Глен Мид - Кровь фюрера
— В период экономического спада всегда увеличивается лево- и праворадикальная активность. Ты ведь это знаешь, Джо. Ты получаешь наши ежемесячные и ежегодные отчеты из Колони?
— Да, конечно.
— Насколько я помню, в отчете за этот месяц содержится информация об увеличении количества преступлений.
— А ты ничего не знаешь о новых группах праворадикального толка?
— Они есть, но особых неприятностей нам не доставляют. А вот старые в последнее время активизировались. Обычное дело. В прошлом месяце в Гойерсверде пришлось эвакуировать центр, занимающийся проблемами беженцев, его осаждали праворадикальные группировки. Через неделю в Берлине задушили двух темнокожих торговцев. В Эссене из окна третьего этажа выбросили турецкого Мальчика, который в тот же день умер от травм. Я мог бы продолжить. Но все это есть в отчете, о котором я говорил.
— Ваших это беспокоит?
Бартель криво улыбнулся.
— Нас всегда беспокоят такие вещи, Джо. Мы пытаемся держать их под контролем. Но в любой стране всегда существуют нежелательные элементы, правда?
— А иммигрантские экстремистские группы?
— В смысле?
— Они наносят ответные удары?
— Кому?
— Праворадикалам. Неонацистам.
Бартель пожал плечами.
— Есть несколько групп, которые мстили после нападения праворадикалов. Но их так мало, Джо. И деятельность этих групп направлена на защиту, а не на нападение.
Фолькманн посмотрел в окно. На мощеной плиткой площадке было припарковано с десяток машин. Обернувшись, он встретил пристальный взгляд Баргеля.
— Что привело тебя к нам, Джо? Все это ты мог прочитать в отчете.
— Мне нужна твоя помощь, Вернер.
— В чем?
— Около месяца назад в Берлине был застрелен человек по имени Дитер Винтер. Ты помнишь это дело?
Баргель нахмурился.
— Это ты о случае на станции У-Бан-Цо?
— Точно.
— И что?
— Я хочу узнать, не заведено ли у вас дело на Винтера. Я ознакомился с отчетом федеральной полиции, но там информации о нем очень мало.
Баргель улыбнулся.
— Они не копают так глубоко, как мы, это естественно. Я могу это проверить. Что-нибудь еще?
— Я завтра лечу в Мюнхен. У Винтера там квартира, но в федеральной полиции информации об этом нет. Я хочу, чтобы ты связался с Ландесамтом в Мюнхене. Мне необходимо осмотреть квартиру Винтера, если они знают, где она находится. Кроме того, меня интересует некто Лотар Кессер. Он из Баварии, точнее не скажу. Четыре года назад закончил Мюнхенский университет по специальности «программирование». Если у тебя есть на него дело и фотография, я хочу это посмотреть.
— Вероятно, такая информация есть в Мюнхене, но это не проблема. Если у них или любого другого Ландесамта заведено на него ело, они в течение нескольких минут перешлют нам копию по факсу. Винтер был замешан в делах праворадикалов?
— Именно это я и пытаюсь выяснить. Оружие, из которого застрелили Винтера, использовалось для убийства британского предпринимателя в Гамбурге год назад, поэтому Фергюсона интересует эта информация.
— А что насчет этого Кессера?
Фолькманн замялся.
— Я пытаюсь пока разобраться с тем, что у меня есть, Вернер. Возможно, никакой связи между ними нет.
— Ты считаешь, что какая-то экстремистская группировка, в состав которой входят иммигранты, могла убить Винтера? Фолькманн покачал головой.
— Ты торопишься с выводами, Вернер. Я не знаю.
— Но ты будешь держать меня в курсе, если подвернется что-то, относящееся к нашей компетенции?
— Да, конечно.
— Я дам тебе копию отчета за прошлый месяц и предварительный отчет за этот месяц. — Баргель встал.
— Было бы замечательно, Вернер.
— Ты сегодня ночуешь в Берлине?
— Я остановился в «Швайцерхофе».
— Я скажу секретарше, чтобы она заказала нам столик в «Ле-Бу-Бу», если ты не против.
— Отлично. Поболтаем о старых добрых временах.
Ресторан на Курфюрстендамм был почти пуст, но обслуживание там было всегда на высшем уровне.
Баргель принес отчеты и документы, о которых просил Фолькманн, но не стал их обсуждать, сказав только, что организовал для Фолькманна встречу в Мюнхене с сотрудником Ландесамта, который отвезет его в последнюю квартиру Винтера в Хайдхаузене, этот же сотрудник предоставит ему всю необходимую информацию. Они почти два часа болтали о времени, проведенном в Берлине, а выйдя из ресторана, пошли к гостинице Фолькманна.
Они шли по Курфюрстендамм к Будапештерштрассе, когда Бартель спросил:
— Ты сейчас общаешься с Иваном Мольке, Джо?
Фолькманн покачал головой.
— Насколько я знаю, он сейчас в Мюнхене.
Баргель кивнул.
— Он рано вышел на пенсию. Может, созвонишься с ним, как приедешь туда? Я могу дать тебе его телефон.
— Конечно. Почему нет?
— Вы с ним были достаточно близки.
— Да, пожалуй.
— Можно задать тебе личный вопрос, Джо?
— Да, конечно.
— Что ты и Иван сделали с Фельдером?
— Я думал, ты знаешь.
Баргель покачал головой, и Фолькманн сказал:
— Мы отвезли его в Грюневальд.
— Меня всегда интересовало это дело. Но тот ублюдок это заслужил. — Он посмотрел на Фолькманна. — Да, это была грязная работенка. Но кому-то надо было это сделать.
— А среди ваших людей по-прежнему есть парни, которые выполняют грязную работу?
— Ты имеешь в виду убийства?
— Да.
— Нет, Джо. Тогда нашими противниками были Штази и КГБ. Группа, которая занималась подобными делами, была распущена после того, как разрушили Стену.
— Уверен?
— Уверен. Тебе и Мольке то же самое скажет. — Баргель усмехнулся. — Теперь мы чисты, как ангелочки.
Фолькманн поколебался, но все же спросил:
— А вы вместе с полицейскими и военными не партизаните, когда дело касается праворадикальных экстремистов?
Баргель пожал плечами.
— И полиция, и военные аполитичны, или, по крайней мере, должны быть таковыми. Но что на уме у этих ребят, — это их личное дело. Естественно, я уверен, что среди них есть и те, кто симпатизирует фашистам. Но с этим ничего не поделаешь, пока это не отражается на их работе. — Он внимательно посмотрел на Фолькманна. — Почему ты спрашиваешь меня об этом, Джо?
— Количество террористических актов, совершенных праворадикалами, растет. А особых успехов в противоборстве с этим нет.
— Это сложная задача, Джо. Ты должен это понимать. У тебя может возникнуть желание избавиться разом от всех этих экстремистов. Но как только поступишь так, тебя начнут доставать мягкосердечные либералы, которые, хотя и находятся в оппозиции к фашистам, но наверняка станут кричать, что мы снова становимся полицейским государством и готовы отправлять людей в концлагеря. Для нас, немцев, это щекотливый вопрос. — Баргель покачал головой. — Простого решения тут нет. Когда некоторые из этих праворадикальных группировок были запрещены, наступило затишье, но ненадолго. Можно убедиться в этом, просмотрев газетные материалы.
— У этих людей серьезная поддержка?
— Ты имеешь в виду праворадикалов, то есть неонацистов?
— Да.
— Определенная поддержка у них есть, но их экстремистские замашки не по нраву большинству немцев, тут и говорить не о чем.
— О каком количестве их сторонников может идти речь?
— В Германии? Тысяч шестьдесят, но эти данные, пожалуй, устарели.
— Это убежденные фашисты?
— Да. Если принимать во внимание людей, которые сочувствуют этой идеологии, то цифру можно утроить.
— Это достаточно большая сила, Вернер.
Тот поднял на Фолькманна свои умные глаза.
— Ты спрашиваешь меня, не может ли все повториться? Не может ли к власти в Германии снова прийти политическая партия вроде нацистской? Ты об этом меня спрашиваешь?
— Насколько я помню историю, после «пивного путча» в 1923 году у нацистов было меньше пяти тысяч сторонников. Когда Гитлер начал предвыборную кампанию, метя на пост канцлера Германии, в нацистской партии было меньше четверти миллиона членов.
Баргель отчаянно замотал головой.
— Вновь это не произойдет, Джо. Это невозможно — исходя из политической ситуации, а также учитывая законодательную базу. Это же прописано в нашей конституции, ты ведь наверняка это знаешь, правда? Только партии, чья идеология соответствует требованиям конституции, допускаются нашей политической системой к власти. Именно поэтому коммунисты и неонацисты были отстранены от политической деятельности. Кроме того, существует пятипроцентный барьер. Говоря проще, это означает, что любая партия, которая набирает меньше пяти процентов голосов на выборах, не может войти в Бундестаг. Это эффективный способ защиты от появления экстремистов и сепаратистов в парламенте. К тому же люди стали мудрее, и Германия больше не потерпит у власти обновленной нацистской партии или подобной ей. Конечно, проблема с неонацистскими экстремистами существует. Неонацисты устроят что-нибудь эдакое на улицах немецкого города, а мировая пресса уже трубит о неизбежности Четвертого рейха. Однако в Германии эти группы никогда не имели большой поддержки, их поддерживают в основном психи и неудачники, но не сознательные немцы. Бритоголовые ублюдки, избивающие иммигрантов и оскверняющие еврейские могилы, — это не организованное движение. Просто маргиналы. А организованные группы малочисленны, да и мы прилагаем все усилия, чтобы их контролировать.
