Фэй Уэлдон - Подруги
Марта заикнулась было об этом Мартину, но он прямо-таки возмутился:
— Колин — мой лучший друг. Когда я его приглашаю, я не жду, что он привезет нам какие-то продукты.
Марта устыдилась своей мелочности.
— И, помилуй, нельзя же вечно ограждать детей от сексуальной стороны жизни, не будь ханжой.
Марта почувствовала себя еще и дурой. Мелочной, занудной дурой.
Несколько дней назад Дженет звонила Марте. Дом продали без ее ведома, она с детьми переехала в крохотную квартирку. Кейти, сказала Дженет, заставляет Колина уменьшить им содержание.
— Что проку быть материалистом, — разглагольствовала Кейти. — Вот у меня ничего нет. Ни семьи, ни дома, ни родных, ни близких, никакой собственности. Вот она я, как есть! Только я и чемодан с платьями!
Но это «я» вполне устраивало Кейти, а платья были сногсшибательными. Кейти выпила лишнего, дурачилась, все смеялись, и Марта тоже. Кейти дважды была замужем. Марта удивлялась, как некоторые умудряются, дожив до тридцати с лишним лет, ничем не обзавестись — ни мужем, ни детьми, ни собственностью, ни умом.
Постойте-ка, да в этой неприспособленности верный расчет. Если Колин — все, что есть у Кейти в этом мире, то может ли Колин бросить ее? Как она станет жить? Где найдет приют? Ах, эта Кейти, умница.
— У меня грязная чашка, — сказала Кейти, и Марта, рассыпаясь в извинениях, побежала ее мыть. Мартин поднял брови, взглянув с осуждением на Марту, не на Кейти.
— Мне было бы приятно, если б ты душилась, — однажды с упреком заметил Мартин. Кейти благоухала духами. Марте душиться было некогда, хотя Мартин дарил ей флакон за флаконом. Каждое утро Марта выскакивала из постели, взбудораженная какой-нибудь очередной неожиданностью: истошно мяукала кошка, кашлял кто-то из детей, раньше времени сработал будильник или пришел почтальон. До духов ли тут? Но все равно это раздражало Мартина. Можно хоть чуточку постараться быть привлекательной.
Колин выглядел прекрасно — заметно бодрее и моложе Мартина, а ведь они почти ровесники.
— Молодость заразительна, — сказал Мартин, когда они легли спать. — Он преобразился, когда нашел Кейти.
Нашел, будто сокровище какое. Обрел нечто волнующее и сказочное в сером мире оплывших гусынь.
В субботу утром Джаспер наткнулся на деревяшку и занозил ногу (Мартин: «Почему он ходит босиком, Марта? Это никуда не годится»). Заноза была глубокой, и Марта повела сына в больницу. Она ушла в десять, вернулась в час, а они по-прежнему сидели со стаканами в руках, кругом в траве поблескивали на солнце бутылки. Лужайку и не думали подстригать. Не оставляйте бутылки в траве. Разобьются, наступят дети, и снова на полдня застрянешь в больнице. Да не суетись ты. Расслабься, как все. Попробуй.
Но картошка не почищена, посуда после завтрака не убрана. Среди недоеденных гренков, кожицы от бекона и розеток с джемом валяются окурки.
— Хотя бы картошку почистили! — не выдерживает Марта.
Несдержанность! Страшный грех. Они смотрят на нее с недоумением и неприязнью. И Мартин тоже.
— Надо же, — воскликнула Кейти, — с субботы готовимся к воскресному пикнику? Картошка? Сто лет ее не ела. Вот чудесно!
— Картошку ждут дети, — сказала Марта.
Они действительно ждали. Завтраки по выходным были для них радостным ритуалом. Семейный завтрак в субботу: рыба и хрустящий картофель (Мартин: «Разве можно сравнить домашний жареный картофель с покупным?»). В воскресенье ростбиф, картофель, фасоль, яблочный пирог. И, конечно, йоркширский пудинг. Намучаешься, пока отрегулируешь температуру в духовке. Говядина должна жариться на слабом огне, а пудинг запекается на сильном. Как добиться этого разом? Так же несовместимо, как полная грудь и узкие бедра.
— Расслабься, — повторил Мартин. — Обед приготовлю я, все в свое время. Занозы обычно выходят сами, и напрасно ты водила его в больницу. Пусть волны жизни несут тебя, любимая. Плыви по течению, и все дела.
И Мартин издали ободрил Марту одухотворенной улыбкой. Рука его покоилась на изящном загорелом плече Кейти, усыпанном золотистыми веснушками.
— Ты слишком опекаешь детей, — заметил Мартин. — Им от этого только вред. Лучше выпей.
Марта скрепя сердце присела на ступеньку и взяла стакан сидра. Если задержаться с завтраком, то как она успеет убрать посуду, замариновать мясо для довольно основательного обеда, который намечался на вечер. Маринованная баранина жарится в духовке по крайней мере четыре часа на слабом огне; духовка здесь маленькая, и в ней нельзя жарить мясо и одновременно запекать рыбу, а Мартин не ест жареную рыбу, только запеченную: в ней меньше холестерина.
