Уильям Шекспир - Шекспировские чтения, 1977
IV акт "Герцогини Мальфи" часто рассматривается как одно из высших достижений елизаветинской драмы. Здесь, как в сцене бури в "Короле Лире", место и время кажутся неограниченными. Восклицание герцогини:
Хоть, к сожаленью, не сошла с ума я,
Но небо над моею головой
Мне кажется расплавленною медью,
Земля - горящею смолой,
(IV, 3)
носит лировский оттенок. На нескольких страницах героиня, кажется, проходит через целую жизнь. В ней слабость женщины уживается с духом величия личности, отстаивающей свою жизненную позицию. Последние слова, обращенные к палачам:
Когда со мной покончите, ступайте
Моим скажите братьям, что они
Отныне могут есть и пить спокойно,
(IV, 3)
и вызов, брошенный им в лицо
Но все же герцогиня я Мальфи!
(IV, 3)
демонстрируют не страх и отчаяние, а гордость и величие духа. Героиня поднимается до фигуры поистине трагической, которая в страданиях становится монументальной.
Анализ вебстеровской трагедии позволяет сделать ряд выводов. Пьесы Вебстера следует расценивать как определенный этап в развитии английской позднеренессансной драмы, своеобразие которого определяется совокупностью общественных, литературных и театральных условий. Изучение творчества Джона Вебстера показывает, что оно было сложным: реалистические и нереалистические мотивы тесно переплетались в нем. Однако главенствующими остались реалистическое понимание взаимоотношений человека и мира (природа и общество), правдивое изображение характеров и среды. Причем среда служила не только фоном, оттеняющим героев и их деяния, но и питательной почвой нравственных конфликтов.
Концепция личности писателей Высокого Возрождения была идилличной и во многом противостояла "трагическому гуманизму" начала XVII в., дававшему более глубокое представление о личности и обществе. Об этом идет речь в известной работе А. А. Смирнова "Шекспир, Ренессанс и барокко" {Смирнов А. Шекспир, Ренессанс и барокко. - Вестник ЛГУ, 1946, э 1, с. 12-31.}. "Трагический гуманизм" в яркой форме проявился у Монтеня, Сервантеса, зрелого Шекспира и других поздних елизаветинцев. Он был, несомненно, органически связан со всем предшествующим ренессансным периодом развития литературы. Будучи завершающим, "трагический этап Возрождения" своим внутренним драматизмом предопределил переход к новому времени.
На большинстве позднеренессансных драматических произведений лежит печать горечи и трагизма. Бомонт и Флетчер, Вебстер и Тернер, Мессинджер и Форд разрабатывают многие шекспировские проблемы, их мучают те же извечные вопросы. Но для младших елизаветинцев в силу объективных причин они оказываются еще более неразрешимыми. В их творчестве углубляются внутренние противоречия, когда, по словам Л. Пинского, "прекрасное выступает одновременно как глубоко человечное и сдержанное, рациональное и чувственное, реальное и фантастическое" {Пинский Л. Ренессанс и барокко. - В кн.: Мастера искусства об искусстве. М.: Искусство, 1937, т. 1, с. 31.}. В связи с этим в художественной структуре вебстеровской трагедии заметно тяготение к острым сюжетным поворотам, к исключительным ситуациям, к роковым столкновениям характеров. Сам характер представлен как сплав взаимоисключающих или крайних противоположностей натуры.
Автор "Герцогини Мальфи" показал, как человек XVII в. в условиях суровой абсолютистской регламентации или отрезвляющей капиталистической действительности в противовес людям Возрождения утрачивал сознание собственной свободы. Он постоянно ощущал свою зависимость от окружающего его общества, законам которого был вынужден подчиняться.
Для художника той эпохи определить характерные особенности человека значило определить его место в обществе. Поэтому, в отличие от Высокого Ренессанса, дававшего обобщенный, "внеклассовый" образ человека, для Вебстера характерна отчетливая социальная окраска образов. Характеры отражают типичные черты исторического времени и отличаются полнотой. Противоречивость характеров жизненна, лишена мертвой антиномичности, свойственной нереалистическому искусству того времени.
Драматург передавал реальную конфликтность общественной жизни, и характеры возникали как обобщение наблюдений. Создавая образы главных героев, Вебстер развил и обогатил принципы создания ренессансного характера. И более того, бесспорное достижение художника - образы "недовольных" - своей психологической неоднозначностью, гротескностью и экспрессией они как бы предвосхитили экстравагантные и причудливые образы барокко.
