Александр Дорофеев - Гнездо времени
- Однако, - сказала Оля, взглянув на Петю.
- Ты, мамочка, сама говорила: надо все увидеть своими глазами, заметил Петя, не отрывая взора от покойницы.
Она меж тем, кружась вокруг столба, медленно, но неуклонно освобождалась от савана. На прочих островах происходило аналогичное действо, которое символизировало, конечно, победу жизни над смертью.
- Ты прав - нам здорово повезло, - возбуждался Петя. - Какой мощный праздник - День мертвых!
- Элементарный стриптиз, - презрительно сказала Оля. - Надо называть вещи своими именами.
- Я не соглашусь с тобой, мамуля, - вкрадчиво ответил Петя. - Это театр! Не Чехов, конечно, но мысль заложена.
- Куда она заложена? - взорвалась Оля. - Между ног, что ли?
Бывшие покойницы тем временем скинули саваны и отплясывали яростный победный танец. Они потрясали всем, что имело право и могло трястись. Они принимали разные, как принято говорить, рискованные позы, откровенно показывая, чего и где у них заложено.
- Знаете, это слишком, - вспыхнула Оля. - Бесовство! Здесь нет эстетики!
- Это спорно! - сказал я.
- Вот именно - порно! - не расслышала Оля.
- Я хотел сказать, что эстетика - вещь относительная. В разные времена у нее разные критерии. И нельзя быть у нее в рабстве.
- Верно, верно! - поддакнул Петя, бегло озираясь по сторонам. Освобождайся-ка, мамочка, от рабства. Гляди, как свободны эти девушки.
- Ладно, Петр, - угрожающе сказала Оля, - с тобой мы еще поговорим о рабстве. А с вами, - и она сверкнула на меня глазами, - я снова перехожу на "вы". Не ожидала от вас такого мужланства.
- Простите, Оля, - сказал я примирительно. - Я и сам не ожидал, что мужланство попрет! Черт его знает, чего оно поперло?!
- Вот видите, - смягчилась Оля. - Вы поймите, я же не какая-нибудь там темная овца. Я не против обнаженной натуры, секса и прочего...
- А что это прочее? - заинтересовался Петя.
- Заткнись, Петр! - отрезала Оля. - Но эти танцы у позорного столба! Это слишком! Вы согласны?
- Ну, в общем..., - неопределенно сказал я, разглядывая беснующихся островитянок. На мой взгляд они были достаточно эстетичны.
- Вы знаете, я бы и сама могла так сплясать, - доверительно сказала Оля. - То есть, конечно, не так разнузданно и дико, а, как бы точнее выразиться, - задушевно, поэтично.
Петя открыл рот.
- Ну, мамуля, ты даешь шороху! Танец маленьких голых лебедей? Это уж точно будет стриптиз и порно.
- Ты скотина! - рявкнула Оля. - Я с тобою завтра же развожусь, Фетюков!
- Завтра не выйдет - мы в самолете будем.
- Ну хоть признай, что ты скотина, - как-то жалобно попросила Оля.
- Признаю, мамочка, - быстро согласился Петя. - Я скотина!
Оля вздохнула и покачала головой. Было видно, что она здорово утомилась в компании мужлана и скотины.
- Вообще-то я вас понимаю: девки хоть куда! Пусть прыгают, пока могут. Не воруют - и то хорошо.
Она грустно глядела куда-то меж крестов и гробов.
- Время наше быстро уходит. И остается только об эстетике рассуждать.
- Ладно тебе, Оль, - сказал Петя ласково. - Ты у меня лучше всех этих стриптизов. Ей-богу!
- Спасибо, Петруня! - расцвела Оля. - Можешь сказать красиво, когда захочешь!
И они нежно обнялись. Да, понял я, стриптиз все-таки сближает. Есть в нем здоровое жизненное начало - гимн чему-то, победа чего-то над чем-то!
- Не хочется уезжать отсюда, - сказала Оля.
- Так в чем дело? Посидим еще, мамочка!
- Я говорю вообще - о Канкуне. Здесь приятно. Время движется и не движется, - нараспев произнесла Оля.
- Очень точно сказано, - заметил я. - Забудьте, ребята, обо всем на свете и свейте тут гнездо. Это, поверьте, ценная мысль!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ШЕСТОЕ СОЛНЦЕ!
Как же быстро ко всему привыкаешь!
Бывало, проведешь неделю в больнице, в инфекционном отделении, и уже чувствуешь себя, несмотря на отдельные тяготы, как дома. Грустно расставаться с заразными больными, с палатой, с санитарками, с обедами, развозимыми на тележках, на которых впоследствии транспортируют безвременно почивших. Думаю, и они в свою очередь так же быстро привыкают к загробной жизни - дней за сорок!
Чего уж говорить о Пете с Олей, о крокодилах и голых собачках - я так свыкся с ними!
Более того - что уж совсем глупо и опасно, - привык писать. Три шариковые ручки отдали концы в процессе моего, с позволения сказать, сочинительства. Записывая телефоны приятелей и прочие отрывочные сведения, они прожили бы намного дольше. Но это судьба!
Хотелось бы, конечно, верить, что их гибель не напрасна... Да, впрочем, о каких пустяках я говорю, когда на горизонте - гибель Пятого солнца! Не будем его укорять. Оно довольно прилично светило более пяти тысяч лет кряду.
Но что же с нами станется? На какое дерево влезать? Куда ни шло, если мы превратимся в птиц! Вот только бы не в павлинов.
Так или иначе, а все мы, грешные, еще вернемся в этот мир, который можно кое-как описать, но понять, простите, немыслимо.
Посидим на берегу изменившего очертания Карибского моря. Погреемся под Шестым солнцем в Гнезде времени, где обитает бессмертный и пернатый змей Кукулькан.
Вива сексто соль!
