Джойс Кэри - Радость и страх
Даже в своей комнате, в своем убежище ей неприютно и холодно, и всю ночь ее мучают кошмары, лишь изредка перемежаясь забытьем. Болит голова, сводит спину, непонятная боль гуляет по всему телу.
Но встает она полная твердости. "Я знаю, он и раньше мне лгал" - и решительно идет к роялю.
Приближается время свидания, она глушит себя музыкой и повторяет: "Ни за что, ни за что".
Но вся она напряжена, вся как бы переполнена Бонсером. Она чувствует, что он ждет ее, слышит его слова: "Я тебе верил, Пупсик. Я тебя любил".
Она вскакивает с места. "Чушь какая. Надо с этим покончить раз и навсегда".
9
Десять минут спустя Бонсер сжимает ее в объятиях.
- Так ты вернешься! Спасен, спасен!
- Ни в коем случае. - Табита отталкивает его. - Никогда. И что значит "спасен"?
- Ты спасла мне жизнь. Я как раз думал: "Ладно, если Пупс меня покинула, значит, мне крышка".
- Но как ты можешь говорить, что это я тебя покинула?
Бонсер безнадежно махнул рукой. - Тебе не понять.
- Чего не понять?
- Что я, в сущности, создан для семейной жизни. Я не честолюбив. Не согласился бы стать премьер-министром, сколько бы меня ни просили. Знаю, знаю, я поступил опрометчиво, но ты подумай, как я жил раньше. Один как перст, никому не нужен. Поэтому я к тебе и рванулся - знал, что мне необходимо влияние порядочной женщины.
- Влияние! А сам даже не женился на мне.
Он берет ее за руку. - Женитьба? Да я бы хоть сейчас, если б мог.
Табита вся дрожит. - Но, Дик, у тебя даже работы нет. А на уме одни комбинации.
- Ну вот, опять ты меня в чем-то подозреваешь. Конечно, я не могу жениться, пока у меня нет работы. А работа, кстати сказать, уже наклюнулась.
- В самом деле. Дик? Настоящая работа? Но это же меняет дело.
- Еще бы. Вот гляди. - Он усаживает ее на кочку, садится рядом, сует ей газетную вырезку. - Читай: "Недвижимость Уотлинга. Требуются агенты".
- Но это замечательно! - Для Табиты в самом слове "недвижимость" заключено что-то прочное, респектабельное. - И ты в самом деле туда поступил?
- Еще не зачислен, но уже беседовал с членами комитета, и все оказалось даже лучше, чем я предполагал. У них там от квалифицированных бухгалтеров отбоя нет.
- Но тогда почему же...
- Хотел получить твою санкцию. Почем я знал, может, такая работа покажется тебе унизительной.
- Какие глупости, я только и мечтала о том, чтобы у тебя была постоянная работа. - И, вспомнив о своем влиянии, добавляет решительным тоном: - Постоянная работа - это именно то, что тебе нужно.
- Ну, раз ты так считаешь...
- Лишь бы не опоздать.
- Я сейчас же подам заявление. Тут только одна загвоздка - требуется внести залог, гарантию добросовестности, что ли. Сейчас все солидные компании требуют таких гарантий.
- Да, конечно. А сколько нужно внести?
- Всего пятьдесят фунтов, я боялся, что много больше. Беда в том, что сейчас у меня таких денег нет. Вот я и подумал - как бы отнесся к такой идее братец Гарри? Для него это бы в конечном счете окупилось, а ты была бы пристроена.
- Ой, нет, Гарри не поймет.
- Да, пожалуй. Выходит, значит, что надеяться не на что.
- Дик, помолчи немножко, дай мне подумать. Это так важно, какой-то выход должен быть обязательно. У меня в сберегательной кассе всего шесть фунтов, но есть колечко с жемчугом, и браслет, и, да, еще меховая шубка. За них наверняка что-нибудь дадут.
- Я не хочу, чтобы ты ради меня продала свои вещи.
- Но, Дик, пойми, это же такой пустяк, если ты зато получишь работу. Нужно смотреть трезво.
- Ну что ж, командуй, Пупс. А вещи можно, наверно, и в заклад снести. Тогда ты их не потеряешь, выкупишь, как только мы начнем зашибать денежки.
- И еще есть золотая цепочка. Но, Дик, ты правда решил работать, не упустить эту возможность? Ты понимаешь, что это было бы грешно - вернуться к прежнему, губить себя, губить наше счастье?
- Что я, дурак, по-твоему?
- Милый, я не хочу в тебе сомневаться!
- Мне все кажется. Пупс, не любишь ты меня так, как я тебя.
- Да нет же, люблю, я только очень хочу, чтобы мы были счастливы.
- А мы с тобой всегда были счастливы. Мы созданы друг для друга. - Он обнимает ее, касается ее колена. Но она в страхе отодвигается, обдергивает юбку. - Нет, нет, прошу тебя.
Он хмурит брови, и она пытается объяснить: - Понимаешь... Потому что мы решили по-настоящему пожениться... начать сначала...
- Ладно, Пупс. - Он томно целует ее. - Отныне командуешь ты. Может, ты и права, что привередничаешь. Ссориться не хочу, это не в моем характере. - Он отпускает ее царственным жестом, но все еще хмурится.
