Уильям Сирз - Бог любит смех
Г Л А В А 6. ПРИДИТЕ ВСЕ БАНДИТЫ!
Через несколько лет мы переехали в Кросби, штат Миннесота. Дед был против того, чтобы мы уезжали. Он сказал, что Кросби такой маленький, что даже сельдерей там должен стоять дыбом, чтобы не вылезать за городскую черту. К Рождеству мы все впали в уныние. Отец заявил, что для семьи из шести человек слишком накладно ехать назад к деду. Мать с ним согласилась, но все же продолжала укладывать чемоданы. Отец было пытался настоять на своем, но в конце концов обнаружил, что уже стоит на платформе Нортен-Пасифик, направляясь к деду. Дед взял меня за покупками в тот же самый день, как мы приехали. Два дня шел снег, и я понял, что будет замечательное белое Рождество. Мы поехали в центр города в санях, запряженных Бьюти, из ноздрей которой, как два гейзера, валил пар. Дед был круглым, как яблоко, и весьма румяным. Все лицо его было в веселых морщинках, каждая из которых изгибалась на свой лад, когда он смеялся. Дядя Клифф говорил, что дед - это самолетный мотор, приделанный к велосипеду. Мне всегда казалось, что дед встает еще затемно, и, поддев на виллы, поднимает солнце. Он любил распевать во все горло, подъезжая на повозке или в санях прямо к кухонной двери, чтобы я мог разгружать бакалею, не выходя наружу, через окно. Когда собиралось общество "Женская Помощь", он пел особенно громко. Он любил шокировать их. Деду было около семидесяти, но если ты спрашивал, в каком смысле "около", он отвечал, что это не твое дело. "Кроме того, говорил он доверительно, вставая раньше солнца, используя каждую минуту дня, усердно работая до ночи и ложась в постель, когда все только идут с полей, я на самом деле прожил не семьдесят, а сто сорок лет. Это и есть мой возраст". У деда было больное сердце - еще с той поры, как ему исполнилось двадцать лет. Когда он черпал лишнюю добрую порцию жирной подливы, бабушка говорила: "Вспомни, что доктор говорил тебе о твоем сердце, Мэл". Дед уплетал и демонстративно захватывал еще одну полную ложку. "Доктора! Я пережил их уже троих, и с этой молодой клистирной трубкой будет то же самое". Если кто-нибудь неодобрительно смотрел на него, пока он угощался очередной свиной отбивной, он смеялся и говорил: "Не стоит хмуриться. Я ем, что мне нравится. Если я умру, так умру, но я не умру голодным". Дед повернул ко мне и сказал: "Сынок, не связывайся с докторами, пока ты в трезвой памяти. Все они думают об одном резать, резать, резать". "Да, дедушка". "У меня пока все на месте, чем наградил меня добрый Господь, но не было ни одного из них, кто бы не пытался отхватить от меня что-нибудь с помощью ножа". "Ешь свой обед, Мэл", посоветовала бабушка. Она была прооперирована четырежды и гордилась этим. "Не отклоняйся от темы, Бесс, - сказал дед. - В тебе уже больше ножей, чем в ящике со столовым серебром, а каждая испорченная штука, которую они вынули, были лучше новой". "Перестань!" "Доктора! - шепотом проворчал дед. - Тебе еще нет и недели от роду, как они вынимают свои ножи, чтобы отхватить конец твоего .".. "Мэл!" "Это факт. И если бы я тогда был способен говорить, они никогда не заполучили бы этого". Иногда дед играл со мной в крибэдж. Он жульничал. Он говорил, что делает это потому, что я слишком хороший игрок, и он просто уравнивает силы. Временами он вынимал свой альбом с фотографиями и показывал мне в нем скаковых лошадей. Это я любил больше всего. Он только что приобрел двух новых рысаков - лощеного вороного иноходца по имени Тропикал и крупного гнедого рысака Дакара. "Этот Дакар сможет обойти Дэна Пэтча", - сказал он мне. Дед каждый год участвовал на своих лошадях в гонках на Миннесотских ярмарках. Я всегда сопровождал его. Самым замечательным был год, когда он выиграл на Дакаре золотую медаль. Не упоминая уже о деньгах, говорил он мне. Служащие ипподрома ежегодно уверяли деда, что он слишком стар, чтобы участвовать в гонках на двуколках. Они предлагали, чтобы он позволил своему сыну Клиффорду участвовать в гонках новичков. Дяде Клиффу было тридцать пять. Дед сказал: "Нечего молокососам участвовать в гонках на моих лошадях. Они нуждаются в опытной руке". Распорядители неохотно записывали его, но предупреждали, что он участвует в скачках последний год, ради его же блага, слишком он стар. Когда дед проезжал на Дакаре мимо трибун по направлению к месту старта, толпа издавала необыкновенный рев. "Как вам это нравится? - говорили все. Рип-Ван-Винкль вернулся и на этот год!" Дед выглядел замечательно в своем зелено-белом шелковом одеянии. Ты никогда бы не догадался, что у забора он оставил свои костыли, и ему помогли сесть в коляску. Дакара он содержал в удивительной форме, но за несколько дней до гонок он переставал Дакара чистить и скрести и совсем не заботился о его внешнем виде. Дакар выглядел неважно. Чем хуже он выглядел, тем громче смеялся дед. "Бедный старина Сэм Кларк, говорил он. - Этот жалкий гнедой будет весь день помахивать своим хвостом Сэму в лицо". Кто-то в толпе вопил деду, когда он ехал мимо трибун: "Где ты раздобыл этого овсового дармоеда, Мэл? Он выглядит так, будто уже бежал!" Дед молча отмахивался. Дакар с трудом опередил на пол-головы в первом заезде Вихря Сэма Кларка. "Я придерживал его, - сказал мне дед. - Сэму казалось, что я сдаю. Он думал, что может выиграть, если постарается, но он не думал, что я не стараюсь. После следующего заезда он уже будет считать денежки". Дед задохнулся приступом своего астматического смеха и поцеловал Дакара в нос. Дед сказал, что если я хочу увидеть семидесятилетнего опоссума за работой, то должен хорошенько проследить за ним во время второго заезда. Что я и сделал. После старта дед держался во главе участников. Метеор Джо Кейси шел с ним бок о бок. Лошадь мэра Флетчера Маленькая Леди была третьей рядом с Вихрем Сэма Кларка, начавшим рывок. Вихрь настиг Дакара на половине пути, и всем на свете показалось, будто дед выжимает из гнедого последние силы, но Сэм Кларк выиграл на финише на голову. Он одарил деда широкой покровительственной усмешкой, когда поравнялся с ним, разворачиваясь. "Я дал тебе выиграть первый раз, Вагнер, по доброте души, из уважения к твоим сединам, ну, а теперь лучше ползи назад к чуркам в этом твоем сарае, а лошаденку эту сдай в мясной магазин Элмера". Дед выглядел ровно настолько сердитым, сколько требовалось, чтобы тот лишился остатков благоразумия. "Сэм, - сказал дед, - а ты не хочешь побиться об заклад насчет следующего заезда, на твою маленькую упряжку вороных?" "Пожалуйста, - сказал Сэм, и на все, что вам угодно еще будет назвать". "А как насчет коляски с золотой отделкой?" "Отлично". "А этих пятидесяти стогов сена с пастбищ Седар-Лейк?" "Подходит. На что угодно - лишь пусть тот, кому мы оба доверяем, подтвердит, что это стоит денег". Дед покачал головой. "Мы не сможем найти кого-то, кому оба доверяли бы. Я полагаюсь на твое слово". Один из служащих подслушал разговор. "Стареешь, Мэл", сказал он. Дед хитро подмигнул мне, проезжая мимо к месту старта на третий и последний заезд. Теперь оставались только две лошади - Дакар и Вихрь. Вихрь первым вырвался вперед и развивал свое преимущество. Я начал беспокоиться. Я надеялся, что дед не будет притворяться чересчур долго и не ошибется в дистанции. Вырвавшись вперед, Сэм Кларк обернулся и помахал деду с оскорбительной усмешкой. Между ними был разрыв в голову, когда дед издал свой удивительный клич: "Пошел!" Дакар пошел. Уши его прижались назад, и случилось что-то необыкновенное - он настиг и обошел Вихря так, будто Вихрь был дулом ружья, а Дакар - пулей, вылетающей из него. Дакар выиграл без усилия. Он шел впереди на три корпуса, когда проезжал мимо судейской трибуны. Дед обернулся в повозке и потряс кулаком в сторону распорядителей. "Как вам это нравится, вы, эксперты среднего возраста?" Дакар получил прекрасный венок из цветов. Дед получил золотую медаль, денежный приз за первое место и выговор от организаторов. Они сказали, что участвовать в скачках он больше не сможет. Дед показал мне медаль. "Может быть, последняя, какую я получил, - сказал он. - Но это самая большая моя гордость, и я с ней никогда не расстанусь". Когда дед уезжал с трека, толпа приветствовала его громоподобными овациями. Мы не задерживались и подъехали к прилавку с мороженым, где получили преимущество над Сэмом Кларком в два клубничных пломбира. О жизни с дедом у меня сохранилось множество волнующих воспоминаний. Много хороших, но и плохих куча. Если ты проводил с ним больше недели, то это всегда было необыкновенное время, ты ломал одну-две кости, то и дело мучился от боли в животе, и удивлялся, неужели он действительно так стар, как говорят. В тот день, когда мы с дедом делали покупки к Рождеству, он заставил меня поверить, что этот поход в город со мной был самым волнующим событием для него за много лет. "Посмотри на эти снежинки, мальчик, - сказал он мне. - Понюхай этот морозный воздух. Бери от этого все, что сумеешь". Потом дед вдохнул с такой силой, что кончики его усов изогнулись прямо к носу. Набрав достаточно воздуха, он шумно хлопнул меня по спине, таким образом освобождая меня от всего, что я накопил. "Твой старый дед определенно счастлив, что на Рождество ты здесь, с ним. Пусть все будет как можно лучше!" Потом он пощекотал Бьюти под хвостом кнутом, и она рванула, как скачущая лягушка, отбросив меня назад в коляске. Мы пели на два голоса мелодию "пирога в небе", пока дед не расстроился. Это из-за вывесок в витринах магазинов. Дед не любил вывесок, где было написано "Хмас". * Сокращение от Christmas, "Рождество", где вместо имени Христа вставлен крест. [Назад к тексту]
