Джойс Кэри - Радость и страх
От изумления Табита онемела. Но Бонсер, отстранив ее, уже прошел в переднюю и стоит, глядя на нее с широкой улыбкой и отдуваясь после крутой лестницы. Табита видит его - погрузнел, погрубел, лицо кирпично-красное, под глазами мешки, - и первая ее мысль: "Вот теперь он и выглядит таким, какой есть - вульгарный хам".
- Ты что. Пупс? Я тебя испугал? А хороша-то, хороша как картинка.
Табита не отвечает. Она думает: "Этого еще не хватало". Она предпочла бы спокойно попить чаю наедине со своими обидами.
Улыбка Бонсера погасла. - Так, так, мне не рады. Понятно, не бойся, сейчас уйду. Вот только отдышусь немножко. Сердце, понимаешь, пошаливает, это меня военная служба подкузьмила.
- Чаю хочешь?
- Чаю? Гм... Ну что ж, за неимением лучшего... - Он входит в гостиную и плюхается в кресло Табиты. - Приятное у тебя тут-гнездышко. Ну, да ты из любой передряги выходишь целехонька, не то что некоторые. Джим небось припрятал малую толику в таком месте, что никакие кредиторы не найдут. Да уж, Пупс, здорово вы меня облапошили, ты и твой Джонни.
- Каким же это образом?
- А таким, что отговорили меня продавать. Ни словом не намекнули, что вашим акциям грош цена. Небось вдвоем заработали на этом дельце полмиллиона.
- Мы почти все потеряли.
- Рассказывай. Ну да ладно, тебя я не виню. Кого я виню, так это твоего сыночка, а он меня, можно сказать, за порог выставил. Забыл, видно, что всем мне обязан. Кто, как не я, настоял на том, чтобы он получил оксфордское образование? Да, я сделал из него джентльмена, а он только что не обозвал меня мошенником. И к тому же болван - своей пользы не понимает. Я бы мог нажить для него состояние, очень просто.
Табита приносит чай, наливает ему. Он подносит чашку к губам и говорит со вздохом: - И как это у тебя нет бренди, оно в каждой домашней аптечке должно быть. А мои дела, Пупс, хуже некуда, сижу на мели. - И начинает плакаться. Послушать его, так все его обманули - не только Табита и Джим Голлан, но и его деловые партнеры, и особенно мисс Молли Минтер - обещала выйти замуж и драгоценностей приняла в подарок на десять тысяч, а потом до свидания - вильнула хвостом и вышла за какого-то актеришку, который и держаться-то не умеет как джентльмен.
- Ведь у тебя, кажется, и раньше была жена?
Но жена Бонсера, как выясняется, все-таки женой не была. - Это был шотландский брак, а шотландский брак, оказывается, действителен, только если и он и она шотландцы или если совершен в Шотландии [шотландский брак - форма фактического брака: заключается без церковного венчания и без гражданской церемонии, только по соглашению сторон]. Впрочем, оно и к лучшему: эта женщина годами меня морочила, без конца тянула деньги на хозяйство. Если б не это, я бы, может, и женился на ней честь по чести. А потом бросила меня в Канаде. Решила, что больше взять с меня нечего. Но тут она просчиталась. Я еще до войны был без пяти минут миллионером. И опять мог бы стать, если б имел для начала хоть какой-то капитал. Больше мне ничего не надо.
Табита молчит. Поглядывает на заштопанные брюки, на залатанные ботинки и думает: "Он и правда беден". Но это не вызывает у нее никаких чувств. Чувства ее давно переплавились в гнев на весь мир, включая и этого человека, этого незваного гостя.
- Я не шучу, Пупси. Я и щенку твоему, и тебе говорю: здесь у вас денег куры не клюют, сами в руки просятся. Вот на Лондонском шоссе пивная продается за восемьсот фунтов. Восемьсот фунтов, прямо у перекрестка. Но тебя это не интересует.
- У меня нет лишних денег.
