Антон Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7
{04055}
- Ja! - послышалось из другого угла. Провизор написал что-то на рецепте, нахмурился и, закинув назад голову, опустил глаза на газету. - Через час будет готово, - процедил он сквозь зубы, ища глазами точку, на которой остановился. - Нельзя ли поскорее? - пробормотал Свойкин. - Мне решительно невозможно ждать. Провизор не ответил. Свойкин опустился на диван и принялся ждать. Кассир кончил считать мелочь, глубоко вздохнул и щелкнул ключом. В глубине одна из темных фигур завозилась около мраморной ступки. Другая фигура что-то болтала в синей склянке. Где-то мерно и осторожно стучали часы. Свойкин был болен. Во рту у него горело, в ногах и руках стояли тянущие боли, в отяжелевшей голове бродили туманные образы, похожие на облака и закутанные человеческие фигуры. Провизора, полки с банками, газовые рожки, этажерки он видел сквозь флер, а однообразный стук о мраморную ступку и медленное тиканье часов, казалось ему, происходили не вне, а в самой его голове... Разбитость и головной туман овладевали его телом всё больше и больше, так что, подождав немного и чувствуя, что его тошнит от стука мраморной ступки, он, чтоб подбодрить себя, решил заговорить с провизором... - Должно быть, у меня горячка начинается, - сказал он. - Доктор сказал, что еще трудно решить, какая у меня болезнь, но уж больно я ослаб... Еще счастье мое, что я в столице заболел, а не дай бог этакую напасть в деревне, где нет докторов и аптек! Провизор стоял неподвижно и, закинув назад голову, читал. На обращение к нему Свойкина он не ответил ни словом, ни движением, словно не слышал... Кассир громко зевнул и чиркнул о панталоны спичкой... Стук мраморной ступки становился всё громче и звонче. Видя, что его не слушают, Свойкин поднял глаза на полки с банками и принялся читать надписи... Перед ним замелькали сначала всевозможные "радиксы":
{04056}
генциана, пимпинелла, торментилла, зедоариа и проч. За радиксами замелькали тинктуры, oleum'ы, semen'ы, с названиями одно другого мудренее и допотопнее. "Сколько, должно быть, здесь ненужного балласта! - подумал Свойкин. - Сколько рутины в этих банках, стоящих тут только по традиции, и в то же время как всё это солидно и внушительно!" С полок Свойкин перевел глаза на стоявшую около него стеклянную этажерку. Тут увидел он резиновые кружочки, шарики, спринцовки, баночки с зубной пастой, капли Пьерро, капли Адельгейма, косметические мыла, мазь для ращения волос... В аптеку вошел мальчик в грязном фартуке и попросил на 10 коп. бычачьей желчи. - Скажите, пожалуйста, для чего употребляется бычачья желчь? - обратился учитель к провизору, обрадовавшись теме для разговора. Не получив ответа на свой вопрос, Свойкин принялся рассматривать строгую, надменно-ученую физиономию провизора. "Странные люди, ей-богу! - подумал он. - Чего ради они напускают на свои лица ученый колер? Дерут с ближнего втридорога, продают мази для ращения волос, а глядя на их лица, можно подумать, что они и в самом деле жрецы науки. Пишут по-латыни, говорят по-немецки... Средневековое из себя что-то корчат... В здоровом состоянии не замечаешь этих сухих, черствых физиономий, а вот как заболеешь, как я теперь, то и ужаснешься, что святое дело попало в руки этой бесчувственной утюжной фигуры..." Рассматривая неподвижную физиономию провизора, Свойкин вдруг почувствовал желание лечь, во что бы то ни стало, подальше от света, ученой физиономии и стука мраморной ступки... Болезненное утомление овладело всем его существом... Он подошел к прилавку и, состроив умоляющую гримасу, попросил: - Будьте так любезны, отпустите меня! Я... я болен... - Сейчас... Пожалуйста, не облокачивайтесь! Учитель сел на диван и, гоняя из головы туманные образы, стал смотреть, как курит кассир. "Полчаса еще только прошло, - подумал он. - Еще осталось столько же... Невыносимо!"
{04057}
Но вот, наконец, к провизору подошел маленький, черненький фармацевт и положил около него коробку с порошками и склянку с розовой жидкостью... Провизор дочитал до точки, медленно отошел от конторки и, взяв склянку в руки, поболтал ее перед глазами... Засим он написал сигнатуру, привязал ее к горлышку склянки и потянулся за печаткой... "Ну, к чему эти церемонии? - подумал Свойкин. - Трата времени, да и деньги лишние за это возьмут". Завернув, связав и запечатав микстуру, провизор стал проделывать то же самое и с порошками. - Получите! - проговорил он наконец, не глядя на Свойкина. - Взнесите в кассу рубль шесть копеек! Свойкин полез в карман за деньгами, достал рубль, и тут же вспомнил, что у него, кроме этого рубля, нет больше ни копейки... - Рубль шесть копеек? - забормотал он, конфузясь. - А у меня только всего один рубль... Думал, что рубля хватит... Как же быть-то? - Не знаю! - отчеканил провизор, принимаясь за газету. - В таком случае уж вы извините... Шесть копеек я вам завтра занесу или пришлю... - Этого нельзя... У нас кредита нет... - Как же мне быть-то? - Сходите домой, принесите шесть копеек, тогда и лекарства получите. - Пожалуй, но... мне тяжело ходить, а прислать некого... - Не знаю... Не мое дело... - Гм... - задумался учитель. - Хорошо, я схожу домой... Свойкин вышел из аптеки и отправился к себе домой... Пока он добрался до своего номера, то садился отдыхать раз пять... Придя к себе и найдя в столе несколько медных монет, он присел на кровать отдохнуть... Какая-то сила потянула его голову к подушке... Он прилег, как бы на минутку.... Туманные образы в виде облаков и закутанных фигур стали заволакивать сознание... Долго он помнил, что ему нужно идти в аптеку, долго заставлял себя встать, но болезнь взяла свое. Медяки высыпались из кулака, и больному стало сниться, что он уже пошел в аптеку и вновь беседует там с провизором.
{04058}
ЛОШАДИНАЯ ФАМИЛИЯ
У отставного генерал-майора Булдеева разболелись зубы. Он полоскал рот водкой, коньяком, прикладывал к больному зубу табачную копоть, опий, скипидар, керосин, мазал щеку йодом, в ушах у него была вата, смоченная в спирту, но всё это или не помогало, или вызывало тошноту. Приезжал доктор. Он поковырял в зубе, прописал хину, но и это не помогло. На предложение вырвать больной зуб генерал ответил отказом. Все домашние - жена, дети, прислуга, даже поваренок Петька предлагали каждый свое средство. Между прочим и приказчик Булдеева Иван Евсеич пришел к нему и посоветовал полечиться заговором. - Тут, в нашем уезде, ваше превосходительство, - сказал он, - лет десять назад служил акцизный Яков Васильич. Заговаривал зубы - первый сорт. Бывало, отвернется к окошку, пошепчет, поплюет - и как рукой! Сила ему такая дадена... - Где же он теперь? - А после того, как его из акцизных увольнили, в Саратове у тещи живет. Теперь только зубами и кормится. Ежели у которого человека заболит зуб, то и идут к нему, помогает... Тамошних, саратовских на дому у себя пользует, а ежели которые из других городов, то по телеграфу. Пошлите ему, ваше превосходительство, депешу, что так, мол, вот и так... у раба божьего Алексия зубы болят, прошу выпользовать. А деньги за лечение почтой пошлете. - Ерунда! Шарлатанство! - А вы попытайте, ваше превосходительство. До водки очень охотник, живет не с женой, а с немкой, ругатель, но, можно сказать, чудодейственный господин! - Пошли, Алеша! - взмолилась генеральша. - Ты вот не веришь в заговоры, а я на себе испытала. Хотя
{04059}
ты и не веришь, но отчего не послать? Руки ведь не отвалятся от этого. - Ну, ладно, - согласился Булдеев. - Тут не только что к акцизному, но и к чёрту депешу пошлешь... Ох! Мочи нет! Ну, где твой акцизный живет? Как к нему писать? Генерал сел за стол и взял перо в руки. - Его в Саратове каждая собака знает, - сказал приказчик. - Извольте писать, ваше превосходительство, в город Саратов, стало быть... Его благородию господину Якову Васильичу... Васильичу... - Ну? - Васильичу... Якову Васильичу... а по фамилии... А фамилию вот и забыл!.. Васильичу... Чёрт... Как же его фамилия? Давеча, как сюда шел, помнил... Позвольте-с... Иван Евсеич поднял глаза и потолку и зашевелил губами. Булдеев и генеральша ожидали нетерпеливо. - Ну, что же? Скорей думай! - Сейчас... Васильичу... Якову Васильичу... Забыл! Такая еще простая фамилия... словно как бы лошадиная... Кобылин? Нет, не Кобылин. Постойте... Жеребцов нешто? Нет, и не Жеребцов. Помню, фамилия лошадиная, а какая - из головы вышибло... - Жеребятников? - Никак нет. Постойте... Кобылицын... Кобылятников.... Кобелев... - Это уж собачья, а не лошадиная. Жеребчиков? - Нет, и не Жеребчиков... Лошадинин... Лошаков... Жеребкин... Всё не то! - Ну, так как же я буду ему писать? Ты подумай! - Сейчас. Лошадкин... Кобылкин... Коренной... - Коренников? - спросила генеральша. - Никак нет. Пристяжкин... Нет, не то! Забыл! - Так зачем же, чёрт тебя возьми, с советами лезешь, ежели забыл? - рассердился генерал. - Ступай отсюда вон! Иван Евсеич медленно вышел, а генерал схватил себя за щеку и заходил по комнатам. - Ой, батюшки! - вопил он. - Ой, матушки! Ох, света белого не вижу! Приказчик вышел в сад и, подняв к небу глаза, стал припоминать фамилию акцизного:
