Роберт Джоунз - Сила притяжения
За рулем бабушка так и не научилась выруливать на машине задом. Она попросила садовника убрать заднюю стену гаража и ездила по нему, как в тоннеле.
Собираясь с Эмметом на пляж, бабушка всегда брала парусиновый зонт, под которым вполне уместились бы четыре человека. Он был оранжевый с зелеными треугольниками, которые разлетались от центра, как флажки.
Эммет знал, что пятьдесят два года подряд каждую субботу его бабушка считает деньги в подвале своей церкви.
Он знал, что она всю жизнь терпеть не могла его отца.
Она часто рассказывала историю о том, как в десять лет ее отправили на год в Дублин. Она не спросила, куда едет и вернется ли. А когда вернулась, мать встретила ее на вокзале. Матери недавно ампутировали руку, сквозь бинты сочилась кровь. Несколько месяцев каждый вечер бабушка меняла повязку и смазывала рану тампоном, смоченным в зеленке. Ее мать ни разу не намекнула, что случилось с рукой, а бабушка ни разу не поинтересовалась.
Она рассказывала эту историю с гордостью, так, словно этот непостижимый стоицизм помогал ей преодолевать любые трудности. Уже когда все закончилось, Эммет задумался: быть может, эта семейная невнимательность — вызов своего рода, словно все хотят проверить, о скольких еще бедах можно умолчать.
5
«Надо же, как быстро выветривается из головы прошлое», — удивился Эммет, остановившись на тротуаре у офиса доктора.
Он приехал всего час назад, а уже не помнит водителя, который его привез. Видел ли он вообще его лицо? Нос, рот, уши расплывались перед глазами.
Эммет вообразил, что должен описать внешность преступника полицейскому, чтобы тот сделал карандашный набросок, но смог вспомнить только жирные складки и щетину на шее у водителя. Если бы не пакет, Эммет вообще ничего бы не вспомнил.
Во время сеанса он не упомянул о водителе и человеке, который выбросился из окна. Доктор переехал в другой кабинет, и Эммета отвлекала непривычная обстановка. Доктор спросил, не помешает ли Эммету присутствие студентов-практикантов за зеркальным стеклом, и пообещал, что они многому научатся, слушая Эммета. Эммет сделал вид, что ему все равно. Нарочно не смотрел на зеркальную стену, сквозь которую наблюдали незнакомцы.
Эммет разговаривал с врачом и очень волновался, зная, что студенты в белых халатах записывают в блокноты каждое его слово. Он превзошел себя, описывая ужин из семи блюд, от супа до десерта, не забыл даже про бокалы с дынным шербетом цвета коралла, подаваемые в промежутках. Он подробно рассказывал о приготовлении еды, вплоть до кухонной утвари, которой пользовался, и температуры плиты, которую выбирал для каждого блюда. Он даже объяснил еле уловимую разницу между «приготовлением на медленном огне» и «медленным кипячением».
Эммета изумила собственная сила воли. «A jambon persillé, a mouclade[1] и паста из фенхеля». Когда он подобрался к десерту, закружилась голова. Эммет собрался с силами и промурлыкал, как одно слово: «Poires, pruneaux, oranges aux vin rouge et aux épices»[2]. От радости у него даже мурашки побежали по спине. Он ведь не репетировал.
Выйдя из-под козырька здания, Эммет еще раз поздравил себя. «Пойти пешком или поехать?» — задумался он, ощутив, как давит город. Несмотря на жару, Эммет решил идти пешком. После сеанса он чувствовал себя победителем, способным одолеть все эти улицы.
Чтобы купить собачью еду и морковку, придется сделать крюк. Эммет порылся в кармане и выудил семь мятых долларовых бумажек. На сегодня должно хватить. Остаток наличных спрятан в чулане, в черном ботинке, и прикрыт грязным носком. Опасаясь ограбления, Эммет никогда не носил при себе все наличные, только скромную сумму на день.
Долгое время Эммет пользовался банковской карточкой. Но этим летом, когда он попытался снять деньги, уличный банкомат его карточку проглотил. Вместо денег выползла полоска бумаги, на которой было написано: «Не удается завершить операцию». Эммет не был до конца уверен, что все это злонамеренные происки работников банка, но все же побоялся просить другую карту. Ведь только за день до происшествия он пожаловался банковскому менеджеру на кассиршу-грубиянку. Возможно, она за одну ночь осуществила свой план мести и создала дефицит на его счете, чтобы машина не воспринимала оплаченные чеки.
Эммет никогда не сохранял квитанций. Предпочитал все хранить в памяти. И вот теперь он не мог доказать, что деньги на счете были. А эта кассирша докажет что угодно, просто распечатает подделку, сфабрикованную на зеленом мониторе ее компьютера.
