Антоний Оссендовский - Ленин
Молодые инженеры шли за ним поодаль, направляясь в центр города. Вдруг услышали за собой приглушенные голоса. Они обернулись и остановились в изумлении.
Из черных убогих домишек выскочили жители. Как стая голодных собак, столпились они у конского трупа. Через мгновение они набросились на него. Блеснули топоры и ножи, раздались крики и проклятья. Люди вырывали друг у друга из рук окровавленные куски конской падали и отбегали. Маленькая девочка скакала на одной ножке и грызла дымящийся кусок, попискивая хищно.
– Сотворил Бог человека по образу и подобию своему, и вдохнул в него Духа своего! – шепнул Григорий и вздрогнул.
Петр ничего не ответил. Заскрежетал только зубами и побежал, не оглядываясь.
В номере гостиницы, где были размещены делегаты-специалисты, нашли они присланные им материалы прений заседания. После ужина начали они просматривать стенограммы и протоколы, когда кто-то постучал в дверь.
Вошел чиновник милиции. Обычно такие визиты не были приятны, следовательно, Болдыревы посмотрели на него холодным резким взглядом. Милиционер внезапно рассмеялся громко.
– Не узнали меня? – воскликнул он. – Я инженер Буров.
– Буров! Степан Буров! – выкрикнули Болдыревы, приветствуя старого знакомого. Откуда ты тут взялся и почему в такой роли?
– А что мне оставалось делать, мои дорогие? – засмеялся милиционер. – Фабрики сдохли, а я не имел намерения следовать их примеру, следовательно, нырнул в милицию, как инспектор за зданиями и городскими сооружениями. По правде говоря, не имею с этим много работы! Пишу ежедневно два или три протокола, что тот или другой дом только ждет того, чтобы завалиться, что канализация не действует, так как ее закупорили покойники. Людишки зимой укрывались в этих каналах и умирали себе поодиночке.
Коллеги разговаривали долго, затем Буров встал и произнес:
– Должен идти. Сегодня я назначен для осмотра разных подозрительных мест. Власти опасаются, не рухнут ли здания на головы гостей таких весьма полезных учреждений. Может, хотите, пойдем вместе? Это стоит посмотреть!
Григорий отказался, но Петр согласился тотчас же. Они вышли в город и зашли в канцелярию милиции. Буров махнул рукой на трех солдат, играющих в карты на лавке.
– Мои подчиненные! – шепнул он, подмигивая. – Сообщу тебе, коллега, парни хоть куда! Потерла их жизнь, помяла, как пекарь тесто. Сдается, что перед войной проводили они жизнь на каторге. Преступники, ну а теперь – агенты общественной безопасности!
Солдаты в это время одевались, затягивая ремни с висящими на них револьверами и прицепляя сабли.
Недалеко от улицы Кузнецкий мост Буров задержался перед темным двухэтажным домом и постучал в дверь.
Долго никто не отвечал. После третьего звонка на лестнице раздался топот босых ног. Двери, закрытые на цепочку, раздвинулись, и испуганное лицо выглянуло через щель.
– Открывай, не то буду стрелять! – буркнул один из милиционеров, нажимая на дверь ногой.
Они вошли по лестнице на второй этаж и позвонили снова. Кто-то открыл латунный глазок в дверях, и раздался голос:
– Ах, товарищ Буров!
Они вошли в прихожую, а оттуда в большой зал, ярко освещенный ацетиленовыми лампочками. Окна были наглухо закрыты, на полу лежал красивый, пушистый ковер, заглушающий шаги.
В зале было около ста гостей. Они играли в карты, рулетку, домино. Кучи золотых монет, целые горсти бриллиантов и дорогих камней, перстней, брошек, браслетов, пачки долларов и английских фунтов стерлингов переходили из рук в руки. Разодетые, увешанные драгоценностями полунагие женщины в разнузданных позах сидели и лежали на канапе и в креслах бесстыдно и вызывающе. Нагие девушки разносили шампанское, ликеры и кофе… Время от времени тот или иной из гостей делал знаки глазами и исчезал с одной из женщин в глубине коридора; другие шептали что-то на ухо прислуживающим девушкам и переходили с ними в боковые комнаты.
В маленьком зале играла пианола, танцевали какие-то пары; метались и дрыгали ногами развратно и сладострастно под взрывы смеха и восклицаний подвыпивших зрителей.
– Что это такое! – шепнул Петр, касаясь плеча Бурова.