- Мне пора идти, пора бежать, не то они что-то заподозрят. А знать им еще рано. Они не поймут. Дик, милый, ты веришь, что я тебя люблю? - Она робко обнимает его.
- Ладно, ладно, Пупси.
- Ты понимаешь, почему мы не должны... пока не поженились? Потом-то конечно. Мне и самой хочется, правда. Ведь тогда я действительно чувствую, что ты меня любишь.
- Это уж точно, Пупс. Мы с тобой неплохо проводили время. Тут, видно, все зависит от точки зрения.
- О господи, уже четыре пробило. До свиданья, любимый, до завтра.
10
На бегу Табите приходит в голову, что понятие о любви у Бонсера более прозаическое, чем у нее, но это ее не оскорбляет, напротив. Ей страшно интересно, она захлебывается: "Просто чудо, что он так сильно меня любит, что я имею над ним эту власть. Он сразу отступился, стоило мне объяснить. Да, в сущности, он хороший человек, такой послушный. Только бы, только бы он не упустил эту работу. От этого зависит вся его жизнь... и моя тоже".
Обокрасть Гарри - что может быть ужаснее? Но именно потому она на это решается: украсть, может быть, загубить свою совесть, свою душу. И она истово молится: "Остави нам долги наши, яко же и мы..."
Сейф, в котором Гарри хранит ее жемчуг, находится у него в спальне, ключ от сейфа - в тумбочке. На следующее утро, пока лентяйка Эдит завтракает в постели, а горничная убирается на третьем этаже, она уже шмыгнула к Гарри в спальню и достает ключ из ящика тумбочки. Дрожа от страха, она успокаивает себя: "Это для Дика, это его спасет". И тут же вздрагивает и бледнеет - в комнату входит Гарри.
- С добрым утром! - Он целует ее. - Тебе что-нибудь нужно?
- Я хотела... пожелать тебе доброго утра.
Оба знают, что это ложь. Они растерянно смотрят друг на друга, потом Гарри, решив, очевидно, что молодые женщины - странные создания, треплет ее по щеке. - Выглядишь ты неважно. Попринимай-ка микстуру, я тебе пропишу.
Табита убегает к себе. Она чуть не плачет. "Но что мне делать? Нужно написать, объяснить. Когда мы поженимся, когда Дик начнет хорошо зарабатывать, тогда он поймет. И порадуется".
В четыре часа дня, спустившись в прихожую с чемоданом в руке и чутко прислушиваясь, не раздадутся ли где шаги, она замечает на столике надетый на подставку цилиндр Гарри, который он носит зимой по праздникам, и при виде этого цилиндра, такого смиренного, достойного, не подозревающего предательства, с ворсом, стершимся от ветра и снега, ее охватывает раскаяние. На ходу она торопливо наклоняется и целует цилиндр. Потом бежит через сад к калитке, выходящей в проулок. Кэб Бонсера уже здесь. Миг - и она в него вскочила. Она ощущает торжественность этой минуты, ее высокий трагизм для Гарри, для нее самой, для Бонсера.
Но вот кэб тряхнуло, от толчка она падает к Бонсеру на колени, и вдруг ей становится смешно. И Бонсер смеется.
- Нельзя смеяться, Дик. Ведь это очень серьезно. Что подумает обо мне Гарри? Он не поймет, что сейчас все не то, что было тогда. Что ты делаешь? Нет, нет, могут увидеть.
- Да ну тебя, Пупс. Раньше ты не была такой ледышкой.
- Потерпи. Только до завтра, пока мы поженимся.
Она молит и вырывается, и вдруг до нее доходит, что Бонсер в бешенстве. Тут она вспоминает, что все ее влияние держится на его любви к ней, и от этой мысли сопротивление ее слабеет.
- Прошу тебя, Дик, милый, не надо. - В голосе ее слышатся слезы.
Но позже, когда Бонсер закуривает сигару, она спешит улыбнуться. - Ты когда пойдешь договариваться с компанией?
- С какой компанией? Ах, ты насчет Уотлинга? Как только раздобудем деньжонок.
Она обнимает его. - Дик, ты на меня не сердишься?
- Чудачка ты, Пупс. Уж лучше бы брыкалась, честное слово. Как истая христианка. - И смотрит на нее с такой торжествующей наглостью, что она невольно его прощает. "Работа, - думает она, - остальное не имеет значения".
За ее цепочку, браслет и меха дали всего тридцать семь фунтов, но Бонсер сказал, что с него возьмут залог поменьше, потому что он джентльмен. "Им для этой работы подавай настоящих джентльменов, не какую-нибудь шваль".
- А где контора компании? Тебе, наверно, надо сразу туда сходить?
- Я у них был вчера. Они не торопят. Пожалуй, я даже просто пошлю им чек, со временем. А пока не кутнуть ли нам, Пупс?
- Но в чем будет состоять твоя работа?
- А ты не думай об этом, Пупс. На сегодня хватит, поработали.
Но в какую-то подходящую минуту, после полуночи, когда они уже кутнули и Бонсер порядком набрался, он снисходит до объяснений: компания "Уотлинг" основана группой патриотически настроенных людей с целью вернуть Уотлингам их состояние. "Ты ведь слышала про старого лорда Уотлинга, который умер в прошлом году и оставил два миллиона дочери?"
