Уильям Теккерей - Творчество; Воспоминания; Библиографические разыскания
Обвинений этих опровергать не стоит. Нам автор показал целым рядом светлых созданий (Доббин, Уэррингтон, Эллен Пенденнис) всю несправедливость судей своих. Правда, все эти лица как будто преднамеренно отбрасываются романистом на задний план, впереди же действуют лица порочные и испорченные: Ребекка, Стейны, майоры Пенденнисы; но это обстоятельство, усиливая правдоподобие рассказа, заставляет нас, при чтении, будто переживать истинную жизнь, с отрадой встречая, там и сям, посреди зла, хитрости, светской лжи и тщеславия, несколько примеров добра и преданности и самопожертвования. Не в бессердечии, но в меланхолическом настройстве Теккереевых взглядов на жизнь нужно искать причины прегрешений. Автор наш не может видеть красоты, не думая о черепе, ею прикрытом, не может хохотать, не имея в виду головной боли или тяжелых трудов на следующее утро!
М. Теккерей такой мастер обрисовывать современные нравы, что мы с некоторым опасением встретили его новое произведение: "Эсмонд", относящееся, по событиям, к периоду королевы Анны. Мы боялись, что в творении этом, по условию содержания, романист не будет в силах выказать того мастерства, того очаровательного простодушия в рассказе, к которым мы так привыкли. Результат чтения подтвердил наши догадки.
"Эсмонд" заслуживает удивления, как литературная редкость. По слогу он равен с лучшими произведениями нашей словесности. Подражание тону и манере писателей Аннинского периода выполнено в совершенстве: ни один писатель не носил так легко стеснительных оков, самим им на себя наложенных. Но для чего было налагать эти оковы, для чего подражать писателям прежнего периода; для чего выбирать лица отдаленной эпохи? Мы видим целый ряд персонажей переодетых, в пудре, кружевах и париках, - но чувства этих персонажей чувства современных, и автор обходится с ними как историк, а не как их сверстник.
Выводить на сцену в романе большое число лиц, известных в истории политической и в истории словесности, может назваться делом весьма трудным. Всякий образованный читатель "Эсмонда" имеет свое собственное, более или менее ясное понятие о Марльборо, Эддисоне, Болингброке, Стиле: выводя их перед публикой в своем сочинении, автор поминутно рискует поперечить идеалу читателя, состязаться с биографами, поневоле отступая от исторической истины в пользу своего рассказа. От этого зарождаются анахронизмы и ложные оценки. Обручая своего герцога Гемильтона с Беатрисой Кастльвуд, Теккерей упускает из вида, что лэди Гемильтон была жива в то время - факт, известный всякому, кто читал Свифта. Невыгодный, хотя и мастерский портрет герцога Марльборо есть нарушение исторической истины. Эту ошибку весьма неприятно встретить в сочинении, изобилующем столькими прекрасными мыслями и мастерскими очерками характеров.
Некоторые критики, нападая на роман, упрекали Теккерея в том, что он повторяет в нем похождения и образы своих прежних героев. В Эсмонде эти критики видят Доббина, в лорде Кастльвуд - Раудона Кроли, и в Беатрисе Кастльвуд - Бланш Амори. С этим мы ни мало не соглашаемся. Одно сходство романа "Эсмонд" с "Ярмаркой Тщеславия" есть неразумная привязанность героя, т. е. самого Эсмонда к Беатрисе, - привязанность, напоминающая отношения Доббина к Амелии. Но в любви Доббина нет унижения, между тем как Эсмонд, осаждающий женщину, беспрерывно его отталкивающую, противен и надоедает нам гораздо ранее своего вступления в брак с лэди Кастльвуд, матерью Беатрисы. Характер этой милой и прелестной лэди очертан прекрасно, но мы не можем одобрить ее замужества с человеком, столько лет влюбленным в ее дочь и доверявшим ей свою страсть. Трудно забыть этот промах романиста; но в замен того, как нежно, искусно обрисовано развитие страсти в лэди Кастльвуд, ее преданность и долгие страдания, ее благотворное влияние на любимого человека! Мистер Теккерей любит женщин рыцарскою любовью, хотя, как нам кажется, женщины не расположены к нему, как к романисту. В этом они сильно ошибаются: несмотря на сарказмы Теккерея по поводу женских слабостей, мало есть писателей, более его способных описывать их добрые качества и сочувствовать их житейскому горю. За многие теккереевы страницы не одна женщина может сказать то же, что, по словам Теккерея, сказано было по поводу Диккенса: "Пошли Бог ему счастия!"
М. Теккерей напишет еще много прекрасного: дарование его зреет с каждым годом. На него смотрят глаза образованного мира, и родина им гордится. Он умеет ценить сочувствие соотечественников и хранить свою славу. Тысячи неизвестных людей желают ему добра и счастливого времени в Америке; а их горячий привет встретит возвращение на родину нашего единственного сатирика, умевшего слить нежность с иронией и милосердие с смелым осуждением людских слабостей!