– Для тебя – все, что хочешь; для меня – «дойная корова»! – ответил он со смехом. – Однако как коллегу остерегаю тебя: не играй, так как здесь сидит шулер на шулере; с любовью тоже нужно быть осторожным. Вот, например! Видишь эту красивую грозную брюнетку? Это княжна, настоящая княжна с очень древней родословной. При императорском дворе пользовалась большим успехом. Не успела удрать за границу, пришло ЧК и все, что с ней связано… Попробовала улицу… а позднее нашла этот приют, содержащийся иностранцем, очень нужным власти. Княжна больная… ну, знаешь, какой болезнью можно страдать в таком заведении. Не лечится, и если пожалует сюда какой-то комиссар, искусит бедняка и… заразит. Призналась мне как-то по пьяни, что теперь только таким путем может мстить за Россию… Патриотка! Ха, ха!
– Эти женщины здесь живут? – спросил Петр.
– Нет! – ответил милиционер. – Ты на банкете у армянского богача из Турции, Аванеса Кустанджи, среди его приятелей и гостей. Видишь тот столик у окна? Там шулеры проигрывают сию минуту тысячи долларов этому красному кабану. Это немецкий хозяин фабрики. Он выиграл много, и бедняга не знает, что проиграет все, что заработал в России, так как продал большую партию аспирина, сальварсана, опиума и кокаина. В этом есть политическая идея, мой дорогой! У нас НЭП, или Новая Экономическая Политика. Допускаем иностранные капиталы, но доходы с них, поскольку их нельзя конфисковать, реквизируют «частным» способом шулеры или эти красивые и небезопасные куртизанки, в конце же достойный Кустанджи заберет свою дань.
Петр Болдырев рассматривал зал.
У входа милиционеры Бурова пили коньяк и заедали хлебом с колбасой. У столиков велась игра, крутились деньги, бриллианты и бокалы с вином. Маленькие, нагие девчонки сидели на коленях гостей и бесстыдно прижимались к ним, детскими голосочками напевая неприличные песенки и рассказывая похабные анекдоты.
По залу прохаживался улыбающийся Кустанджи, огромный, похожий на слона армянин. На лоснящееся лицо, покрытое красными пятнами и язвами, свисал толстый, фиолетовый нос, закрывающий верхнюю губу. Маленькие черные и хитрые глаза светились хищно, все видя и за всем наблюдая.
Он подошел к Бурову и произнес пискляво:
– Сегодня скверный день… Никакого заработка!
– Вижу! – ответил весело милиционер. – Жалею вас, товарищ, сегодня! Заплатите мне только триста долларов. Мелочь по сравнению с тем, что немец Брандт оставил у вас двадцать пять тысяч долларов, а этот молодой американец, который красиво танцует и свистит, самое меньшее пятьдесят тысяч. А другие? И то, что промелькнет через кабинетики и черный будуар прекрасной мадам Кустанджи? Нет! Триста долларов – это мелочь…
– Ай-ай-ай! – запищал армянин. – Товарищ быстро станет миллионером, как Ротшильд!
Женская мода времен НЭПа.
Открытка 1920 года
– Тогда к вам на банкет и раут не приду! – парировал Буров, хлопая хозяина по плечу.
Кустанджи протолкнул в карман куртки милиционера пачку банкнот.
– Напишу протокол, что проведенная ревизия не нашла ничего заслуживающего наказания, – произнес Буров. – Хочу показать моему приятелю ваш маленький дворец, товарищ Кустанджи!
– С удовольствием приглашаю! Может, вина, коньячку? – предложил армянин.
– Нет, благодарим… мы совершенно не пьющие! – засмеялся Буров.
– Ай-ай-ай! Напрасно! – чмокая громко, бормотал Кустанджи. – Может, завтра уже не будете жить, почему же ограничивать себя… Ай-ай-ай!
Армянин подбежал встречать новых гостей. Были это совершенно простые люди, но их грязные, хищные лица и смелые глаза обращали на себя внимание.
– Хи, хи! – тихо засмеялся Буров. – Весело здесь сегодня будет! Прибыли бандиты, а с ними сам атаман Челкан. Не бойся! Эти джентльмены никого не будут грабить. Вчера удалось им одно доходное мероприятие. Пришли развлечься, играть в карты, гулять, потому что куда девать деньги? Следовательно, завтра попадут в руки ЧК; сами пойдут к стенке, а деньги, если что-то от них останется, в карманы товарища председателя этого весьма уважаемого учреждения!
– Как я понял, этот Кустанджи дал тебе… взятку? – шепотом спросил Болдырев.
– Фу, какое буржуазное слово! – возразил со смехом Буров. – Заплатил мне выкуп. И что ты думаешь, что я всю жизнь намереваюсь провести в этом коммунистическом болоте? О нет, мой дорогой! Скоплю себе несколько тысяч долларов и удеру за границу. С меня хватит этих преступников и обманщиков!
Петр смотрел на коллегу удивленно. Жизнь и его согнула и переделала на свой манер – по-другому, чем его, брата Григория и семью Сергеевых.
С неприязнью взглянул он на Бурова, но сейчас же пришли ему в голову слова Евангелия: «Не суди и не будешь судим».
