Луиза Мэй Олкотт - Юность Розы (сборник)
– Значит, сегодняшний вечер был счастливым для тебя, так же как для всех нас?
– Да, самый счастливый и самый тяжкий в моей жизни, – ответила Фиби коротко, стараясь избежать вопросительного взгляда Розы.
– Почему ты отказалась принять нашу помощь? Ты слишком горда, моя Дженни Линд[50]!
– Я не могла по-другому. Иногда я так остро чувствую, что у меня никого, кроме вас, нет, – она вдруг смолкла, пытаясь справиться с предательской дрожью в голосе. Через минуту она спросила ровным, безжизненным тоном: – Так вы находите, что я хорошо пела сегодня?
– И не я одна. Все хотели поздравить тебя, но я отправила их домой. Я так и думала, что ты переутомишься. Но, может быть, мне не следовало делать этого, может, тебе приятнее было бы собрать вокруг себя всех наших, а не только меня одну?
– Это самое лучшее, что вы могли сделать. И что может быть лучше, чем быть с вами, мой дружочек?
Фиби редко так называла подругу, но когда называла, то вкладывала в эти слова всю свою душу. Слышать их Розе было так же отрадно, как обращение «моя девочка» – от дяди Алека. Сейчас Фиби произнесла их с какой-то страстью, тень ужасной катастрофы легла на ее лицо. Невозможно было дальше притворяться непонимающей, и Роза погладила Фиби по щеке, вновь разгоревшейся лихорадочным румянцем:
– Не скрывай того, что тебя тревожит, поделись со мной, как я во всем делюсь с тобой.
– Хорошо, маленькая хозяйка! Дело в том, что я должна уехать раньше, чем мы предполагали.
– Почему, Фиби?
– Потому что Арчи любит меня.
– Наоборот! Это причина, по которой ты должна остаться и сделать его счастливым!
– Нет, это невозможно. Это вызовет неудовольствие всей семьи. Вы сами знаете, что так и будет.
Роза открыла было рот, чтобы горячо опровергнуть это предположение, но, покачав головой, ответила чистосердечно:
– Дядя и я будем от души рады. И я уверена, что тетя Джесси не станет возражать, если ты любишь Арчи, как он тебя.
– А я думаю, что она надеется совсем на другое. Добрая женщина будет разочарована, если он женится на мне. И она права, и все будут правы! Это я во всем виновата; давно следовало уехать, но мне было так хорошо, что я не смогла найти в себе сил.
– Значит, я тоже виновата, ведь это я тебя удерживала. Но, право, Фиби, что тебе за дело до ворчания тети Майры, или воплей тети Клары, или язвительных уколов тети Джейн? Будь счастлива и не обращай на них внимания, – Роза была так взволнована, что в нее вселился дух противоречия и она была готова бросить вызов собственной семье из любви к подруге.
Но Фиби с печальной улыбкой покачала головой и ответила все тем же безжизненным тоном, словно похоронив в душе все чувства, кроме одного – чувства долга:
– Вы могли бы это сделать, но я – никогда. Ответьте, Роза, на мой вопрос. Только искренне и правдиво. Если бы вас, бедную, одинокую, покинутую девочку, взяли в дом и в течение нескольких лет любили, заботились, учили – словом, делали счастливой – и еще какой счастливой! – решились бы вы похитить у этих добрых людей то, что для них чрезвычайно дорого? И этим доказать всем, что вы неблагодарны, что вы обманули их, что вовсе не заслуживали того высокого доверия, которое вам оказывали. Теперь повторите мне то, что вы только что сказали: «Будь счастлива и не обращай на них внимания».
Говоря все это, Фиби до боли сжимала плечо подруги и так пронзительно смотрела ей в лицо, что Роза вздрогнула. Черные глаза были полны огня, и было что-то величественное в этой девушке, которая внезапно стала взрослой женщиной. Нечего было и отвечать на этот вопрос. Роза поставила себя на место Фиби, и гордость ответила за нее:
– Нет, я бы не смогла!
– Я знала, что вы так ответите и поможете исполнить мой долг, – вся холодность в голосе Фиби мгновенно исчезла, когда она крепко прижала к себе маленькую хозяйку, радуясь связывающей их дружбе.
– Если бы я только знала, как тебе помочь! Сядь и расскажи мне обо всем, – усевшись в большое кресло, в котором подруги часто сиживали вместе, Роза протянула вперед руки, готовая на всякую помощь.
Но Фиби не заняла свое место, а, как на исповеди, опустилась рядом на колени и, держась за подлокотник, рассказала историю своей любви в самых простых словах:
– Я долго не догадывалась, что он любит меня. Мне казалось, что он приходит к нам ради вас. Я думала, что он слушает мое пение, потому что вы мне аккомпанируете. Я так радовалась вашему счастью. Но когда его глаза выдали истину, я испугалась. Он молчал, и я считала это естественным: я ему не пара, невозможно рассчитывать, что он попросит моей руки. Это правильно. И я молча гордилась оказанной мне честью. Мне лишь хотелось, чтобы он знал: во мне есть чувство собственного достоинства, я помню свой долг. Я начала избегать его, собиралась уехать как можно скорее, но напоследок решила спеть в этом концерте так, чтобы ему не пришлось стыдиться бедной Фиби.