Но Марта промолчала. К чему докучать им хозяйственными заботами, а любую, даже самую робкую жалобу Мартин воспринимал как семейную сцену. Устраивать сцены — это уже черная неблагодарность.
Такова жизнь, что поделаешь. Нарядные друзья в красивых машинах, прелести сельской жизни, выпивка перед завтраком, и розы, и щебет птиц.
— Не пей много, — предостерег Мартин и рассказал, как у Марты отобрали водительские права.
Дети захотели есть, Марта открыла консервированную фасоль с сосисками и быстро разогрела. (Мартин: «Марта, зачем им есть эту гадость? Неужели они не могут подождать?»)
Проголодалась и Кейти: сказала, что не хочет отставать от детей. Она прекрасно ладила с детьми — почти со всеми. Только детей Колина и Дженет не любила. Она не скрывала этого, а он терпел. Теперь Колин виделся с дочерьми уже не раз в неделю, а только раз в месяц.
— Давайте я приготовлю завтрак, — вызвалась Кейти. — Бедняжка Марта совсем сбилась с ног.
И она извлекла из холодильника все, что Марта припасла для завтрашнего пикника — камамбер, салат, салями, за две минуты приготовила прекрасный салат из помидоров, открыла бутылку белого вина — «не очень прохладное, дорогая, надо бы его охладить» — и за пять минут ловко расставила все это на столе.
— Вот, прелесть моя, нам больше ничего и не нужно! — воскликнул Мартин. — Ты просто нелепа со своим картофелем и рыбой по субботам! Что может быть вкуснее такого завтрака? И проще?
Конечно, если не считать, что съеден легкий воскресный завтрак на девятерых вместо субботней рыбы на шестерых, а рыба, между прочим, не резиновая. Кейти, которая уже порядком выпила, легонько щелкнула Марту по лбу.
— Смешная Марточка, — сказала Кейти. — Она напоминает мне Дженет. Я правда люблю Дженет.
Колину не понравилось, что вспомнили Дженет, он так и сказал.
— Дорогой мой, Дженет — это реальность, — ответила Кейти. — Если бы ты почаще вспоминал о ней, то придумал бы, как давать ей поменьше денег.
Она зевнула и потянулась всем своим гибким, не знавшим детей телом, улыбнулась Колину, как избалованная девочка, уверенная в своей власти над ним; Мартин не сводил с нее восхищенного взгляда.
Марта встала и ушла, взяла банку с белилами и стала красить стену в ванной. Гладкая белая поверхность радовала глаз. Марта хорошо умела красить. Краска ложилась ровно, без оплывов. Марта почувствовала пульсирующую боль в ногах. Она испугалась, не начинается ли у нее расширение вен.
В саду дети играли в бадминтон. Они были не в духе, но сразу же повеселели, едва увидели, что мама, как обычно, занята делом, трудится, чтобы их жизнь стала еще приятнее: заботится, налаживает, предусматривает, ограждает их от неприятностей, хлопочет, как наседка, суетливая и надоедливая, неотделимая от тусклой рутины будней.
В субботу вечером Кейти рано отправилась спать; она поднялась со стула, зевнула, заглянула на кухню, где Марта отмывала сковородки. Посуду со стола собрал Колин, а Кейти красиво свернула салфетки гармошками; Мартин раздувал потухающий огонь.
— Спокойной ночи, — сказала Кейти.
Через три минуты она вернулась, негодующая, в руках полотенце от Сен-Лорана — насквозь мокрое.
— Боже мой! — воскликнула Марта. — Наверное, Дженни мыла голову!
Пришлось поднять Дженни с постели и перед всеми сделать ей выговор, пусть видят, что она строгая мать. Ну вот, теперь Дженни будет дуться на нее, и, значит, среди недели надо придумать какое-нибудь развлечение, иначе у девочки начнется приступ астмы.
— Вечно ты дергаешь детей, — сказал Мартин. — Вот откуда у Дженни астма.
Дженни миловидна, но далеко не красавица. Может быть, она не оправдала ожиданий отца? Мартин ни за что в этом не признается, но Марта опасалась, что все дело именно в этом.
Каждый день ребенок должен съедать одно яйцо и один апельсин. Тогда исправится даже самое скверное положение. И оно исправилось. Астма была нетяжелой. Нужна спокойная домашняя обстановка, сказал врач. Улыбайся, Марта, улыбайся. Счастье семьи в твоих руках. Сколько потребуется апельсинов в год? 21X52. Каждый нужно купить, принести, помыть, очистить. А картофель? 12X52 фунтов в год? Картофель надо чистить тщательно. Мартин терпеть не может, когда попадаются черные глазки (Мартин: «Не слишком приятно, верно?»).
