Констан Бюрньо - Бельгийская новелла
И пройдоха кузнец отпустил их на волю, только когда вытребовал себе новую отсрочку на десять лет.
Но всему в мире приходит конец. Как-то весенним вечером, незадолго до истечения нового десятилетнего срока, на лесном лугу, поросшем барвинком, кузнец Нищета и его пес Беднота скончались в одиночестве от старости.
Постучались они сначала в ворота рая. Святой Петр их узнал и нельзя сказать, чтобы обрадовался.
— Да уж, кузнец, — крикнул он, — наглости тебе не занимать. Значит, в рай тебе захотелось? А когда господу богу три желания загадывал, ты хоть на минуту о своей душе подумал? Поздно ты, кузнец, спохватился. Ступай отсюда. Не стану я помогать тому, кто вступил в сделку с дьяволом.
Не ропща на судьбу, кузнец вместе с псом — а к тому времени души их основательно продрогли — толкнулись в ворота ада. Сквозь щели тянуло оттуда дымком и запахом горелого мяса.
«Эх, пылать мне в этой кузнице синим пламенем», — думал про себя Нищета. Но Сатана, как видно, был другого мнения. Глянул он в глазок, узнал кузнеца и сразу вспомнил о страшной пытке каленым железом, которой подвергся двадцать лет назад в Насоне.
— Ах ты старый хулиган! — закричал он Нищете. — Даже и не надейся, что я тебя сюда пущу. Не хватало только, чтобы ты тут баловался с моим огнем. Давай проваливай — тут не место таким бандитам.
И вот Нищета с Беднотой вернулись на нашу землю, обреченные скитаться по ней до скончания века. Если вы их встретите — а это непременно случится, — будьте к ним снисходительны.
Перевод М. АрхангельскойРека Банонь
В окрестностях Ретеля на реке Банонь стоял прекрасный замок. Казалось, он был создан для счастья. Природа вокруг была столь гармонична, точно душа, что в согласии сама с собой. Весело били ключи, струились ручейки, оживляя луга и холмы своим тихим журчанием и игрой солнечных бликов.
Граф Ги, владелец замка Банонь, мог бы считать себя счастливейшим из смертных: у него была умная красивая жена, которую он горячо любил, крестьяне, с которыми он был неизменно добр, уважали и любили его. Но жизнь его была омрачена, и на челе лежала печать печали. Юбер, его единственный сын, был слеп от рождения. Он смотрел на мир мутными, белесыми, мертвыми глазами.
Чего только не испробовал граф Ги ради того, чтобы сын обрел способность видеть: обращался за помощью к колдунам, дал клятву отправиться воевать в священные земли. Но все было напрасно. Граф Ги с женой тем болезненней переживали свое горе, что мальчик был красив, как ясный день, который ему не суждено было увидеть, и нежен, как ангел.
Но случается, судьба вдруг дарит людям то, что они и просить-то у нее давно перестали, — словно дожидалась, когда люди перестанут суетиться и предоставят действовать ей самой. Так и граф Ги уже устал молить о милости небо, как вдруг в замок явилась маленькая старушка. Она хотела видеть графа и обещала исцелить его маленького сына.
Граф принял ее незамедлительно.
— Отдаю вам деревушку Рекувранс со всеми крестьянами, — сразу пообещал он ей, — только, ради бога, вылечите мне сына.
— Возьмите это кольцо, граф Ги, — сказала старушка, — и наденьте его себе на палец. Вместо драгоценного камня в нем самый обычный кремень. С виду-то такое кольцо вроде бы недостойно вашей благородной руки, но оно обладает удивительными свойствами. Камень этот способен превращать жидкости в твердые тела и твердые тела в жидкости. Приложите его к глазам вашего ненаглядного сыночка, и в тот же миг они станут прозрачны, как родниковая вода, и в них отразится душа ребенка и красота мира.
Не теряя ни минуты граф бросился в детскую. И сбылось то, что предсказала старуха. Едва кремень коснулся глаз юного Юбера, как они прояснились и засияли чудесным сине-зеленым цветом, как река Банонь, на которой стоял замок. Таких прекрасных глаз никто еще не встречал на белом свете. Мальчик прыгал от радости — он был счастлив, что видит лица родителей, свою благодетельницу, яркую синеву неба и мирные лесные просторы Арденн.
— Благородный господин, — вновь обратилась старая женщина к графу, — если вы не хотите, чтобы ваша радость обернулась проклятием, внимательно выслушайте то, что я сейчас скажу. Отныне никогда не расставайтесь с кольцом, что я вам дала, хоть камень в нем и некрасив, иначе на ваш замок обрушится страшное несчастье. И помните, вы никогда и никому не должны говорить, почему носите его. Если вы откроете кому-нибудь тайну кремня, ваш любимый сын Юбер снова ослепнет.
