Игорь Наталик - Миражи
Надоело.
КОМАРИХА
Однажды папа мне рассказал, что из всех комарей кусаются только
комарихи.
Это было оч-ч-чень странно. Ведь у нас дерутся и кусаются-то
мальчишки! Но потом все стало ясно: им нужно кормить моей детской кровью
своих комаренышей.
И вот сразу после завтрака я отправился в самое комариное, хлюпающее
место на даче, выставив руку вперед.
Садись комариха!
А никого нет и нет.
Они видно долго меня рассматривали или спорили: кому со мной под
силу справиться, потому что прилетела самая сильная.
Огромная как вертолет и с носом как у слона.
Долго топталась у меня на локте, тыкала своим тупым хоботом.
Он даже гнулся.
А потом все же куснула.
Моя капелька крови быстро наполнила ее бензобак.
Понимаю, что комарихи не говорят.
Но ведь я же терпел.
Не пугал ее свободной рукою. Хоть и мог.
Не то что никакого "спасиба" - даже головой не повела в мою сторону.
А, улетая, даже лягнула меня.
А ПАПА ЗНАЕТ
Папа, смотри, какой приземистый домик. Как великан под землей. Вот
сюда-то нам с тобою и надо. Такая сложная служба идет. Только давай
тихо-тихо. Не мешай. Я сам хочу найти тут храмовую икону. Ура. Она - вот
она. Нашлась, голубушка. Она - самая золотая. Давай проберемся потихоньку
через бабушек поближе. Смотри, какой Спасик прямо на потолке. Ой, и над
дверьми он тоже есть.
Зачем у тети Гаврииловны крылья, ведь она же не птица? А вот и
неправда, она тетя, а не дядя. Видишь, и руки под носом сложила в ладони.
:)
Жалко, что до сих пор ни одной молитвы не знаю. Тогда ты расскажи.
Нет-нет, "Отче Ваш" я слышал, давай что-нибудь новое. Ладно, думай, но
побыстрее.
Смотри, дяде успели голову мечом разломить, а тетю красивую
пожалели.
Хочу вот этот свой обдуванчик древним воинам на могилку положить
они устали воевать. Этот дядя рядом с тетей уснул, как ты рядом с мамой,
да?
А здесь, видно, кто-то Малыша зарыл. И я так хочу.
Наконец-то пробрались к батюшке. Он красивый. И одет как икона.
Только шапка тяжелая. И что же это за город, куда Иисусик на осленке
въехал? А куда дальше Христос поехал? На распятие, да?
Ему там было больно, да? Я его жалею. Пап, ну послушай, как же вот
эта тетя говорит, что Христоса не было, когда его распнули, видишь?
А вот этот Спасик не очень красивый - у него глаза вместе. У меня
тоже было внутри счастье. Тоже гармоника, только чуть поменьше. А почему
на выходе у людей лица такие радостные и тихие? Смотри, здесь купол как
небо - со звездами. А внутри там, значит, ракеты летают, да? Знаю, под
самым большим кумполом живет Бог. А кто под этими колокольчиками лежит?
Пап, правда, нельзя разрушать церкви? И с палкой гоняться за Богом тоже
нельзя.
... Мам, что такое Бог? А папа знает.
ОТОМКНУЛИ СТАРУЮ МОСКВУ
Папочка, давай Арбат ножным пешком весь истопчем.
Знаю-знаю, отсюда Маргарита на метелке голышом вылетала.
Пойдем дальше. Но рассказывать, чур, буду я.
Видишь, Гоголь сидит вниз носом. Он, наверное, замерз и поэтому
очень грустный. А ТОТ Гоголь, второй, был словно генерал. Он жил вон в том
доме, а потом раз - и сразу умер.
Ну, пап, куда ты смотришь? Смотри только вперед и немного - под
ноги.
Если в арке есть замковый камень, то должен быть и ключный.
А эту розу я возьму, и очень-очень понюхаю. Пожалуй нет - можно
насмерть нос уколоть.
Давай выпустим всех червяков из Москвы в лес. Да оставь ты меня хоть
на чуть-чуть в покое, и сам останься в покое.
Машины такие грязные, что даже не видно, какого цвета они на самом
деле. А вот эту машину так по голове трахнули, что окна высыпались.
Это - памятник незнакомому солдату. Смотри, вон всамделишная
свадьба. А под нами речка Неглинная хлюпает. Слышишь? Хочу стоять в этом
гроте как памятник.
Пап, ты знаешь, где самые давние в мире дубы? Они там еще в цепи
закованы. Ну вот то-то. И я знаю.
Нагулялись мы с тобою.
Идем-ка домой.
Маме расскажем, как мы дружно отомкнули старую Москву.
ДИВАНЧИК НАБИТЫЙ СКАЗКАМИ
Этот диванчик - мое самое любимое место в нашей квартире. Слаще
всего забираться на него с ногами, в толстенных носках. Так бы слушать и
слушать. Жаль, что сказки быстро кончаются. Тогда надену свои тапки и
пойду по белу свету счастья искать.
