Сергей Минутин - Странник и Шалопай
Повод был найден. Сергеев не бросил друга. Они сидели в гараже и слушали старый «Океан». На улице была метель, но они даже не пили… Сергеев по части Муз был значительно большим знатоком, чем сам Надеждин. Надеждин искал вдохновения опытным путём, а Сергеев исключительно умозрительным. Он был женат и даже любил свою жену. По этой причине всё то, что касалось Музы, для Сергеева было свято.
Надеждин рассказал Сергееву о том, что с ним приключилось и расспрашивал его о том, что они могут не знать об этой жизни. Он спрашивал: «Сергеев, чего мы ещё можем не знать? Какой сюжет мы просмотрели?».
Сергеев отвечал: «Не умничай. Муза, она же женщина, а женщина — это вечная головоломка, даже здесь, у нас. На нас её и наслали, чтобы мы тонус не теряли. Давай лучше прочитаем для неё молитву, соответствующую этому зимнему вечеру:
Платок с бахромою и шуба до пят,
Снег с блеском ей стелет дорогу,
Глаза озорные, а щёки горят —
Ну, чем не царевна, ей Богу!
Округлые формы ей только к лицу,
Ей «кровь с молоком», как награда.
И нет, не понять кутюрье–мудрецу,
Чему она, собственно, рада.
Прошла, улыбнулась всего лишь… и вот
Уж ткнул бес в ребро — честно каюсь,
Но я не один, словно мартовский кот,
Прищурясь ей вслед, улыбаюсь.
Метель неожиданно стихла. Оба поняли, что молитва до Музы дошла и даже понравилась ей.
— Ну вот, теперь можно и выпить, — на правах хозяина гаража сказал Надеждин.
Сергеев задумчиво произнёс: «Пожалуй, да».
Булькнуло и согрело.
Старенький «Океан», этот неутомимый «брехунчик» откликнулся на горячие сердца концертом по заявкам не то моряков, не то железнодорожников, а может и шофёров. Надеждин и Сергеев, ощутив родство душ, подпевали: «Эх, дороги, пыль да туман, холода, тревоги, да степной бурьян…».
А Надеждин всё думал о том, что вроде всё уже было, даже контакты с внеземными цивилизациями, а значит и дети, а значит и новый взгляд на мир уже состоялся, и новые идеи уже родились. За пылью и туманами был виден только один ясный путь. Этот путь назывался — «Знание»…
Глава пятьдесят четвёртая
Молитвы Надеждина
Надеждину показалось, что его гений в очередной раз вывел великую формулу, которая играла золотом и серебром в лучах всех земных наук и звучала так: «Путь спасения — это путь знания».
Надеждин любовался найденной формулой. Он боялся присвоить её открытие себе, так хороша она была. Он, забыв об авторском праве, сразу же подарил её всему человечеству. Если бы человечество об этом знало, то оно было бы счастливо. Но, увы, оно не догадывалось об открытии Надеждина, поэтому продолжало бродить во тьме.
Надеждин записывал с точностью математика и аккуратностью химика: Пс = З, где П — путь, с — спасение, З — знание.
Надеждин сразу же полюбил эту формулу, как и число П = З,14. Надеждину стало хорошо. Смущала его только одна деталь в его простой математической формуле. Из этой конструкции так выходило, что только тот, кто додумался до «З», тот и спаситель. Так выходило, что тот, кто в клюве что–то принёс, тот и кормилец. Вроде бы всё замечательно, но только до той поры, пока есть «тонущие», «голодные». Пока они есть, формула работает.
— Но вот, все спасены, — рассуждал вслух Надеждин, — и тут начинается «чёрт знает что». Все сыты, все спасены, всё орут, гадят и пакостят, так как давно «не доены». А раз так, значит сытых и спасённых вновь надо кошмарить, мочить, лечить, обугливать и наставлять на правильный путь.
— На Земле всё так и есть, — ещё громче шумел Надеждин, — так всё и есть. Сначала кормят и спасают, потом лечат и мочат.
Надеждин, словно лектор, вновь ходил по комнате, махал руками, сморкался в носовой платок и кому–то «назидал», глядя поверх воображаемых голов: «Этот процесс, этот путь спасения на Земле обзывают по–разному. Просветлённые на этом пути поставили указатель: направо — «ад», налево — «рай». Хоть указатель от ветров и шумов вертится, как флюгер, но суть от этого не меняется. Это как в шахматах. То приличный человек играет «чёрными», а неприличный «белыми», то наоборот. Но, это известно просветлённым, остальным же этот процесс прохождения пути более известен, как «застой» или «кризис», или даже «подъём». Сказав эту длинную тираду, Надеждин надолго умолк и ушёл в себя. Он углубился в размышления над тем, что есть «ад» и что есть «рай», а также «кризис», «застой» и «подъём».
