не дозволялось.
Я говорю: книга Золотусского "должна была обсуждаться", а не "обсуждалась", потому что делового обсуждения не было. Многие из выступавших говорили в адрес автора ни к чему не обязывающие комплементы, а затем пускались в рассуждения о посторонних предметах. Так, один из ораторов долго растолковывал, что следует разуметь под понятием "национальный гений", а другой - с горячностью, достойной лучшего употребления, -- объяснял, что Николай Первый был врагом крепостного права и не покончил с ним только потому, что русский мужик не мог обойтись без отеческой опеки помещика, ибо он (мужик) не дурак выпить, подраться и пустить красного петуха.
Книгу Золотусского наперебой называли "яркой", "талантливой", "новым словом", "открытием", даже - неоднократно! - "подвигом". Николай Васильевич Гоголь не удостаивался при жизни таких похвал. В своем заключительном слове И. Золотусский благодарил всех пришедших на обсуждение и особенно выступивших. Он сказал, что всех их много лет знает, тронут вниманием и т.п. Словом, вместо творческой дискуссии состоялся банкет с пышными тостами в честь виновника торжества. Остается недоумевать, зачем о нем было объявлено как о творческой дискуссии и почему он состоялся в гостиной, а не этажом ниже - в ресторане.
Нечего и говорить о том, что за весь вечер ни разу не прозвучало то критическое отношение к книге И. Золотусского, которое выявилось в ряде выступлений в журнале "Вопросы литературы" (№ 9, 1980), хотя это мнение, конечно, не является мнением только тех, кто выступил на страницах журнала.* Я, в частности, намеревался поддержать и развить некоторые положения, выдвинутые А. Дементьевым, П. Мовчаном и другими.
______________ * Подоплека "дискуссии" в журнале "Вопросы литературы" была такова. Павло Мовчан, талантливый критик, знаток украинской культуры и литературы, предложил журналу статью, в которой показал полную несостоятельность книги Золотусского - в основном на примере украинского периода жизни и творчества Гоголя. Отклонить ее редакция не решилась, но и бросить открытый вызов Золотусскому и тому направлению, которое он представлял, опасалась, зная, что за ним стоят влиятельные силы литературного начальства и агитпропа. Редакция приняла соломоново решение: организовать "круглый стол", то есть рядом со статьей Павло Мовчана поместить хвалебные мнения, и не только о книге Золотусского, но и о ряде других биографий писателей, изданных в серии ЖЗЛ.
Один ли я не получил возможности высказаться, или были и другие "пострадавшие", мне неизвестно, но ясно одно: В.И. Гусев блестяще справился с ролью тамады на банкете, но не с ролью председательствующего на творческой дискуссии. Если бы на вечере отчетливо прозвучала критика в адрес И. Золотусского, то то обстоятельство, что мне не дали высказаться, свелось бы к личному недоразумению между В. Гусевым и мной. Однако, в связи со сказанным выше, я принужден считать мое несостоявшееся выступление принципиально важным и полагаю необходимым довести его содержание до сведения писательской общественности. Думаю, что это будет особенно полезно для И. Золотусского, а, может быть, и для других авторов, пробующих свои силы в биографическом жанре.
Я не могу здесь воспроизвести текст моего подготовленного выступления это заняло бы слишком много места - но кратко, тезисно укажу, что, дополняя положения П. Мовчана, я намеревался аргументировать ту мысль, что Гоголь в книге Золотусского является не предметом пристального исследования, а лишь внешним поводом сказать "то" и "то". П. Мовчан считает (и убедительно показывает), что Золотусский, в сущности, не любит Гоголя и потому "снижает" его образ. С моей точки зрения, гораздо хуже то, что автор книги не любит истину, не ищет ее. Важна не истина, не литература, не личность и творчество Гоголя, а собственная драгоценная "мысль". И потому книга Золотусского - это не документальная биография Гоголя, а, в лучшем случае, миф о Гоголе, выдаваемый за документальную биографию.
В обосновании этого положения я мог бы привести много убедительных доводов, но здесь вынужден остановиться только на интерпретации "Выбранных мест...", как главном пункте спора вокруг книги И. Золотусского в "Вопросах литературы".