С этими словами старушка исчезла, не взяв никакого вознаграждения.
Год спустя умерла графиня Элоиза: здоровье ее подточили былые невзгоды, да еще мучила смутная тревога, что в один прекрасный день вдруг рассеются чары, подарившие жизнь глазам ее сына.
Когда кончился траур, граф Ги стал искать себе новую жену среди благородных девиц Арденн, Лоренны и Шампани. Граф давал балы, на которые охотно съезжались гости, потому что граф был еще молод и хорош собой, к тому же славился храбростью и добротой. Однако на сей раз удача изменила ему. Невеста, которую он выбрал, оказалась капризной и ревнивой кокеткой. И сразу же заинтересовалась кольцом с кремнем, которое носил ее жених.
— Отчего же вы носите такое грубое украшение? — спрашивала она. — И почему вы мне ничего не отвечаете? Видно, вы меня не любите.
Но как она ни приставала, граф, помня о том, что сказала ему старая волшебница, не открывал ей своего секрета.
В конце концов невеста почувствовала себя уязвленной.
— Видно, с этим кольцом у вас связаны воспоминания о прежней любви, которые вы хотите от меня утаить, — сказала она ему однажды, когда они сидели на парапете моста через реку Банонь. — Дайте-ка его мне на секундочку: я хочу посмотреть, нет ли там внутри какой-нибудь тайной надписи.
Слабохарактерный граф утешил себя тем, что, если он снимет кольцо всего на одну секунду, предсказания старой волшебницы не сбудутся, и на секунду, всего на одну секунду положил кольцо с кремневым камнем в прелестную ручку своей невесты, похожей на юную богиню. Она рассмеялась и бросила кольцо в реку Банонь.
В то же мгновение раздался крик: молодой Юбер вновь ослеп.
И по всей долине — даже во рве, окружавшем замок, — вода превратилась в меловидный кремень. Застыли ручьи, остановились ключи, и вместо зеленых лугов и лесов повсюду распростерлась проклятая богом сушь. И до сей поры, хоть от замка графа Ги не осталось и следа, в те края не вернулась вода, лишь торчат тут и там белые утесы, поросшие чахлой травой.
Перевод М. АрхангельскойТомас Оуэн
И они вновь обрели друг друга
Фантастическое, сколь бы фантастичным оно ни было, — очевидно. Точнее — естественно.
Луи ВаксОн с трудом пробрался сквозь толпу зевак и ускорил шаг, ловко увертываясь от тех, кто спешил ему навстречу. Почти бегом спустился он по улице Регентства, обогнул церковь Богоматери-на-Песках, пролетел по короткой улице Роллебек, свернул направо, на бульвар Императрицы, легко взбежал на холм Искусств и, проскользнув между автомобилями, остановившимися у Королевской площади на красный свет,[3] едва успел на место происшествия: труп его вносили в машину «скорой помощи».
Меловой контур фигуры уже белел на мостовой. Полицейские разгоняли зевак. Сбивший его красный грузовик отогнали в сторону, чтобы освободить проезжую часть. Растерянный шофер рылся в «бардачке» — искал права. Люди выясняли подробности происшествия и не торопились расходиться. Как глупо получилось!..
И тут он узнал Мари-Кристин. Она ничуть не изменилась. Совсем такая же, как в дни их юности. Девушка задумчиво смотрела на меловые линии на асфальте. Видно было, что она взволнована. Фридерик подошел. Она сразу его узнала, бросилась навстречу.
— Фридерик! Вот это сюрприз!
Ее голубые глаза искрились радостью. Как хорошо он помнит этот веселый блеск!
— Ты видел, что случилось? Какой-то парень попал под грузовик. Задавило беднягу, как котенка!
Котенок… Котенок! Этим ласковым словечком она часто звала его когда-то! Фридерик улыбнулся.
Мари-Кристин радостно обняла его, стала тормошить.
— Ты куда сейчас?
— Домой.
— Торопишься?
— Нет… теперь уже не тороплюсь.
— Чудесно! А тебе от мамы не попадет?
При этом воспоминании оба рассмеялись.
— Что правда, то правда, — сказал он, — я ее боялся как огня.
— Теперь тебе бояться нечего.
— Ну да, конечно нечего.
Она взяла его за руку и, смеясь, потянула за собой.
— Пойдем выпьем кофе, поболтаем…
Фридерик обнаружил, что бумажника при нем нет, и поморщился.