Надеждин, конечно, благодаря помощи милой и ласковой Музы почувствовал, что для понимания пути человечества надо найти для себя правильное место в оси координат. Но он и так давно это делал, а найти его никак не мог. Наверное, он не знал, что именно надо искать, а главное кем быть в этой оси. И вот свершилось. Он понял, что в оси координат он должен занять место джентльмена или сэра, можно лорда, на худой конец — гражданина. Уместно заметить, что Надеждин вполне подходил под любое из этих определений. Он был свободнорожденный, благонамеренный и рождённый в свободной стране России гражданин. России, стране, в которой в 1861 году отменили крепостное право, а в 1985 году выдали паспорт последнему свободному человеку, а в 1990 году дали право свободного выезда всем её жителям, куда бы они ни захотели уехать, но перед этим лишили всех денег на билеты.
Страна Надеждина была настолько свободной, что джентльмены и сэры в ней просто не выживали, их убивал воздух свободы. Лорды, хоть и обладали иммунитетом неприкосновенности, но побаивались происков местной депутатской знати. Для страны Надеждина эти типажи были чужды. Другое дело — гражданин. Один поэт в наплыве счастья так и написал: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан».
Интеллигенция подхватила этот лозунг, ибо она сдуру всё подхватывала, особенно радостно то, чего не понимала, и побежала с ним в народ. В результате активности и усердия интеллигенции у народа на граждан возникла стойкая аллергия, что особенно импонировало правительству. А правительство свободной страны, как известно, опирается на свободный электорат, а свободный электорат, как знал Надеждин из истории своей страны, граждан не переносил «на дух». Свободный электорат так и говорил: «Либо друг, товарищ и брат, либо «на хрен». Тех же, кого всё–таки удавалось убедить в том, что гражданин тоже человек, начинал к гражданам относиться с особым трепетом и вежливо добавлять к слову «гражданин» слово «начальник».
Надеждин страдал. В оси координат своей страны он был и другом, и братом, и товарищем, и «гражданином начальником». Но с этих мест пути спасения человечества разглядеть было невозможно. Невозможно, даже несмотря на то, что уже третье поколение Надеждиных писало в анкетах «происхождение из служащих», что означало наличие у дедушек и отцов высшего образования.
Надеждин страдал. Оси осями, места местами, а человечество надо спасать. В голову приходили самые обычные и самые проверенные пути спасения. Например, один путь спасения был особенно хорош: построить всех в колонну, выгнать на тракт и погнать по этапу, лучше по тундре и гнать так, пока всё человечество не оголодает и не захочет спасаться. Для придания этому пути гуманного оттенка Надеждин был готов назвать его «паломничеством».
Конечно, Надеждин был не первым, кому эта светлая мысль приходила в голову. Самые просветлённые и продвинутые в поисках пути спасения человечества уже давно украшали Землю тюрьмами, казармами и монастырями. И всё это было нужно, и всё это правильно работало: длинный коридор, вдоль которого камеры со спасаемыми, а по коридору ходит надзиратель — спасатель или длинная колонна спасаемых, а по бокам её спасатели с автоматами и злющими собаками. В таких условиях и не захочешь, спасёшься и Богу намолишься до смертельной усталости. И всё шло замечательно, но случилось «страшное»: спасателей стало больше, чем спасаемых. У Моисея, помнится, были те же проблемы, так он всех завёл в пустыню…
Армия священников спасала души, армия военных спасала страны, медстрах спасал здоровье, соцстрах спасал тела от лишних нагрузок, ОСАГО спасало автомобилистов, пенсионные фонды спасали старость, материнский капитал — детство, МЧС спасало всех. И это была только самая верхняя часть огромного айсберга, а внизу множились и не хотели таять разные старые и новые образования от Скотланд — Ярда до Интерпола. Спасателей была просто прорва. До того, что их уже слишком много, первым, как всегда, додумался француз, но едва он покусился на спасателей, как в мире разразился финансовый кризис, а затем и все остальные его виды. В итоге все орали: «Сарка… Сарка… Сра–ка…Сра–ка…», а он бедный только приседал и мямлил: «Зи… Зи…».
В этом хаосе спасателей, сами спасаемые только и делали что прятались. Мир ждал нового Дон — Кихота. Спасаемые вспомнили спасительный рэп многовековой давности и распевали:
