Гор Видал - 1876
В четыре часа сенаторы снова вошли в зал палаты представителей для возобновления совместного заседания. В последний раз сенатор Ферри занял кресло спикера.
Мы с Нордхоффом сидели рядом, облокотившись на перила галереи для прессы. Когда трагедия подошла к концу, мы клевали носом.
Сенатор Ферри встал. Он бросил взгляд на сонную и подвыпившую публику на галереях. И твердым голосом произнес: «Приступая к оглашению окончательных результатов подсчета голосов выборщиков, председательствующий выражает надежду, что все присутствующие, равно в зале заседания или на галереях, воздержатся от каких бы то ни было демонстраций…» Когда он говорил о сохранении достоинства, рядом со мной Нордхофф тихонько тявкнул разок-другой.
В наступившей тишине были оглашены и затем суммированы голоса выборщиков от каждого штата. Большинством в один голос Хейс избран президентом. Тишина не была нарушена, когда Ферри нараспев произнес: «Таким образом, я объявляю, что Резерфорд Б. Хейс из Огайо, получив большинство голосов в коллегии выборщиков, в соответствии с законом избран президентом Соединенных Штатов сроком на четыре года, начиная с четвертого марта 1877 года».
Аплодисментов не было. Только долгий усталый вздох завершил битву. И затем неожиданный глухой удар.
Прямо под нами рухнул Эбрам С. Хьюит. Подобно Гамлету в последнем акте шекспировской пьесы, его вынесли из зала. В общем и целом, Хьюит проявил примерно такую же сообразительность в политике, как и шекспировский принц, но произнес гораздо меньше хороших речей.
3
Третье марта. Все еще бунтующая палата представителей 137 голосами против 88 приняла сегодня резолюцию, провозглашающую Сэмюеля Дж. Тилдена законно избранным президентом Соединенных Штатов. Однако на палату представителей никто не обращает ни малейшего внимания; она, помимо всего прочего, контролируется железными дорогами, которые не желали избрания Тилдена. Решусь сказать, что бессмысленная резолюция облегчила совесть этих нечистоплотных фаустов.
Сегодня впервые со времени убийства Линкольна первая полоса «Нью-Йорк сан» украшена траурной рамкой. Ходят слухи, что генерал Макклелан собирает войска, чтобы обеспечить послезавтра инаугурацию Тилдена. Если Макклелан будет действовать с той расторопностью, которую он проявил во время Гражданской войны, можно рассчитывать, что он успеет как раз к инаугурации 1881 года.
4
Пятое марта. Сегодня мой последний вечер в Вашингтоне. Чемоданы уже упакованы. Завтра утренним поездом я уезжаю в Нью-Йорк.
Сегодня несколько часов назад Резерфорд (ныне широко известный под кличкой Резервор) Б. Хейс вступил в должность президента на церемонии, состоявшейся в Капитолии, перед толпой тысяч эдак в тридцать республиканцев ;— соискателей должностей государственной службы. Но кто я такой, чтобы осуждать тех, кто ищет службу? Я ведь тоже пытался, просто мой кандидат проиграл. Два члена Верховного суда отказались присутствовать на церемонии.
Устрашающего вида солдаты перекрыли все подступы к Капитолию. В воздухе пахнет бунтом; впрочем, только в воздухе. На земле все довольно мирно.
Новый президент похож на провинциального проповедника; он и говорит как проповедник. Хейс явно нервничал, и, когда рядом разорвалась хлопушка, он отчаянно заморгал, вероятно подумав о вооруженных и накачавшихся виски конгрессменах-южанах, ступивших на тропу войны.
Примирительная речь Хейса была обращена как к южанам, так и к реформаторам. Создается впечатление, что он собирается продолжить администрацию Гранта риторикой Тилдена.
Уходящий президент выглядел еще более изумленным и уязвленным, чем обычно. Госпожа Грант, казалось, только что заглянула в гроб и увидела там собственные останки. Sic transit gloria Grantium [64].
Мы с Нордхоффом обедали сегодня в «Уэлчере». Из сентиментальности мы сели за тот же столик, за которым познакомились год назад. Один год! Он кажется мне веком.
Обеденная зала была переполнена благодаря специфическому вашингтонскому явлению, наблюдаемому раз в четыре года: город наводнен соискателями должностей, более всего это напоминает мне нашествие саранчи. Сейчас алчная саранча пожирает обед в «Уэлчере».
Мы хорошо пообедали, невзирая на компанию; выпили, правда, многовато, но были в отличном расположении духа. Не знаю уж почему. Наверное, чем тяжелее испытание, тем радостнее его конец. Я помню, с каким облегчением смеялись мы с Эммой, когда нам удалось уцелеть после резни коммунаров.