– Так вот почему ты отказалась от всякой помощи с нашей стороны? – спросила Роза, понимая теперь состояние Фиби.
– Да, я хотела сделать все сама и не быть обязанной даже самым близким друзьям. Это было дурно и глупо, и я была наказана за это первой неудачей. Я так испугалась, Роза! У меня захватило дух, в глазах потемнело, и все эти люди казались так близко от меня, что я боялась упасть на них. Если бы не часы передо мной, наверное, я не смогла бы петь. Когда я кое-как закончила, один взгляд на ваше расстроенное лицо показал мне, что я потерпела фиаско.
– Но я пыталась ободрить тебя, Фиби, я улыбалась настолько весело, насколько могла. Ведь это было не что иное, как смущение, – горячо протестовала Роза.
– Да, вы улыбались, но в улыбке была жалость, а не гордость, как мне хотелось. Я забилась в темный угол за органом, готовая умереть. О, как я была зла и несчастна! Я стиснула зубы, сжала кулаки и поклялась спеть следующую вещь как можно лучше или никогда более не петь. Я была просто в отчаянии, когда пришла моя очередь; мне казалось, что я не в состоянии взять ни одной ноты. А потом вспомнила, что он здесь. Не знаю, как это случилось, но я как будто вся превратилась в голос, потому что в зале было двое людей, которые не должны разочароваться во мне. Я пела так, будто мне предстояло умереть после этого.
– О, Фиби! Ты пела восхитительно, я едва удержалась от слез! И так гордилась, что тебя наконец оценили.
– А он? – прошептала Фиби, пряча лицо за ручку кресла.
– Арчи не сказал ни слова, но губы его дрожали и глаза горели. Он был счастливейшим человеком в мире. Я поняла, что мой брат надеется назвать тебя женой и намерен сегодня же объясниться.
Фиби помолчала. Как померк успех сегодняшнего концерта при мысли о несравненно большем!
– Он прислал цветов, вызвался проводить и по дороге домой доказал мне, как я была неправа, сомневаясь в нем. Не просите меня пересказывать вам эту часть моего романа, но будьте уверены, что я была счастливейшей женщиной в мире.
И Фиби снова спрятала лицо, по которому ручьем катились слезы. Роза не мешала подруге плакать. Она лишь молча гладила поникшую голову, задумчиво устремив в пространство мокрые от слез глаза, и удивлялась, что это за таинственная страсть, которая может изменить, облагородить и украсить всякого человека, которого коснется.
Каминные часы, бесцеремонно нарушив тишину, пробили одиннадцать, и Фиби очнулась от своих грез. Она поспешно встала, отерла слезы и сказала решительно:
– Довольно на нынешний вечер. Идите спать и отложите все тревоги до завтра.
– Но, Фиби, ведь я должна знать, что ты ему ответила? – воскликнула Роза, как ребенок, которому велят идти спать на середине сказки.
– Я сказала: «Нет».
– «Нет» рано или поздно превратится в «да», я уверена. Итак, я оставляю тебя мечтать о нем. Кэмпбеллы, правда, гордятся своим происхождением от Роберта Брюса[51], но в них есть здравый смысл и они тебя нежно любят. Завтра ты убедишься в этом.
– Может быть.
Крепко поцеловав Розу, бедная Фиби пошла к себе, но не смогла заснуть до рассвета.
Глава VIII
На краю пропасти
На следующий день утром Роза, озабоченная судьбой Фиби, пробралась в комнату тетушки Изобилие, пока старая леди завершала свой туалет.
– Тетя, я хочу рассказать вам нечто приятное. Давайте, я буду рассказывать и расчесывать вас, как вы любите, – Роза знала, что такое предложение будет старушке по душе.
– Хорошо, моя дорогая, только поторопись: я сегодня немного проспала, нужно поторопиться, иначе Джейн все испортит. Я терпеть не могу, когда солонки стоят криво, чайное ситечко не подано и с бумаг твоего дяди не стерта пыль, – тетушка Изобилие поспешно распускала два седых локона, которые всегда укладывала на висках.
Осторожно расчесывая волосы тети, Роза искусно подводила ее к кульминации рассказа, описывая страх, который охватил Фиби, и то, с каким мужеством она взяла себя в руки. Затем рассказала о цветах, присланных ей Арчи, о том, как Стив уехал, о том, как Арчи пришлось занять его место. Пока все шло гладко, тетушка Изобилие слушала ее с большим интересом, сочувствием и одобрением. Но когда Роза естественным тоном прибавила: «И по дороге домой он признался ей в любви», – старая леди так резко дернула головой, что на гребне остался клок волос, а локоны встали дыбом. Тетушка с ужасом воскликнула:
