Джойс Кэри - Радость и страх
Она засыпает в его объятиях, успев еще подумать: "Надо быть осторожной, не то опять останешься в дурах".
И наутро, в четверг, когда Бонсер просит часам к пяти машину, она отговаривает его: - Нет, Дик, не сегодня. Сегодня я не могу с тобой поехать. И только не в Эрсли.
- Ну, тогда в субботу, обещаешь?
- Хорошо, в субботу покатаемся, если тебе действительно будет лучше.
- Будет, будет. Я буду умником. - И, довольный, опять забирается в постель.
Табита, убедившись, что Дороти сторожит у дверей, и зная, что гараж заперт и ключ у нее в секретере, уходит в отель на ежедневную проверку. Но когда она находится в самом дальнем коридоре, к ней со всех ног подбегает одна из горничных. - Скорее, мэм, там у подъезда машина, и хозяин внизу, в халате.
Табита бежит к дверям Амбарного дома, но машина уже сворачивает на шоссе. А на втором этаже стул на месте, а Дороти нет, дверь в спальню отворена, и платье Бонсера исчезло со стула.
Шаркая туфлями, приближается Дороти, на лице у нее испуг.
- Ох, мэм, меня позвали к телефону. Сказали, это мой племянник вернулся из Германии, а потом никак не могли его найти - подождите да подождите.
- А хозяин тем временем уехал. Как вы не понимаете, это же было подстроено.
- А я думала, хозяин только в субботу выйдет.
Старая служанка огорошена. Что-то объясняет пространно и сбивчиво. И вдруг становится ясно, что ее тоже одолевают страхи. Преданная старая ворчунья до смерти боится потерять место. Для нее тоже Амбарный дом и крепость, и последнее прибежище.
Но Табита прерывает ее спокойно и строго: - Ничего не поделаешь. Вы не виноваты. Уехал так уехал.
Она чувствует, что в такую минуту особенно важно сохранить дисциплину и выдержку перед лицом врага.
- Не забудьте, Дороти, сегодня пятница, у вас большая стирка.
- Ох батюшки, мэм, ведь и правда! - И Дороти спешит по своим делам.
Где находится Бонсер - неизвестно, и старый Гарри дрожит в предчувствии катастрофы. Твердит, что надо обратиться в полицию. Заезжает Нэнси и горячо его поддерживает: - Дедушку обязательно надо найти. Эти твари оберут его до нитки.
Нэнси живет в деревянном домике, работница к ней больше не ходит. Тяжелая жизнь уже сказалась на ней: одета неряшливо, волосы залоснились, руки огрубели. И денежный вопрос ее беспокоит. - Джо с нашим единственным исправным самолетом покрутился на посадке. Тот ураган повредил дверь ангара. Просто не знаю, как мы вытянем.
Табита ждала этой новости и ничего не отвечает.
- Я думала, может, ты нас немножко выручишь.
- Милая моя. Амбарный дом - это все, что у меня есть. Я хочу сохранить его свободным от долгов на случай, если тебе и Джеки понадобится крыша над головой.
- Но нельзя же допустить, чтобы дедушка пропил "Масоны". Его надо изолировать.
- Как это изолировать?
- Ты же знаешь, бабушка, его нельзя оставлять без присмотра. Он ненормальный. Даже здешний врач хоть сейчас даст справку. Для его же блага. Это очень просто. Так многие делают.
- Для тебя это, может быть, просто, - говорит Табита, - но ему едва ли понравится. И я лично не соглашусь запрятать моего мужа в сумасшедший дом. - После чего решительно меняет тему: - Пальто на тебе просто безобразное. Хоть бы в чистку отдала.
- Другого у меня нет, и держать негде. Ты не представляешь, в каком свинарнике мы живем.
- Очень даже представляю.
Нэнси, получив взаймы пять фунтов, уезжает озабоченная и хмурая. Ясно, что она рассчитывает на наследство. И Табита думает: "Да, милая моя, теперь ты поймешь, что, если потакать любой своей прихоти, никто тебя за это баловать не будет. Жизнь - вещь нелегкая и жестокая, к ней надо относиться серьезно". И снова она без отдыха трудится в отеле, замечает каждую пылинку, воюет с дорогостоящим нерадивым персоналом, с людьми, которые в войну зарабатывали столько денег, что им и думать о работе противно, которые привыкли жить в казармах и презирают все, что могло бы как-то облагородить их существование.
122
Через два дня звонит Фрэзер. Он нашел-таки Бонсера с помощью своего однополчанина, работающего теперь в сыскном агентстве, и уверяет Табиту, что тот сумел ни у кого не возбудить подозрений. Однако сведения он сообщил неутешительные. Бонсер находится в Пэддингтоне, в меблированных комнатах самого низкого разбора. Он очень болен, и сознание явно расстроено, но переезжать никуда не намерен. - По-моему, миссис Бонсер, необходимо как можно скорее увезти его оттуда и обеспечить ему надлежащий надзор. Если вы достанете у врача свидетельство, что он невменяем, те люди, которые им завладели, не смогут не отпустить его.
Табита сразу смекнула, что здесь не обошлось без закулисных маневров. Она спрашивает, не от Нэнси ли исходит это предложение, и осторожный голос отвечает: - Нэн мне звонила, но я ее не видел. Заходил Скотт. Но Нэн, конечно, очень обеспокоена.
И Табите ясно - тут целый заговор. Нэнси, Фрэзер, Скотт, тот детектив и небось еще куча народа - совещаются, рыщут на машинах, наводят справки, обложили Бонсера, как зверя в берлоге. - Значит, она обратилась в полицию?
- Не в полицию, миссис Бонсер. Это все делается частным порядком. Мне кажется, вы не до конца уясняете себе всю опасность положения. Полковника обирают, его настроили против его родных. Как я понимаю, с целью совсем их отстранить. Вы рискуете ничего не получить по завещанию.
- И давно плетется эта интрига?
- Интрига, миссис Бонсер?
- Удивляюсь я вам, Годфри. Хотите засадить полковника в сумасшедший дом, а ведь он всегда к вам хорошо относился.
- Но, миссис Бонсер, мы же стараемся и для него и для вас.
- О нем вы вообще не думаете, вы думаете только о Нэнси, а Нэнси думает о себе, ну или о своем злосчастном муже. Дайте мне адрес.
Фрэзер покорно и четко диктует ей адрес, а потом опять пускается в объяснения. Ему очень жаль, он говорил слишком резко, но дело настолько срочное...
Табита вешает трубку решительным жестом, долженствующим выразить ее гнев на Фрэзера, на всех этих заговорщиков. Она спешит в Эрсли к ближайшему лондонскому поезду, и ей кажется, что она летит спасать Бонсера не только от юной хищницы Ирен, не только от полиции, но и от всей этой бессердечной молодежи, которая занята исключительно собой, а старших не чает как поскорее столкнуть с дороги - в больницу для умалишенных или в могилу.
"И ведь они в самом деле вообразили, что могут его упрятать под замок, что я на это пойду, после пятидесяти-то лет! Вообразили, что могут делать с моим мужем что им вздумается".
И спешит с Пэддингтонского вокзала грязными улицами, изнывая от жалости и нежности к жертве молодых злодеев.
Нужные ей меблированные комнаты - узкий ломоть высокого кирпичного дома грязно-серого цвета на улице вроде сточной трубы, но дверной молоток начищен, и желтые занавески в окнах чистые. На звонок Табиты после долгого молчания открывает женщина со странно желтым лицом, в черном шелковом платье, которое ей давно стало узко. Она вглядывается в Табиту, как птица - зорко, подозрительно и бессмысленно, - бормочет: "Полковник Бонсер? Не знаю такого" - и пытается закрыть дверь.
- Я миссис Бонсер и хочу его видеть.
- А мне дела нет, кто вы такая.
- Я знаю, что он здесь. Вы обязаны меня впустить.
Женщина злобно бормочет и держит дверь. Табита жжет ее взглядом, наваливается на дверь всей своей ничтожной тяжестью, и тогда она вдруг сдается, и, вереща, как вспугнутый попугай, отступает в темноту, к задней лестнице. Видимо, ее устрашило возбуждение Табиты - состояние опасное и чреватое неизвестными последствиями в стариках, как и в детях. Из темноты она визгливо кричит: - Четвертый этаж, окно на улицу, этот, что ли? Меня это не касается. - Крик опять переходит в бормотанье, очевидно означающее, что она умывает руки.
Но этот ее крик возымел действие, как свисток в кроличьем садке, как вспышка света среди мусорных куч: весь дом внезапно ожил. Открываются двери; там и сям ноги с мягким стуком ударяются о шаткий пол; высоко над головой слышатся испуганные выкрики; растрепанная девица в полосатом, как матрац, капоте свесилась с площадки второго этажа и тут же юркнула в комнату. Ясно, что этот дом - дешевый бордель. Он напомнил Табите те дома, куда Бонсеру случалось приводить ее полвека назад, когда она по неведению своему не понимала, что ее окружает. В то время это убожество имело для нее прелесть новизны, приключения, теперь же она приходит в ужас. Ей дурно, кружится голова. Зло не только отвратительно ей, но и страшно.
На четвертом этаже три двери из четырех приотворены, и за каждой кто-то сторожит; одного выдала рука на косяке, другого - половинка розового лица, третьего - негромкое удивленное восклицание.
Табита стучит в четвертую дверь и быстро входит, не дожидаясь ответа.
Комната поражает ее - она заставлена старомодной мебелью, над камином зеркало, дощатый пол затянут бобриком, два толстых ковра, плюшевое кресло и в самом темном углу - высокая кровать красного дерева. На кровати - гора скомканного белья, из которого ближе к изголовью выглядывает темно-лиловый ком.
