Эжен Скриб - Стакан воды (сборник)
Адриенна. На другой же день. Разве могла я запретить ему явиться ко мне, справиться о моем здоровье, особенно когда он мне признался, что он – иностранец, простой офицер, бедный, без титула, даже без громкого имени, что все его достояние – храбрость. Вот в этом-то и заключалось для меня его могущество. Будь он богатый и влиятельный, он был бы мне безразличен. Но как противиться бедному, несчастному, мечтающему, как и я, только о любви и славе?
Мишонне. О небо!
Адриенна. Три месяца тому назад он отправился искать счастья в свите своего соотечественника, молодого графа Саксонского, сына польского короля. Вчера он возвратился, и первый же его визит был ко мне. Но его генерал и министр ждали его в Версале, и потому он мог подарить мне очень мало времени. Зато он обещал, что вечером приедет сюда, в театр.
Мишонне. Приедет сюда!
Адриенна. Чтобы видеть меня в роли Роксаны.
Мишонне (с живостью). Боже мой! Но ты-то в каком состоянии! Ты смущена, взволнована… Тебе не удастся ни передать оттенки, ни рассчитать эффекты…
Адриенна. Ну и пусть!
Мишонне. Как так «пусть»? Ведь ты сегодня в первый раз играешь вместе с Дюкло.
Адриенна (не слушая его). Не беспокойтесь.
Мишонне. Не могу я не беспокоиться. Даже во вдохновении нужно спокойствие и самообладание. Дюкло будет держать себя в руках, она извлечет все, что можно, из своих преимуществ, в то время как ты… для тебя будет существовать только он один.
Адриенна (с увлечением). Это правда. И если я замечу его в зрительном зале…
Мишонне (в отчаянии). То ты погибла! Думай только о роли. Любовь проходит, зато роль, хорошо созданный образ, триумф – это остается навсегда! (Умоляюще.) Послушай! А ты никак не можешь не думать о нем?
Адриенна. Увы, нет!
Мишонне. Хоть на сегодняшний вечер, Адриенна, дитя мое, будь царственно хороша! Умоляю тебя – будь царственно хороша! Если не ради меня – пусть, – так хотя бы ради этой безрассудной страсти! Мужская любовь живет только честолюбием, и если Дюкло одержит над тобою верх, если не ты окажешься лучшей из вас обеих…
Адриенна (вскрикивает). Я буду лучшей!
Мишонне (с признательностью). Благодарю тебя.
Адриенна (в волнении протягивает ему руку). Это мне надо благодарить вас, мой несравненный друг.
Мишонне (в сторону). Скажи лучше: старый дурак. (Идет к двери, потом возвращается.) Вот это место ты всегда недотягиваешь:
«Ужель сопернице лишь ими помогла я?»[120]
Пойми, Адриенна. Несчастной женщине особенно горько сознавать, что именно соперница… сама знаешь… ну и вот… она чувствует… она говорит себе… Сам я не могу точно передать интонацию… но ты меня понимаешь…
Адриенна (декламирует).
«Ужель сопернице лишь ими помогла я?»
Мишонне (радостно). Вот! Вот!
Адриенна. Не беспокойтесь за меня! Но, а вы… вы ведь хотели мне что-то сказать… насчет женитьбы.
Мишонне (с живостью). Нет, не стоит. Сейчас не время. Повтори роль, я уйду. (В сторону.) Видно, как я ни старайся, не выйти мне из амплуа наперсников. Ни дядюшкино наследство, ни планы мои… (Смахивает слезу.) Все это надо выбросить из головы, все, все… (Делает несколько шагов по направлению к левой двери, потом возвращается к Адриенне, которая перешла в правую часть сцены.) Перед выходом на сцену выпей глоток воды, а главное, не забудь… сама знаешь… твоего… словом, как ты говорила. (Уходит.)
Явление V
Морис (появляется справа и выходит на середину сцены), Адриенна (стоит справа, спиной к Морису, и повторяет роль).
Адриенна.
«Мой тайный заговор, измена роковая,
Ужель сопернице лишь ими помогла я!..
…лишь ими помогла я!»
Морис (осматривает портреты и бюсты, украшающие фойе). Как красиво фойе Комеди Франсез, как прекрасно своей славой и воспоминаниями! Когда идешь тут по длинным коридорам, где как бы реет столько знаменитых теней, сразу же проникаешься каким-то глубоким благоговением – особенно когда сюда попадаешь, как я, в первый раз. Да, я здесь впервые и поэтому могу рассчитывать, что меня никто не узнает… даже сама Адриенна. Соблюдение тайны – вот мой последний долг перед герцогиней Бульонской.