Под первое блюдо (сложное кушанье из мэрилендских крабов с мидиями) мы с Нордхоффом выпили за здоровье друг друга рейнского вина, которое я заказал в честь Тилдена.
— За президента по ту сторону линии Мэйсона — Диксона, — сказал я.
— За честное правительство! — обычный лай Нордхоффа перешел в рык. Почему-то слова «честное правительство» показались нам настолько нелепыми, что мы хохотали над ними до слез.
После этого мы выпили за «Его Мошенничество», как Нордхофф называет Хейса. Он рассказал мне, что Хейс был в Вашингтоне со второго марта и прятался в доме генерала Шермана, дожидаясь часа своей проблематичной инаугурации.
— Собственно, особых сомнений не было. Неделю назад, вечером третьего марта, Грант пригласил Хейса на обед. Когда Хейс пробрался в Белый дом, он обнаружил, что приглашен еще и председатель Верховного суда. Грант, его сын и верховный судья провели Хейса в пустую гостиную, где верховный судья на всякий случай принял у Хейса президентскую присягу.
— Значит, сегодня был просто…
— Религиозный обряд. Настоящая гражданская свадьба состоялась в прошлую субботу вечером, когда республику воровски уложили в постель. Давайте выпьем за будущих деток этого брачного союза. За карлика — Реформу…
— За горбуна — Права штатов.
— За выродка — Твердую валюту.
— За близнецов Тексас — Пасифик.
— Ну и семейка!
Мы развлекались этим юмором висельников, когда в дверях вдруг возникла знакомая фигура. На какое-то мгновение Гарфилд заколебался. Но, увидев, что мы его заметили, он решил идти напролом. Улыбаясь, он подошел к нам.
— Я собирался наверх.
— В отдельный кабинет. Чтобы отпраздновать с республиканскими лидерами великую победу. И приступить к дележу трофеев… — Нордхофф был уже изрядно выпивши.
— Увы, все гораздо скучнее. — Гарфилд держался тепло, даже приветливо — по крайней мере ко мне. Но я при виде его начинаю глупо сиять, как престарелый отец рядом с красавчиком-сыном. — Я развлекаю своих избирателей. Чуть ли не все мои знакомые из Огайо сейчас в городе.
— Ищут работу? — Нордхофф хотя бы сумел выдавить из себя улыбку.
— Только pro bono publico. — Напускная серьезность Гарфилда была почти под стать блейновской. — Один или два из них открылись мне, что готовы взвалить на себя ценою громадных личных жертв бремя правительственной службы.
Нордхофф немножко оттаял. Я наслаждался обществом блистательного сына.
— Ужасные времена, — заметил Гарфилд. — Я знаю, что вас не радуют результаты выборов.
— А вас? — мгновенно отпарировал Нордхофф.
— Меня — да. Я уверен, что спорные штаты были бы наши, если бы неграм позволили голосовать…
Эта знакомая нам аргументация была оборвана Нордхоффом:
— Но вряд ли вы обрадованы тем, что демократа выбрали губернатором Луизианы…
Гарфилд посмотрел на нас невинными голубыми глазами.
— Но нас уверили, что он и в самом деле победил…
— В отеле «Уормли»?
— В отеле «Уормли». Вот мы и не стали оспаривать его избрание.
— Но как мог демократ победить, если, по свидетельству избирательной комиссии, и вашему свидительству как ее члену, штат подавляющим большинством проголосовал за республиканцев?
Лицо Гарфилда ни на мгновение не утратило своего ослепительно искреннего выражения.
— Мистер Нордхофф, когда карты розданы, вы ими играете. — Так мог ответить Цезарь, устранив республику.
Нордхофф не нашелся что ответить. Официант подлил нам троим кларета. Гарфилд поднял бокал; в его голубых глазах запрыгали отраженные огни свечей.
Нордхофф предложил тост:
— За честное правительство.
Гарфилд кивнул.
— Да, за честное правительство. И за президента Хейса. — Гарфилд выпил, я тоже.
Но Нордхофф не пил; он продолжил тост:
— Да, за президента Хейса. За Джеймса Г. Блейна. За Роско Конклинга. За генерала Гранта. За счетные комиссии Луизианы, Южной Каролины и Флориды. За Джея Гулда. За железную дорогу «Тексас — Пасифик». За федеральную армию. За генерала Шермана…
Гарфилд весело смеялся, не желая чувствовать себя оскорбленным.
— Так вы меня, того гляди, споите, мистер Нордхофф, с таким большим честным правительством. — Он поставил бокал и поднялся. Я тоже встал. Мы пожали друг другу руки.