Вот почти все новости, о которых я могу сообщить за эти месяцы.
"КОРНГИЛЬСКИЙ СБОРНИК", ЖУРНАЛ В. ТЕККЕРЕЯ (1860-1863)
За нынешний, 1860 год Англия представила просвещенному миру три чуда, из которых каждое, может быть, стоит всех семи чудес древнего света. Первое из них, пароход Грет-Истерн, способный поместить около десяти тысяч пассажиров и не только поместить, но в десять дней отвезти их в Америку, застраховавши своих гостей во время переезда от припадков морской болезни. Второе чудо: двести тысяч волонтеров-стрелков, ничего не стоящих правительству, двести тысяч занятых и достаточных, иногда очень жирных людей, которые маршируют, мокнут, зябнут, стреляют и отличаются на парадах, не получая копейки вознаграждения. Третьим чудом должны мы признать ежемесячный журнал, начавшийся в Лондоне с прошлого января месяца и на шестой месяц своего появления добывший себе пятьдесят тысяч подписчиков, да сверх того гораздо более пятидесяти покупщиков на каждый отдельный нумер.
О Грет-Истерн и о волонтерах было у нас говорено довольно, о Теккереевом журнале у нас знают еще мало, хотя его необыкновенный успех в Англии имеет и у нас свой отголосок. Все экземпляры, привозимые в Петербург, расходятся с неслыханной быстротою, и мы сами, несколько опоздавши подпискою, должны были довольно долго ждать своего журнала - книгопродавец не имеет уже у себя ни одного свободного экземпляра, все запасные нумера были расхватаны петербургскими англичанами.
Вилльям Теккерей, автор "Ньюкомов" и "Пенденниса", сотрудник "Пунча" и сочинитель многих популярных баллад (в самом скором времени мы еще поговорим о Теккерее как о поэте), как известно читателю, человек пожилой и бывалый. Он скакал на коне и валялся под конем, видел невзгоду и великие успехи, писал и рисовал для того, чтоб не умереть с голода, брал по десяти тысяч гиней за роман и изъездил чуть ли не весь земной шар кроме Сибири и Африки, но все-таки, несмотря на свою привычку к необычайному, он сам озадачен успехом начатого дела и нисколько не желает скрывать своего удовольствия. В июле месяце, оканчивая первый том своего издания (шесть нумеров, полугодие, составляют том первый), новый журналист, великий мастер на шутку и иронию, сам подсмеивается над нежданным успехом "Корнгильского сборника"...
В какие-нибудь шесть месяцев шутливому триумфатору достался успех, о котором даже не мог думать трудолюбивый и популярный Диккенс, столько лет трудившийся над своим народным журналом. Диккенс умен и талантлив, но он не фельетонист по натуре. Он слишком серьезно, слишком тепло заговорил со своей публикой и вследствие того получил гораздо более лавровых венков, нежели денег. И Теккерей не гаэрствует с публикой, и Теккерей не все шутит в своем издании, но он хорошо знает, чем затронуть читателя и по временам не церемонится с ним в своих излияниях. Вполне враждебный самой дозволенной рутине, автор "Пенденниса" во всем умеет двинуться своим собственным путем, наперекор другим людям и другим журналистам. Что, кажется, обыкновеннее журнальных объявлений и завлекательных программ? Но Теккереев журнал пошел вперед почти без объявлений, а программой ему служили несколько шуточек в первой книжке. Кажется, такому редактору легко было обещать своей публике много хорошего, но он наобещал менее, чем малейший книжный спекулятор, да еще и посмеялся при этом...
Блистательная способность обо всем говорить шутливо и весело; придавать самой прозаической фразе колорит поэзии и юмора, вот достоинство, в котором издатель не имеет себе равных. Посмотрите, например, как сообщает он читателям самое простое сведение о том, что в первой книжке "Сборника" начаты два романа, из которых один им самим написан.
"На атлантических пароходах, в день выезда (а потом в праздничные дни) за обедом всегда подают желе, роскошно изукрашенное, в середину каждой формы при этом воткнуты американский и британский флаги, великолепно выделанные из жести. Пассажиры с удовольствием глядят на сей приятный феномен, а капитан еще более усиливает их удовольствие, изъявляя надежду, соседям направо и налево, что флаг мистера Булля и его меньшого брата всегда будет развеваться рядом, в дружеском соревновании. Ранее меня, романы уже кто-то сравнил с желе. Вот вам целых два (в одном может быть мало сахару, и оно приправлено горькой жидкостью, которая не всем языкам по вкусу), два желе, два романа под двумя флагами. Один флаг уже старый, он когда-то висел над палубой "Ярмарки Тщеславия" - другой будет гораздо свежее и красивее - Sir и ma'am, которого желе вам угодно?"