Как известно, Белинский считал эту книгу сознательной подлостью со стороны Гоголя. Если современный биограф, в результате тщательного изучения материала, пришел к выводу, что Белинский был несправедлив в столь резкой оценке, то есть что субъективно для Гоголя "Выбранные места..." были такой же честной книгой, как и другие его произведения, он не только имеет право, но и обязан снять с Гоголя клеймо подлеца. Однако убедительной такая переоценка может быть только в том случае, если биограф ответит на неизбежный вопрос: почему честная книга произвела впечатление подлой, так что от Гоголя отвернулись не только сторонники того лагеря, который представлял Белинский, но и противоположного лагеря (Аксаков и другие). И главное, беря под защиту Гоголя, как честного человека, несправедливо обвиненного в подлости, автор биографии не может брать под защиту идейные позиции, выраженные в "Выбранных местах...". * Это невозможно сделать, прежде всего, из уважения к Гоголю, который очень скоро сам признал свою книгу заблуждением. Но И. Золотусский защищает не Гоголя, а его заблуждение! "Диалог" между Гоголем и Белинским он интерпретирует таким образом, будто спорили "две России" и будто спор этот не разрешен до настоящего времени.
______________ * Напомню читателям, что знаменитое письмо Бенинского Гоголю было написано по поводу книги "Выбранные места из переписки с друзьями". Белинский увидел в ней попытку морального оправдания кнута и деспотизма.
Путь, который указывал России Белинский, -- путь борьбы с крепостничеством, невежеством, полицейским произволом, бесправием народа, телесными наказаниями, а для начала за "по возможности строгое выполнение хотя тех законов, которые уже есть", и путь "самовоспитания" в духе покорности и пресмыкательства перед сильными мира сего, что предлагал Гоголь в "Выбранных местах...", ставятся И. Золотусским на одну доску, как две точки зрения, заслуживающие не только равного внимания, но и равного уважения. Вносить такой релятивизм в сознание читателей значит не только искажать историческую правду, но и подрывать основы нравственности.
Появление в серии ЖЗЛ таких книг, в которых историческая правда подменяется мифами (в этом отношении рядом и даже впереди книги И. Золотусского стоят "Гончаров" Ю. Лощица* и Островский М. Лобанова**), не может не вселять тревогу. Однако еще большую тревогу вызывает та искусственная атмосфера, какая создается вокруг этих книг. Нам усиленно твердят: "Эти книги спорные!" Но спорность создана искусственно. Материалы дискуссии в "Вопросах литературы" показывают: все, кто выступал против, выставили веские аргументы; все кто за, не оспорили их, но противопоставили голословное "несогласие". Какая же это "спорность"?
______________ * Лощиц, Ю.М. Гончаров, М., "Молодая гвардия", 1977, 351 стр. ** Лобанов, М. П. Островский. М., "Молодая гвардия", 1979, 382 стр.
Критик Ю. Селезнев (он же заведующий редакцией ЖЗЛ)* активно выступает в печати как защитник "незыблемости" классического наследия. Он мечет громы и молнии в так называемых модернистов, то есть в тех, кто пытается как-то по-своему, нетрадиционно истолковать некоторые страницы великой русской литературы. А вот в дискуссии на страницах "Вопросов литературы" Селезнев вдруг заявил себя сторонником "нового", "современного", "нетрадиционного" прочтения классики. Именно за такое прочтение он превозносит книги Ю. Лощица, М. Лобанова и И. Зотусского, изображая дело так, словно эти авторы стараются по-современному подойти к классике, а отсталые ортодоксы "побивают" их цитатами из Белинского и Добролюбова, словно после них и сказать ничего нельзя.
______________ * После Ю. Н. Короткова, которого изгнали из ЖЗЛ за идеологически "вредную" линию, серию возглавил Сергей Семанов, а после того, как его назначили главным редактором журнала "Человек и закон" (в карьерном отношении это был подскок на несколько ступеней), серию ЖЗЛ возглавил Юрий Селезнев.
Не могу пройти мимо еще вот какого обстоятельства. "Вопросы литературы" вынесли на обсуждение не только "Гоголя", "Гончарова", "Островского", но и другие книги о писателях, вышедшие в серии ЖЗЛ в последние годы, среди них "Герцен" В. Прокофьева* и "Писарев" Ю. Короткова.** В. Жданов *** сказал несколько добрых слов в адрес этих книг, но его никто не поддержал. Никто и не оспорил. О чем спорить, если это бесспорно хорошие книги. В литературном отношении они нисколько не уступают трем "спорным" (на мой взгляд, превосходят их), а в научном отношении тут и сравнивать нечего: книга Ю. Короткова, например, это подлинное открытие Писарева. Писатель-исследователь больше двадцати лет отдал этой работе, почти вся книга основана на новых, найденных самим автором архивных материалах. Подробной биографии Писарева не было - теперь она есть. Капитальное приобретение для критики, литературоведения, истории русской общественной мысли, для биографической литературы. Может быть, книга Ю. Короткова "ортодоксальна"? Нет! Многие из тех ходячих ярлыков, какие были наклеены на Писарева, соскоблены автором. Но сделано это аккуратно, тонко, с любовью к исторической правде как она есть, а не к "мифологии", не к сенсационной "спорности". Но никто не называет этот труд подвигом - книгу почти не замечают.
