Борис Штейн - Донный лед
О стендах, которые выпускает Красноумский завод, Арсланов вычитал в "Комсомолке" и в тот же день рассказал об этом Зудину. Зудин реагировал очень живо, они тут же прикинули, сколько "Магирусов" и "КрАЗов" спасет такой стенд от простоя, и теперь даже трудно с уверенностью сказать, кому первому из них пришла в голову мысль о сепаратной добыче стенда прямиком с завода. Во всяком случае, Арслан Арсланов пришел от этой мысли в полный восторг. Причем его уже занимали не только форсунки дизельных двигателей, сколько само это предприятие, пахнущее приключением и даже, может быть, авантюрой.
Так или иначе, Зудин не без труда добился в тресте разрешение на эту командировку, и Арслан Арсланов, снабженный командировочными документами и письмами от бамовских и бурятских общественных организаций, снабженный, кроме того, командировочными и - на всякий случай - премиальными деньгами, а кроме того, бамовскими сувенирами разного достоинства, отбыл в Красноумск.
Обедалось Арсланову хорошо. Его обслуживала исполненная достоинства, крупных габаритов официантка с родинкой, как у маркизы Помпадур в кинофильме "Фанфан-тюльпан". Арсланов, как ее увидел, так сразу вспомнил эту кинокартину и мадам Помпадур в глубоком декольте; к сожалению, официантка была одета строго и неприступно, но у Арсланова было живое воображение, и он про себя стал называть ее "мадам Помпадур", а вслух - "мадам".
Услышав "мадам", официантка не просто принесла ему коньяк и пиво, а припомнив, чему ее когда-то учили на курсах, зашла Арсланову за спину и, касаясь его затянутым в униформу бюстом, собственноручно налила коньяк в рюмку и пиво в фужер. Причем странное это сочетание ничуть ее не удивило: она определенно решила, что раз такой клиент заказывает, значит, так и надо. Арсланов подарил ей сувенир - изящную брошечку из серебра и меха - и спросил, работает ли она сегодня вечером. Она сказала, что работает.
За обедом Арсланов, однако, размышлял о добыче стенда, и с заключительным глотком пива к нему пришло решение. Выйдя в вестибюль, он купил областную газету и, прочитав адрес, отправился искать редакцию.
Для того чтобы добиться успеха, нужно прежде всего добиться, чтобы тебя выслушали, а в наше напряженное время это не так просто. Если, войдя деликатно в кабинет, вы, как воспитанный человек, станете дожидаться окончания разговора, потом окончания разговора по телефону, потом войдут какие-то энергичные люди, и возникает импровизированное совещание, и вы опять, как воспитанный человек, уважающий чужое время и чужие дела, приметесь ожидать, можно смело сказать, что, когда до вас дойдет наконец очередь, у того, к кому вы пришли, не останется и двух минут для беседы с вами.
Арслан Арсланов ворвался в кабинет редактора, как дуновение свежего ветра.
- Здравствуйте, - празднично говорил он, стремительно направляясь к редакторскому столу и протягивая смуглую руку с перстнем, - Арсланов, заместитель начальника передвижной механизированной колонны. Западный БАМ. И, уже вручив редактору для рукопожатия свою героическую ладонь, как бы спохватившись, широко улыбнулся окружающим: - Извините, товарищи, у меня обстоятельства...
И все охотно извинили, тем более что человек с БАМа, что у него обстоятельства и что он положил на редакторский стол изящный вымпел с эмблемой мехколонны, маленький шедевр бедолаги Лехи с изображением ковша экскаватора и с буквами "БАМ" и "МК-107".
А редактор уже улыбался, уже благодарил за вымпел и уже спрашивал, чем обязан и как там вообще на БАМе.
- Строим, - сообщил Арсланов, обращаясь теперь уже не к редактору, а к аудитории - там человек пять было в кабинете, - строим, и что характерно, товарищи, построим в срок! Но нам нужна некоторая поддержка, ее надо организовать. Если комсомольцы завода в порядке шефства, сверх плана, в порядке, может быть, всесоюзного субботника...
Редактор был человеком мягким, но в то же время твердым. Мягкость его заключалась в готовности выслушать абсолютно каждого, кто имел что ему сообщить, причем не просто выслушать, а выслушать, согласно кивая головой. Твердость же его заключалась в железном правиле абсолютно ничего не предпринимать без своего заместителя и без согласования в инстанциях. Потому что заместитель обладал завидным качеством: он умел за словом распознать дело, что, увы, не всегда свойственно газетным работникам.
Одним словом, редактор был человеком опытным и приятным, у него было полное, вдохновенное лицо художника, умные глаза философа и манеры дипломата.
И он слушал Арсланова с абсолютным вниманием и сочувствием, и, когда Арсланов в запальчивости не мог подыскать подходящее слово, редактор услужливо ему подсказал, потому что у него все-таки имелся профессиональный запас разных слов и готовых словосочетаний. Однако после окончания пламенной речи приезжего товарища редактор ничего ему не ответил, он только сказал "минуточку", тут же набрал, взяв телефон, короткий номер и сказал в трубку: "Зайди ко мне", ободряюще, почти счастливо улыбнулся. И менее чем через минуту в кабинете редактора появился его зам, и редактор сплавил Арсланова заму.
Едва Арсланов взглянул на зама, как сразу понял, что перед ним человек, которому запросто можно предложить пойти выпить пива с омулем, и, надо сказать, не ошибся. Через полчаса они очень демократично сидели в буфете, и Арсланов, разумеется, не давал платить за пиво и собственноручно разделывал извлеченного из целлофана омуля. Замредактора был худ, скуласт и энергичен. Он сразу решил, что дело может получиться стоящим, с хорошим газетным материалом, что завод, вероятно, сможет в порядке исключения отгрузить комплект изделия в адрес существующей где-то неизвестной мехколонны. Он с удовольствием заедал пиво малосольным омулем, причем справедливости ради надо сказать, что пиво с омулем нимало не влияли на его решение. Больше того: если бы дело явно не выгорало, замредактора ел бы омуля с неменьшим аппетитом. И Арслан Арсланов это прекрасно понимал. И все-таки в буфете разговаривалось как-то проще и мысли гуляли вольней. А кроме всего прочего, Арслан Арсланов просто любил угощать и одаривать. Это была его слабость. И может быть, в этом была его сила.
Так или иначе, дело со стендом для регулировки топливной аппаратуры продвигалось, сверх всяких ожиданий, быстро.
На другое утро они с заместителем редактора, которого звали Федор Петрович (а дружески просто Петровичем), сидели в кабинете секретаря парткома завода, и Арсланов опять излагал свое дело, и был он прекрасен в своем пафосе, вдохновении и хорошем оптимизме, и замредактора Петрович профессионально откладывал в памяти эти его замечательные черты - для будущего очерка. Арсланов и впрямь горел изнутри великим пламенем жизнелюбия, и пламя это не оставило равнодушным секретаря парткома, а позже - и директора завода, который уделил Арсланову, секретарю парткома и заместителю редактора около часа, и Арсланов, изложив свою просьбу, рассказывал вообще о героических буднях БАМа. Причем иногда он делал паузу и хорошо улыбался, прикрыв глаза, и было понятно, что он вспоминает в эти моменты стройку и своих боевых товарищей по работе, своих соратников и друзей, и замредактора Петрович, пользуясь паузой, что-то писал в блокноте. Арсланов же вспоминал в эти моменты не только товарищей по работе, но и официантку Марину с родинкой, как у мадам Помпадур, и этому не следует удивляться, поскольку воспоминания эти были исполнены утренней свежести и питали его вдохновение, принося, таким образом, косвенную пользу делу.
Одним словом, директор, человек решительный и распорядительный, тут же вызвал начальника планового отдела и начальника отдела материально-технического снабжения, и на молниеносном этом совещании было выяснено, что возможность выделить сверхплановый стенд имеется, и Арсланову было предложено незамедлительно телеграфировать в мехколонну, чтобы мехколонна срочно перевела на счет завода необходимую сумму.
Арсланов был взволнован и, извинившись, налил себе воды из директорского графина. Выпив воды, Арсланов слегка захмелел. Он провел красивую ночь, в которой было мало сна и много вина, и сейчас от стакана воды вино вторично ударило в голову.
И Арсланову вдруг захотелось рассказать этим славным людям, как он принимал в Таловке первую технику для мехколонны, как он один из первых...
Но директор поднялся, давая понять, что аудиенция окончена, и Арсланов, сердечно со всеми попрощавшись, откланялся.
Арсланов провел в Красноумске еще десять дней. Он ждал перевода, организовывал контейнер, отгрузку вне всякой очереди и потом три дня отдыхал и наносил визиты вежливости. Он оставил о себе такое приятное впечатление, что все потом вспоминали о нем с улыбкой, и только официантка Марина - с грустным вздохом. И когда подруги спрашивали ее; ну, как твой управляющий трестом - пишет? Она печально качала головой и поправляла:
