Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра
— Останьтесь, Джек. Простите, адмирал, но говорить с глазу на глаз я не хочу. Пусть все будет в открытую, иначе я вообще не согласен разговаривать.
Адмирал бросил на меня просительный взгляд, и я почувствовал себя мячиком для игры в пинг-понг. Я снова встал.
— Сидите! — рассердился Руперт. — Вы останетесь здесь. Джек и так все знает, — обратился он к Лиллу, — нам нечего прятаться по углам.
Адмирал был явно оскорблен, но сдержался.
— Вот что я хотел тебе сказать, — начал он. — Ты знаешь, что среди участников прибывшей вчера советской торговой делегации находится твоя приятельница Нина Водопьянова?
— Нина? — поразился Руперт. — Что она здесь делает?
— Это я хотел у тебя спросить.
— А я, черт возьми, откуда могу знать?
— Они прибыли вчера утром в Глазго, но ты, несомненно, с ней встретишься на будущей неделе. Советское посольство устраивает в честь торговой делегации прием.
— Нине давно хотелось посмотреть Лондон, — сказал Руперт.
Он был заметно смущен и не сразу овладел собой.
— Что ж, вот она, наконец, этого и добилась.
— Прекрасно! — твердо произнес Руперт.
— А я-то думал, что она служит в комитете по делам Северного морского пути, — продолжал адмирал. — Так, во всяком случае, ты мне когда-то говорил.
— Да, когда я находился в России, она там служила.
— А в заявке на визу, которую они нам послали две недели назад, она значилась техническим сотрудником министерства внешней торговли.
— Нина превосходно говорит по-английски, — объяснил Руперт. — Не понимаю, почему это вас беспокоит?
— Русские несомненно послали ее сюда с каким-то специальным заданием, — продолжал адмирал.
— Я же вам сказал, что она прекрасно говорит по-английски.
— Конечно, она говорит по-английски, но в наше время половина Советского Союза говорит по-английски. Я лично думаю, Руперт, что скорее всего приезд ее связан с тобой.
— Это ваши домыслы, адмирал.
— Это не домыслы, а вполне обоснованное предположение, если смотреть на вещи как надо.
— Значит, я не намерен смотреть на них так, как вам надо, — заявил Руперт.
— А знаешь, что говорят американцы?
— Опять американцы? Черт бы их побрал! Им-то какое до этого дело?
— Они предполагают, что миссис Водопьянова послана сюда для того, чтобы немножко тебя пришпорить…
Руперт расхохотался.
— Побойтесь бога, адмирал!..
— Нет, я говорю серьезно, — сказал адмирал без тени улыбки.
Они были так поглощены разговором, что совсем забыли обо мне.
— Неужели и вы в это верите? — с любопытством спросил Руперт.
Лилл задумчиво помолчал.
— У нас есть в таких делах опыт, и ничего смешного тут нет, все, как мы знаем, бывает. Поэтому я больше ни от чего не отмахиваюсь и не считаю никакие опасения смешными. В сущности, я пришел для того, чтобы попросить тебя о небольшом одолжении: обещай не видеться с этой женщиной нигде, кроме тех официальных встреч, на которые, так и быть, мы закроем глаза…
— Вы прекрасно знаете, что я и не подумаю дать вам такое обещание! — сердито перебил его Руперт.
Адмирал обождал, пока его собеседник успокоится.
— Не понимаю, — продолжал Руперт, — уж если вы ее так боитесь, зачем вы ее пустили? Вы могли помешать ей приехать.
— Я боюсь не этой женщины, Руперт. Я за тебя боюсь. Я ее видел, — сообщил адмирал. — Она довольно эффектна.
— Она довольно эффектна! — передразнил его Руперт. — Ну, что я могу вам на это сказать? Что я влюбился в Нину Водопьянову? И потерял голову?
Адмирал взял свой котелок.
— Не все будут так покладисты, как я, — сказал он. — Имей в виду: за последствия я не отвечаю.
Произнеся это, он молча вышел и вежливо простился с миссис Ингрэме, которая, можно не сомневаться, уж конечно, придерживала дверь.
Руперт отлично умел прятать свои чувства, и после ухода адмирала я не заметил в нем никакой перемены — выражение его лица было непроницаемо. Тем не менее я знал, что визит Лилла произвел на него впечатление. Вот только какое?
Вечером мы с Пепи поехали к нему в Хэмпстед, и он с раздражением отказал ей, когда она попросила пожертвовать пятьдесят фунтов Комитету ста, задумавшему устроить сидячую демонстрацию возле базы бомбардировщиков в Брайзнортоне.
— Я и пенса вам не пожертвую, — отрезал он угрюмо. — Дело кончится тем, что ты, Пепи, угодишь в тюрьму, как и все эти одержимые. Чего ради стану я поощрять ваш массовый психоз?