Адриенна (замечает его). Морис!
Морис. Адриенна!
Адриенна. Вы? Здесь?
Морис. Я приехал в театр первым или почти первым, потому что дорожу каждой минутой, когда могу видеть вас.
Адриенна. Боже мой! Да вас, вероятно, приняли за какого-нибудь прокурорского писаря.
Морис. Пусть! Писари разбираются в искусстве не хуже остальных, если при одном имени Адриенны они приходят в восторг и кричат: «Браво!» Но занавес поднялся, и предо мной оказался лишь великий визирь со своим наперсником.
Адриенна. Немного терпения!
Морис. У меня ни капли терпения, когда я так близко и в то же время так далеко от вас… Я заметил в зрительном зале дверцу, куда вошел какой-то дворянин. Раз вошел он, значит, и я могу войти. «Вход воспрещен! Кого вы хотите видеть?» – «Мадемуазель Лекуврёр. Мне надо с ней переговорить. Она ждет меня».
Адриенна. Безумец! Вы меня компрометируете!
Морис. Чем же? Разве одним только вельможам дозволено любоваться вами вблизи? Остальные должны где-нибудь в уголке залы, втихомолку трепетать или плакать, не имея права поблагодарить вас за то, что вы привели в смятение их сердце и воспламенили ум? Надо было ждать конца спектакля, чтобы сказать вам: Адриенна, я люблю тебя!
Адриенна (прилагает палец к губам). Тише! (Показывает ему на свой костюм.) Роксана может вас услышать! Но прежде чем уйти, скажите в двух словах… ведь утром я даже не успела спросить… Вы совершили много подвигов? Вы были героем?
Морис. Ах, если бы это зависело только от меня!
Адриенна. Однако вы очень требовательны! А ваш молодой генерал, граф Саксонский, о котором так хорошо отзываются и которого мне очень хотелось бы увидеть, – он вами доволен, сударь?
Морис. Ах, граф Саксонский еще требовательнее меня. Но как бы то ни было, я не расставался с ним ни одного дня. Я был ранен.
Адриенна. Неподалеку от него?
Морис. Совсем рядом.
Адриенна. Это хорошо. Я содрогаюсь при одной мысли, что вы были ранены, и все-таки мне кажется, что путь опасностей – это ваш путь, что крутые дороги – это ваши дороги. Я уже видела вас однажды со шпагой в руке, и, когда я слушаю вас, когда вы мне, шутя, рассказываете, как вели себя в бою, – не смейтесь над моими предсказаниями, – я вижу в вас будущую знаменитость, вижу героя.
Морис. Дитя!
Адриенна. Нет, героев я хорошо знаю. Ведь я живу среди героев всех стран! Так вот – в ваших речах, в вашем взгляде есть что-то напоминающее Родриго и Никомеда[121]. И вы непременно добьетесь славы!
Морис. Вы думаете?
Адриенна. Добьетесь славы! Я заставлю тебя добиться!
Морис. Каким образом?
Адриенна. Я буду так расхваливать вашего молодого соотечественника, графа Саксонского, от которого все дамы без ума, что вам волей-неволей придется равняться по нему, хотя бы из зависти!
Морис (улыбаясь). Не представляю себе, чтобы мне пришлось когда-нибудь завидовать графу.
Адриенна. Какая самонадеянность! А у министра вы были?
Морис. Нет еще. Но я ему напишу.
Адриенна. Нет, нет, не пишите.
Морис. Почему же?
Адриенна. Потому что… знаете, орфографические ошибки…
Морис. Не понимаю.
Адриенна. Так вот. Первое письмо, которое я от вас получила, было очень пылким, очень нежным, оно тронуло меня до глубины души, но в то же время и насмешило до слез… у вас нет никакого понятия об орфографии.
Морис. Ну и что же? Я не собираюсь в академики.
Адриенна. Да для академиков орфография, положим, и не обязательна. Но вы ведь помните, мой милый варвар, что я взялась воспитать вас, отшлифовать ваш ум.
Морис. А я не забыл своих обещаний. Находясь вдали, я не раз принимался учить наизусть отрывки из Корнеля.
Адриенна (в восторге). Вы думали о Корнеле?
Морис. Не о Корнеле, а о вас, которая так хорошо его передает.
Адриенна. А томик Лафонтена[122], который я подарила вам на прощанье?
Морис. Я с ним не расставался. Он всегда, всегда хранился у меня вот тут и однажды спас меня от пули. Она оставила на нем след. Вот посмотрите.
