Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
Как-то Роджер уговорил отца отправиться вместе с ним на прогулку. Сквайр по совету сына захватил с собой давно не используемую мотыгу. Они зашли довольно далеко в поля; не исключено, что пожилой мужчина изрядно отвык от столь продолжительных прогулок и сильно устал, а потому на обратном пути, когда они уже подходили к дому, начал придираться к каждому замечанию своего спутника и «капризничать», как говорят нянечки о детях. Роджер интуитивно понял, в чем дело, и попытался сгладить обстановку, сохраняя свое обычное невозмутимое расположение духа. Они вошли в дом через переднюю дверь – она попросту первой попалась им на пути. На плите желтого растрескавшегося мрамора лежала визитная карточка лорда Холлингфорда, которую Робинсон, явно высматривавший их появление, поспешил вручить Роджеру, выскочив из кладовой для продуктов.
– Его милость очень сожалел о том, что не застал вас дома, мистер Роджер, и оставил вам записку. Полагаю, ее забрал мистер Осборн, когда проходил мимо, я спросил его милость, не желает ли он повидать мистера Осборна, который был дома, как я думал. Но его милость ответил, что у него мало времени, и поручил мне передать вам его извинения.
– А меня он что же, не спрашивал? – проворчал сквайр.
– Нет, сэр. О вас его милость не спрашивал. Он бы никогда не вспомнил и о мистере Осборне, сэр, не упомяни я его имя. Он хотел видеть одного лишь мистера Роджера.
– Очень странно, – недовольно произнес сквайр.
Роджер промолчал, хотя и испытывал при этом вполне естественное любопытство. Он вошел в гостиную, не подозревая, что отец последовал за ним. За столом у огня сидел Осборн с пером в руках и просматривал одно из своих стихотворений, ставя точки над «i» и перечеркивая палочками «t». Время от времени он делал паузу, подбирая замену неудачному, на его взгляд, слову.
– А, Роджер! – приветствовал он вошедшего брата. – К нам приезжал лорд Холлингфорд. Он хотел видеть тебя.
– Знаю, – ответил Роджер.
– А еще он оставил тебе записку. Робинсон попытался убедить его, что она должна быть адресована моему отцу, посему он специально дописал «младший» (Роджер Хэмли, сквайр-младший) карандашом.
К этому времени сквайр вошел в комнату, и то, что он услышал, привело его в еще большее негодование. Роджер взял предназначавшуюся ему записку, вскрыл ее и прочел.
– Что там написано? – осведомился сквайр.
Роджер протянул ему письмо. В нем содержалось приглашение на ужин с мистером Джеффри Ст.-Г., чьи взгляды на определенные аспекты Роджер поддерживал в своей статье, о которой лорд Холлингфорд рассказывал Молли, когда танцевал с нею на благотворительном балу. Сейчас мистер Джеффри Ст.-Г. как раз находился в Англии, и его ожидали с визитом в Тауэрз на будущей неделе. Он выразил желание встретиться с автором статьи, которая уже привлекла внимание французских сравнительных анатомов. Лорд Холлингфорд присовокупил несколько слов о своем собственном желании свести знакомство с соседом, чьи вкусы столь напоминали его собственные. Заканчивалось письмо любезным пассажем от лорда и леди Камнор.
Почерк у лорда Холлингфорда оказался мелким и совершенно нечитабельным. Сквайр даже не сразу разобрал его каракули, вследствие чего разозлился настолько, что отверг любую помощь в его расшифровке. Наконец он уразумел все.
– Итак, лорд-наместник все-таки обратил внимание на Хэмли. Приближаются выборы, не правда ли? Но я могу заявить ему, что нас на мякине не проведешь. Полагаю, эта ловушка расставлена для тебя, Осборн. Что ты такого написал, что так тронуло этого французского мусью?
– Это не я, сэр! – возразил Осборн. – И письмо, и приглашение предназначены Роджеру.
– Ничего не понимаю, – сказал сквайр. – Эти приятели-виги до сих пор самым великолепным образом игнорировали меня. Не то что бы я так уж сильно нуждался в них. Герцог Дебенхэм неизменно оказывал Хэмли уважение, которого они заслуживали – как самые старинные землевладельцы в округе, – но после того, как он умер и ему наследовал этот несчастный лорд из вигов, я ни разу не ужинал у лорда-наместника. Да, ни единого разу.
– Но, насколько мне известно, сэр, лорд Камнор приглашал вас, вот только вы предпочитали отвечать отказом, – заметил Роджер.
– Да. Ну и что ты этим хочешь сказать? Или ты полагаешь, что я должен был пожертвовать принципами своего рода, дабы домогаться милостей от вигов? Нет! Подобное поведение как раз в их духе. Они решились быстренько пригласить наследника Хэмли, как только сообразили, что выборы уже на носу.
– Вот что я вам скажу, сэр, – заявил Осборн раздраженным тоном, к которому иногда прибегал, когда отец вовсе уж выводил его из себя. – Лорд Холлингфорд приглашает отнюдь не меня, а Роджера. А Роджер обретает популярность за свои заслуги и делает себе имя, – продолжал Осборн, и укол уязвленного самолюбия смешался с искренней гордостью за брата. – В последнее время он писал о новомодных французских теориях и открытиях, и сей иноземный ученый, что вполне естественно, желает свести с ним знакомство. Именно поэтому лорд Холлингфорд приглашает его на ужин. Здесь все ясно как божий день, – понижая голос, обратился он к Роджеру, – и это не имеет никакого касательства к политике, что должно быть понятно и отцу, если бы только он дал себе труд задуматься над этим.
Разумеется, сквайр расслышал эту маленькую реплику «в сторону» не совсем отчетливо, что было первым признаком приближающейся глухоты, и действие, которая она произвела на него, вылилось в возросшей язвительности его речей.
– Молодые люди в самоуверенности своей полагают, будто им известно все. А я говорю вам, что это – трюк вигов, шитый к тому же белыми нитками. И почему это Роджер – если тому человеку действительно нужен Роджер – должен искать милостей у французов? В мое время мы довольствовались тем, что ненавидели и колошматили их. Но это очередной признак твоего зазнайства, Осборн, когда ты притворяешься, что приглашают твоего младшего брата, а не тебя. А я говорю, что речь идет именно о тебе. Они полагают, что уж старшего сына непременно должны были назвать в честь отца, Роджером. Роджер Хэмли-младший. Это же и слепому видно. Они прекрасно понимают, что я стреляный воробей, и потому пустились на эту дешевую хитрость насчет француза. Чего ради ты вздумал писать о французах, Роджер? Я полагал тебя достаточно умным, чтобы обращать внимание на их фантазии и теории. Но если они действительно приглашают тебя, то я не позволю тебе отправиться туда и встретиться с иноземцами в доме вигов. Они должны были пригласить Осборна. Это он – представитель Хэмли, если уж меня более таковым не считают. А меня им не заполучить, пусть даже не пытаются. Кроме того, у Осборна и замашки французского мусью, которых он нахватался, потому что слишком часто наведывается на континент, вместо того чтобы окончательно вернуться в свой добрый старый английский дом.
И он продолжал в том же духе, повторяя все то, что уже говорил раньше, пока не вышел из комнаты. Осборн же огрызался в ответ на его необдуманные реплики, чем приводил отца в еще больший гнев. Не успела за сквайром захлопнуться дверь, как Осборн развернулся к Роджеру и спросил:
– Ты ведь пойдешь, разумеется, Роджер? Ставлю десять против одного, что к завтрашнему утру он передумает.
– Нет, – не раздумывая, ответил Роджер, поскольку и сам был крайне разочарован. – Я не намерен лишний раз сердить его и потому откажусь.
– Не будь дураком! – вскричал Осборн. – Право слово, отец слишком уж безрассуден. Ты же слышал, как он сам себе противоречит. И обращаться с тобой, как с несмышленым ребенком, когда…
– Давай более не будем говорить об этом, Осборн, – предложил Роджер, быстро набрасывая ответ.
Когда письмо было написано и отправлено, он подошел к Осборну и ласково положил руку ему на плечо, пока тот сидел и делал вид, будто читает, а в действительности злился на отца и брата, хотя и по совершенно разным причинам.
– Как идут дела с поэмами, старина? Надеюсь, они уже почти готовы выйти в свет.
– Нет, еще не готовы. Если бы не деньги, меня бы ничуть не волновало, что их никогда не опубликуют. Какой смысл в славе, если с нее не пожнешь плодов?
– Ладно, давай оставим эту тему и поговорим лучше о деньгах. На следующей неделе я уеду, чтобы сдать экзамен на получение стипендии, и тогда у нас с тобой будет общий кошелек, поскольку теперь, когда я стал старшим ранглером, они не посмеют отказать мне в стипендии. Сейчас у меня самого в карманах пусто, а беспокоить отца мне бы не хотелось. А когда я стану членом научного общества и получу стипендию, ты отвезешь меня в Винчестер и познакомишь со своей крошкой женой.
– В следующий понедельник будет месяц, как я видел ее в последний раз, – обронил Осборн, откладывая в сторону бумаги и глядя в огонь, словно надеясь таким образом вызвать ее образ перед своим внутренним взором. – В письме, которое я получил от нее сегодня утром, она просит передать тебе свои наилучшие пожелания. Переводу на английский оно не подлежит, лучше прочти его сам, – продолжал он, указывая на строчку или две в письме, которое извлек из кармана.
