Гор Видал - 1876
— Тогда сделайте это тайно! — воскликнул преданный поборник закона Биглоу.
На причудливо изогнутых сине-серых губах мелькнуло подобие улыбки.
— Мне кажется, что вы не вполне поняли мистера Хьюита. Поскольку демократы в сенате одобряют эту комиссию, он считает, что палата представителей должна последовать примеру сенаторов. Мы уже не можем остановить это…
— Но что вы советуете? — спросил Хьюит тоном человека, не выдержавшего экзамен; так оно, в сущности, и было.
— Конечно, я не могу посоветовать вам согласиться с этим проектом. Но я готов дать советы относительно ряда деталей.
Затем проект избирательной комиссии был тщательно рассмотрен еще раз. Она будет являть собою трибунал, состоящий из тринадцати достойных граждан. Девять будут отобраны из обеих палат конгресса. Четыре — члены Верховного суда. Каждая палата конгресса отберет по пяти представителей в комиссию, из которых один будет исключен по жребию.
Тилден считает этот последний образец конгрессовского остроумия абсолютным легкомыслием.
— Может быть, я потеряю пост президента, но я не собираюсь выигрывать его в лотерею, — сказал он твердо.
— Тогда как же следует отбирать членов комиссии? — спросил Хьюит.
— Только не жеребьевкой и не путем интриг. Я бы посоветовал вам действовать медленно и обдуманно. Все-таки в нашем распоряжении есть еще целый месяц.
Однако Хьюит удивительно малодушен.
— Есть опасность, губернатор, что… ну, словом, конфликта с генералом Грантом.
Тилдена это позабавило.
— Нарочно не придумаешь ничего более полезного для нашего дела, чем приказ президента ввести войска в Капитолий. Но он этого не сделает. Не понимаю, зачем нужно сдаваться до решающей схватки? Для этого у нас будет сколько угодно времени, если мы проиграем. Нет, мы должны добиться выполнения наилучших условий.
— Сегодня демократы — члены обеих комиссий хотят собраться в Вашингтоне. Они хотят знать ваше личное отношение к этому плану.
— Коль скоро вы ставите вопрос таким образом, я отвечу: я не одобряю этот план. — Тилден вдруг показал зубы. За благодушным невозмутимым фасадом пряталось глубокое возмущение. — Эта комиссия чрезвычайно вредна. Но если ее создание будет одобрено конгрессом, я приложу все силы, чтобы свести к минимуму опасность поспешных и глупых действий. А вы тем временем можете сказать, что лично я не желаю иметь с этим ничего общего и что я глубоко сожалею… — губернатор бросил на меня многозначительный взгляд, — о том, что конгресс в обстановке секретности выработал план, представляющий собой не что иное, как незаконные президентские выборы, противные любым обычаям этой страны.
— Я телеграфирую нашим лидерам, что вы возражаете против этого плана, — Хьюит выглядел абсолютно растерянным.
— Сообщите им также: я глубоко ценю тот факт, что они решили любезно посоветоваться со мной постфактум. — Холодные глаза тигра сверкнули над покрытым скатертью столом. — Я понимаю, почему им нужно мое благословение их недальновидных действий, однако увольте меня от этого. Лично я посоветовал бы передать дело в арбитраж. Я ведь юрист, а не революционер.
— Губернатор, если вы решительно против этого плана, он не будет одобрен, — испуганно сказал Хьюит.
Мы с Биглоу переглянулись. Вот он, шанс Тилдена. Однако тигр за нашим столом превратился вдруг в адвоката.
— Я не могу ставить себя в положение человека, отвергающего решение конгресса, когда стоящая перед нами дилемма требует именно этого. — Этот юридический аргумент, мрачно провозглашенный Тилденом, подорвал его собственную позицию.
Несколько позднее Биглоу попытался переубедить его, однако Тилден твердо придерживается своего принципа. Теоретически он согласится на создание избирательной комиссии, но будет настаивать на изменении способа отбора ее членов.
Незадолго до полуночи прибыл посыльный от славного Чарлза Френсиса Адамса. Этот великий человек предлагает, чтобы Тилден и Хейс совместно призвали к проведению новых выборов.
Тилден развеселился.
— Без репетиции республиканцы украли у нас три штата; теперь же, набив руку, они украдут целых шесть. Передайте мистеру Адамсу мою благодарность, — сказал он посыльному. — Мы увидимся с ним позднее.
— А что я могу обо всем этом написать в «Геральд»?