Папа, если ты сядешь на мою кроватку - она сломается, как мишуткина.
Знаешь, мне уже давно хочется быть во взрослой сказке. И вообще пора
волшебной палочкой превратить меня в октябренка.
Расскажу тебе вот что. Однажды в деревне козлиха: хвать в магазине
молока - и попоила своего козленочка. Ну, козлик, куда же ты идешь в ЭТОМУ
волку? Это не наш волк. Мама-коза тебя зовет, а ты уже...съетый.
И ты, папа, не пей из бутылки - бутыленочком станешь.
Никаких волков и Баб-Ег в моем сказочном лесу нет.
Да, я все-таки смелый. Но от Бабы-Яги, когда она прилетит, лучше
отодвинусь.
Куда это запропастилась Качель Бессмертная?
Смотри, а то он и Яга съедят наших косоглазиков по-настоящему.
Пап, посмотри вот здесь на мою руку. Это Змей Горыныч прошлой ночью
меня зубом ка-ак клюнул.
Знаю-знаю: наш умный котишко так умеет на даче рыбачить, что ни за
что не дает щуке долго плясать на свободе.
А вообще-то Баба-Яга - моя подружка. ;o))
Пап, а почему все же не дедка Черномор, а дядька?
Балда ведь был на самом деле хороший, ты осознаешь?
Не хочешь быть, дорогая старуха, крестьянкой. Хочешь, наверное, быть
во дворце служанкой?
Ты представляешь, неужели и самой разволшебной сказке будет конец?
Пап, тогда тебе задание на дом: надо сделать ребенку еще одну
сказку. Про Золотого петушка и его Золотую рыбку. А мне, чур, насовсем
останется этот диванчик, набитый сказками.
КРАСНЫЙ СОН
Ну вот. Разбудили. А еще совсем темно. Какое жаркое одеяло. Тяжелое,
как большой удав. Сильно его пинаю, освобождаю ноги, ворочаюсь с боку на
бок. Никак не могу снова уснуть. Во мне шевелится неясное чувство. Словно
меня кто-то окликнул. Только вот не пойму - кто.
И что это за сон приснился? Даже не сон, а картина во всю стену как
раз над головой. Не могу воздух вздохнуть до конца. Чуть прикрою глаза и
снова все вижу. Какая-то темно-красная стена. И большая тень бородатого
солдата в папахе и с винтовкой на ремне. Солдат смотрит на меня неотрывно.
Открываю глаза - все пропадает.
За дверью - чуть слышные голоса. Давно уже пора им угомониться.
Двигают стулья. Шаги такие, будто носят тяжелое. Звуки отрывистые.
Плоховато слышно.
И опять тишина. Вроде бы где-то за стенкою плач. Странно. Среди
ночи-то. Хорошо, хоть сюда никто не входит. Но полоска света под дверью
никак не исчезает.
Вот и ленивое утро. Почему у всех глаза красные? В доме вдруг
тихо-тихо. А где папа?
Да не пойду на улицу. Хочу быть дома. Нет, все же одели и вытолкали.
Прямо как маленького.
Ой, Сашка, напугал, чертяка.. Че это у тебя такое красивое? Велик,
да? Ну и что. Подумаешь! А у меня зато вчера папа умер.
ВОРОБЕЙКО
Пусть большие все коровы
Ты будь маленьким...
Отгрохотало и обожгло лето. Не успел и недели походить в школу, как
зарядили дожди. Что-то не спится. Папа умер в такой же вот дождь, и образ
его почти стерся. Стою у окна и сквозь зигзаги струек смотрю на хмурое
утро. На подоконнике поскользнулся и смешно взмахнул крыльями мой брат
воробей. Лужи пузырятся и морщатся. Ногам противно ступать в эту слякоть.
Ботинки и носки сразу же промокают, а идти в школу надо. Рядом с нашим
домом - стройка. Ревущие машины беспрерывно утюжат грязь. Огромные ее
ошметки "украшают" и без того разбитую, совсем истерзанную дорогу.
- Ма, ты уже ушла?
Не слышит.
Я особенно боюсь, когда она надолго застывает у окна, опустив руки.
А сегодня ее что-то совсем не слышно. Родная мама, встает ни свет, ни
заря: за ради чего? Ради этой своей ежедневной каторги. Суетливой и к тому
же почти бесплатной. Всегда считает копейки. А на автобусной остановке
злой ветер, и сердитые невыспанные люди. Тряска долгого пути выматывает
нервы и силы. Все еле дотаскиваются туда и обратно. Знаю, что на работе у
нее очень шумно. Это здорово слышно по телефону. Наверное, поэтому мне
страшно вырастать. И в школу идти не хочу. Ага, вот и мама уже звонит
будит меня. Значит, добралась на свою работу. Надо скинуть остатки дремы
с глаз, сделать зарядку, почистить зубы, встряхнуться. А то как-то
оцепенел. Тогда подогретые завтрак и чай не будут такими противными. Как
хочется хоть чуть-чуть вкусненького! Опять по радио вести с полей. Сказали
бы, когда можно будет вдоволь пожрать, да не гнить в этих вязких и