Пепи ничуть не смутилась.
— Неубедительные отговорки! — наступала она на Руперта. — Предрассудки!
— По-моему, у вас нет никаких шансов воздействовать на кого бы то ни было. Только зря время теряете.
— Зря? А вы предпочитаете, чтобы ваших детей испепелили заживо? — спокойно осведомилась Пепи.
— Что за безобразные разговоры за столом! — возмутилась Джо.
— Ничего, детям полезно это послушать, — отрезала Пепи.
Она сидела между Роландом и Тэсс: Джо намеренно посадила „всех детей вместе“.
Роланд внимательно слушал, передавая отцу еду и стараясь уберечь салфетку от спаниеля Фиджа, который втихомолку воровал салфетки с наших колен и подбирал с них крошки. Когда разговор на минуту смолк, Роланд сообщил Пепи, что кто-то из Комитета за ядерное разоружение тайком устроил у них в лицее сбор денег. Он, Роланд, внес полкроны.
— Да неужели! — с восторгом воскликнула Пепи и, нагнувшись, чмокнула его в щеку. — Молодец!
— А мне ты ничего не рассказывал! — упрекнула сына Джо.
Но Роланд уже снова замкнулся в своем недоступном для взрослых мире и прилежно принялся за сладкое. Никто больше не возвращался к этой теме, однако, когда в полночь мы от них уезжали, Джо вынула из сумочки пять фунтов и подала Пепи.
— Одно условие, — сказала она, и в голосе ее прозвучала тревога. — Возьми эти деньги, но, ради бога, оставь в покое Роланда. Пожалуйста, не старайся на него влиять!
— Может, ты делаешь и полезное дело, — проговорил Руперт, когда мы закрывали за собой тяжелую чугунную решетку. — Но берегись, Пепи, — мрачно предостерег он ее, — ты настроила против себя перепуганных насмерть людей, они уж постараются упрятать тебя подальше.
Пепи только засмеялась в ответ, и мы пошли вниз по холму. Но теперь я знал, что у Руперта на уме и чего он ждет от Лилла.
Глава тринадцатая
Я слышал имя сэра Перегрина Бендиго не только от де Кока, но и от разных приятелей Руперта; все твердили в один голос, что Пинк — единственный человек, который может нам помочь. Поэтому Руперт решил непременно повидать Бендиго и, когда мы поехали с Фредди обедать в клуб, сказал ему о своем намерении.
Фредди замахал на него руками.
— Ради Христа, не впутывайте Пинка Бендиго!
— Почему? — удивился Руперт.
— Потому что у меня заварены дела поважней, чем эта ваша русская нефть и постройка нескольких судов. Погодите немного и вы поймете, о чем я толкую.
Вместо Бендиго Фредди предложил свести нас с неким мороженым судаком, которого звали лорд Най. Подобно отпрыскам Галифаксов, Солсбери и других семейств из самой высшей знати, потомки рода Ная уже не одно столетие в точности походили на своих предков. Правда, глаза нашего Ная скорее напоминали глаза голодной форели, чем глаза голодного тигра, как это было у прочих почивших в бозе Наев. Он числился старшиной клана колониальных капиталистов (добыча и производство каучука, олова, меди, какао, сахара, спирта, фосфатов во всех уголках Британского содружества). А поскольку я был, как англичане до сих пор говорят, „колонистом“, мне хотелось познакомиться с этим Наем поближе; я вообще сгорал от желания посмотреть на подлинных владык Англии: несмотря на свое чисто австралийское предубеждение против них, я считал, что они, вероятно, все же люди умные, принципиальные и широкообразованные. Кое в ком из них я не ошибся, но большинство, как я обнаружил, хотя и были по-своему умны, особым глубокомыслием не отличались; меня поражала в них какая-то смесь ума и ограниченности. Не успел я провести с Наем и пяти минут, как выяснилось, что он беспросветно глуп во всем, что не касается его личных интересов, и я, помнится, спросил себя: неужели такие люди правят Британией вот уже пятьсот лет?
Тем не менее он был одним из тех немногих, кого боялся Фредди, а значит, в нем таилось нечто такое, чего я не мог ухватить, расценивая его с обычной, человеческой точки зрения.
Мы встретились с ним в игорном клубе „У Болдуина“, помещавшемся в старинном особнячке эпохи короля Георга. Дело было в пятницу вечером, и там происходила ежегодная встреча „Пятерки“ — общества, в котором состояло всего пять членов. Одним из них был Фредди. Они собирались „У Болдуина“ не для того, чтобы играть, им просто хотелось поужинать в этом роскошном погребке с женами и друзьями, а когда жены и друзья поднимались наверх к игорным столам, пятерка продолжала сидеть за столиками и заниматься переделом мира.