Трагические коллизии, в которых участвуют герои Вебстера, лишены фатальности, мистической предопределенности. Они всегда определяются материальными причинами, исторически конкретными условиями жизни. Материальные интересы, извращавшие натуру человека, разбивали веру в возможность внесения гармонии в хаос жизни. Вебстеровские обличения действительности исходят из реальных предпосылок. "Макиавеллисты", "недовольные" становятся злодеями под влиянием всевозможных губительных обстоятельств: нужда, жажда власти, наслаждения, оскорбленное самолюбие толкают к преступлению Боссолу, Кардинала, Фердинандо ("Герцогиня Мальфи"), Фламинео, Франческо Медичи, Монтичелло ("Белый дьявол"). Таким образом, в трагедиях Вебстера внутренний мир изображается в единстве с общественным бытием.
Пьесы Вебстера вобрали в себя основные элементы ренессансной эстетики и явились как бы последними вспышками реализма Возрождения в елизаветинском театре. Последними потому, что в них обозначились черты кризиса ренессансной идеологии и эстетики и проявились новые художественные тенденции, в частности барочные.
Исходя из наблюдений жизни, Вебстер порой тяготеет к символическим обобщениям. Убийства, отравления, сумасшествия, сверхчеловеческие страдания уже не кажутся крайностью. Если Шекспир считал героев с необузданными страстями, жестоких и порочных отклонением от нормы, то вебстеровский сплав добра и зла, высоких порывов и низменных страстей в человеке часто представляется естественным выражением его сущности. Кровавые преступления, ужасы страданий героев призваны внушить зрителю мысль о трагической обреченности человека, о призрачности земного бытия.
А радость жизни - что это такое?
Лишь краткий роздых средь тяжелых мук,
Приготовленье к вечному покою
Концу страданий наших на земле,
(IV, 3)
восклицает Антонио. Ему вторит Боссола:
Жизнь одним глупцам мила,
Что в ней видим, кроме зла?
Грех - зачатье, плач - рожденье.
Смерти страх, надежд крушенье.
. . . . . . . . . . . . . . .
Скоро новый день придет,
Но тебе он смерть несет.
(IV, 3)
Трагически обрисована участь человека в погребальной песне, которой заживо отпевают герцогиню.
Финальная сцена "Герцогини Мальфи" предстает в мрачном полумире, остановившемся между жизнью и смертью. Однако кошмары и ужасы не являются для Вебстера самоцелью, а выражают отчаяние, страх перед миром и как своеобразные приемы передают драматизм, противоречивость жизни и возвеличивают трагических героев.
Барочные тенденции в творчестве Вебстера проявились и в том, какой демонический характер приобретают земные страсти и пороки. Боссола считает, что одни лишь страсти управляют людьми. Фердинандо заявляет:
Как в собственной пыли гранят алмаз,
Так пагубные страсти губят нас.
(V, 5)
Представители барочной драмы исходили из убеждения, что жизненный процесс лишен целостности и единства. Джон Вебстер может быть назван их предтечей, поскольку видел невозможность спасти идеал общественного целого, образуемого отдельными человеческими личностями, и отразил это в своих трагедиях.
Произведения Вебстера, таким образом, стоят на грани между ренессансным реализмом и трагической символикой барокко, хотя характеры не утратили еще сложности и величия, присущих лучшим драматургическим образам английского Возрождения.
К ВОПРОСУ ОБ АВТОРСТВЕ ПЬЕСЫ "ДВА ЗНАТНЫХ РОДСТВЕННИКА"
Л. Каджазнуни
Попытки установить авторство литературного текста при помощи разного рода подсчетов не являются чем-то принципиально новым в лингвистике. Подобные работы появлялись уже в прошлом веке, а в наше время с легкой руки Дж. Э. Юла {Yule G. U. Statistical study of literary vocabulary. Cambridge, 1944.} они получили такое широкое распространение, что исследователям "уже нет нужды извиняться за количественный подход" {Milic L. T. Quantitative approach to the style of J. Swift. The Hague, 1967.}.
Нелишне все же заметить, что качественный и количественный подходы не только не исключают, но предполагают друг друга и даже самая формальная процедура исследования всегда сопровождается содержательным анализом полученных цифровых данных, в значительной степени основанным на предварительном знании исследуемого текста.
При установлении авторства обычно статистические характеристики сомнительного текста сопоставляются с характеристиками текстов, принадлежащих перу предполагаемых авторов, и настоящая работа не представляет в этом отношении исключения.