Чтобы продержаться на плаву, Эммету пришлось продать несколько книг. Он усердно откладывал каждый доллар, но на оплату квартиры все равно не хватало. Домовладелец требовал наличных. Эммет уже два месяца ничего ему не давал. Потом начал прятаться, едва заслышав, как на площадке копошится хозяин. Эммет знал, что это ненадолго. По договору аренды у домовладельца есть второй ключ.
Стоя на солнцепеке, Эммет еще раз нащупал деньги в кармане, убедился, что правильно сосчитал. Он свернул к реке, где на улицах меньше народу и есть шанс найти пустой мини-маркет.
Эммет заглядывал в каждый встречный магазин. Гигантские, хорошо освещенные супермаркеты, забитые покупателями днем и ночью, ему недоступны. Невыносимо, когда на тебя смотрят; нестерпимо, когда люди косятся в твою корзинку, оценивая тебя по тем продуктам, которые покупаешь. Эммет ничего не мог купить, если на него смотрели.
Эммет любил делать покупки за полночь, когда в магазине никого, кроме сонного кассира. Но он и так не кормил вчера собаку и не смог бы вернуться к ней с пустыми руками.
Пройдя три квартала, Эммет заметил магазин, где никого не было, кроме трех продавцов-корейцев, сидевших на ящиках с молоком. Эммет добродушно помахал им рукой и взял из стопки красную пластмассовую корзинку. Свой пакет он сунул под нос продавцам, надеясь, что те предложат оставить его и дадут номерок. Он не хотел носить пакет в корзине — не дай бог, обвинят в краже, когда он будет уже в глубине магазина. Он громко пошуршал пакетом, но продавцы так и сидели, сложа руки, не обращая внимания. Эммет крепко, на четыре узла, привязал ручки пакета к корзинке. Бросил пакет на дно корзины, чтобы рабочие обернулись. Пусть лучше сейчас обратят внимание, ему не хотелось, чтоб они заинтересовались позже и попросили его открыть пакет — он ведь сам не знал, что там лежит.
Эммет прошел к самому дальнему прилавку с собачьей едой. Пока он искал любимое лакомство собаки, его затошнило от разноцветных этикеток с изображением мяса. Вокруг стояли банки с кониной, курицей, почками и рыбой, но нужной этикетки не было.
В магазин ворвалась ватага школьников, они хихикали и визжали так громко, что Эммету показалось, будто стая птиц носится среди прилавков. Он замер под круглым зеркалом на потолке, глядя на отражения лиц, круглых и перекошенных. В зеркале дети казались одним существом, низкорослым и многоголовым. Он прислушался к топоту ботинок по линолеуму. Подростки остановились в конце ряда прилавков и бесцеремонно уставились на Эммета.
Теперь они говорили так тихо, что ни слова не разберешь. Эммет аккуратно поправил очки, в спешке побросал в корзину пять банок собачьей еды с простыми этикетками, накрыл их пакетом и прошел дальше.
Дети преследовали его, как, мерзкий запах. Эммет все время слышал их шаги у себя за спиной. Они шли в унисон и одновременно с ним останавливались. Чтобы их подловить, он резко свернул налево, потом направо, снова налево и слушал шорохи за спиной, точно порывы ветра.
«Ты имеешь полное право быть здесь», — уверил себя Эммет, стараясь сосредоточиться на покупках. Он нервозно схватил с полки связку моркови с ботвой в два фута. Попытался согнуть ботву, чтобы запихнуть в корзину побольше связок. Одной хватит только на день. А нового похода в магазин он не выдержит — ни завтра, ни послезавтра. Он набирал еще и еще, пока ботва не уперлась ему в куртку, словно дикий папоротник.
Флуоресцентные лампы светили ярче солнца на улице. Эммет чувствовал, как каждая родинка на его лице раскаляется угольком. Он заметил, что кассир наблюдает за ним в зеркало. Дети, нахально смеясь, подбирались все ближе. Эммет отшатнулся к полке, с неимоверным грохотом посыпались банки и пакетики, будто потолок обрушился. Пакеты с супом, пирожки и пирожные, баночки всех размеров и цветов попадали на пол к его ногам.
Дети заулюлюкали, а Эммет опустился на колени перед кучей продуктов. Продавцы вскочили с ящиков и уставились на него. Он собрал осколки стекла и принялся запихивать их в карман куртки, словно это мелочь.
Липкий соус кислотой въелся в пальцы. Эммет машинально поднес их к губам, лизнул и вскрикнул. Он вытер руки о куртку, ткань влажно заблестела, будто рана. Он принялся отчаянно возить ботинком по полу, пытаясь стереть следы преступления, но соус лишь разбавленной кровью размазывался по серому линолеуму.