— Я был бы вам крайне признателен, если бы вы создали впечатление, что я в настоящее время занимаю нейтральную позицию.
— Но могу ли я написать, что вы готовы драться за пост, на который вас выбрали? — С каждой минутой мною овладевает все большая тревога. Тилден-адвокат активно работает против Тилдена-вождя, сумевшего увлечь большинство сограждан требованием реформ.
— Надо говорить не «драться», мистер Скайлер. Пока, во всяком случае. Следует сказать «оспаривать».
3
Двадцать пятое января. Отель «Уиллард», город Вашингтон.
Семнадцатого января был опубликован проект создания избирательной комиссии. В тот вечер я задал губернатору Тилдену очевидный вопрос: как он относится к проекту, который теперь должен быть утвержден конгрессом?
— Мое отношение к нему не изменилось. — Усталый голос; Тилден совсем потерял свою знаменитую «хватку». — Я придерживаюсь конституции, обычаев, сложившихся в ходе двадцати двух предыдущих президентских выборов. Если ни Хейс, ни я не имеем большинства в коллегии выборщиков, тогда конституция требует, чтобы президент был избран палатой представителей, а вице-президент — сенатом. Если палата представителей назовет меня президентом, как она намерена сделать, я немедленно поеду в Вашингтон и приму присягу президента, даже если через пять минут после этого я буду убит.
— А что же губернатор Хейс?
На тонких губах промелькнула улыбка.
— Единственное, что нас объединяет, — это отвращение к избирательной комиссии.
— Тогда почему бы вам обоим не отвергнуть ее?
— Во-первых, ни один из нас не в состоянии контролировать собственную партию в конгрессе. Особенно теперь. К тому же губернатор Хейс ощущает свою зависимость от сената: как-никак республиканец — председатель сената — подсчитывает голоса выборщиков. А вообще дело сделано.
— Но ведь конгресс может еще отвергнуть законопроект, представленный объединенной комиссией?
— Конгресс примет его. Самые громкие возражения будут не со стороны нашей партии, а со стороны «стойких» республиканцев. — Это меня поразило. Я попытался развить тему, однако Тилден лишь покачал головой и улыбнулся своей загадочной улыбкой. Несмотря на его официальные заявления, мне начинает казаться, что он даже доволен всем происходящим.
Когда мы прощались, Тилден непроизвольно (быть может, слово «автоматически» скоро станет неологизмом Столетия?) сказал: «Встретимся позже».
Вечером накануне отъезда из Нью-Йорка у меня состоялся длинный разговор с Джейми, который был необычайно мрачен и необычайно трезв.
Очевидно, новогоднее происшествие произвело на него глубочайшее впечатление. Я до сих пор не вполне точно знаю, что же все-таки произошло в этот злосчастный день; впрочем, этого не знает никто. Нью-Йорк разделился даже на две враждующие фракции. Большинство утверждает, что Джейми осквернил угольный камин гостиной дома полковника Мэя. Другая, и весьма значительная группа оспаривает эту версию, утверждая, что на самом деле речь идет не о камине, а о фарфоровой подставке для зонтиков, именно она удостоилась чести наполниться преображенной «адской смесью». Самая меньшая, но зато и самая посвященная секта не просто верит, но и, магическим образом, точно знает, что Джейми воспользовался синей делъфтской китайской вазой. Эти прилагательные неизменно повторяются именно в таком многозначительном порядке, как Ave Maria. Несколько твердых нонконформистов утверждают, что рояль тоже сыграл заметную роль в этой сакральной истории.
Во всяком случае, третьего января член семьи его бывшей невесты по имени Фред Мэй остановил Джейми возле «Юнион-клуба». Мэй был вооружен кнутом из коровьей кожи. В окна «Юнион-клуба» около десятка напуганных зрителей, подобно греческому хору, с жалостью и ужасом наблюдали за ужасной схваткой, которая завершилась тем, что оба свалились в сугроб.
Желая спасти свою честь, Джейми вызвал затем Мэя на дуэль. Седьмого января герои встретились в местности, называемой Овраг убийц, модной среди дуэлянтов из-за того, что один возможный убийца находится в штате Делавэр, а другой в Мэриленде, и, таким образом, даже в случае убийства возникает непреодолимый юридический тупик.
Однако до убийства дело не дошло. Мистер Мэй счел уместным выразить свое презрение к осквернителям ваз или каминов выстрелом в воздух. Джейми настолько нервничал, что не выстрелил вообще. Честь была спасена.