- У тебя только в этой комнате вещей на двести фунтов, а больше нам ничего и не нужно, Пупси. Дай мне сотню, и я тебя сделаю богатой женщиной. По правде-то сказать, это даже твоя обязанность. Ты меня, черт подери, два раза по миру пустила, исковеркала всю мою жизнь. Ну, да я не жалуюсь, знаю свое слабое место, женщины из меня всегда веревки вили. Я о твоем же благе радею.
Наконец он уходит - спешит на поезд. Но уже на лестнице делает последнюю попытку: - Знаю, с тобой говорить без толку. Ты предубеждена. Но если надумаешь, захочешь получить прибыль, хорошую прибыль, черкни пару слов. Вот адрес: полковнику Бонсеру, отель Палас, Билбери-стрит. Вложить можно даже не сотню, хватит пятидесяти. Я тебе и на пятерке заработаю вдвое. А кстати, ты мне фунт не разменяешь?
- К сожалению, не могу.
- Жаль. Ну, тогда дай взаймы полкроны. Расписку вышлю, как только доберусь до дому.
Табита дает ему полкроны, и он горячо благодарит ее. - Только Джонни ни слова. Он, нахал этакий, сказал мне, чтобы я к тебе не ходил - не расстраивал, видите ли. Неохота связываться с этим слюнтяем, еще сгоряча набьешь ему морду.
- Хорошо, я ему не скажу.
- До свидания, Пупс. И помни; пятьдесят фунтов, десять - сколько не пожалеешь. Сто процентов гарантирую, а может, и тысячу.
- Буду помнить.
Табита закрывает за ним дверь и возвращается в свою гостиную, к своему гневу. Гнев стал чуть острее, чуть больше жжет. Такого она не ожидала. "В самом деле, дальше некуда".
Возмущение не дает ей покоя. При мысли о наглости этого человека она не может усидеть на месте, ходит из гостиной в кухню и обратно и хмурится: "Явиться ко мне с такими баснями! И сплошное жульничество - "полковник, шотландский брак" - нет, это слишком! И вдруг ее одолевает смех. "Шотландский брак и полковник!" Она падает в кресло, задыхаясь от хохота. На глазах выступают слезы. "Уму непостижимо. Хорошо, что я была с ним так холодна. А то это могло бы превратиться в настоящее бедствие".
Через два дня она получает письмо и читает: "Посылаю перевод на полкроны". Никакого перевода в конверте нет, но в письме содержится описание какого-то дома, который можно купить за двести фунтов. "Прямо на Брайтонской дороге. Из него получилось бы первоклассное кафе". В постскриптуме - просьба дать взаймы пять фунтов, срочно, для уплаты неотложного долга. "Отдам не позже чем через неделю. Слово чести".
Табита думает: "Так я и знала, что он начнет попрошайничать", но посылает фунт. А Бонсер в ответном письме просит ее о свидании, чтобы объяснить ей, какие удивительные возможности таятся в покупке кафе.
90
"Нет, нет, - думает Табита, - не такая уж я дурочка". Но принимать Бонсера всерьез невозможно, и она все еще во власти веселья, которое словно переполняет не только душу ее, но и тело. В ней проснулась энергия, бездействие сразу наскучило. Она покупает новую шляпу. На письмо Бонсера она не отвечает, но едет в Лондон, а потом, чувствуя себя виноватой и смешной, спешит на рандеву. Но и чувство вины ее веселит. Она смеется над собой, над своим безрассудством. Оправдывается. "Да он и не явится. Не мог он рассчитывать, что я приду".
Но Бонсер, оказывается, на это рассчитывал. С уверенным видом старого ловеласа он уже поджидает ее. Он разрядился, как заправский сердцеед цветок в петлице, шляпа набекрень. В результате выглядит как обносившийся пшют. "Полковник", - вспоминает Табита, смеясь и глядя на его напомаженные волосы, на ярко-синий галстук, засунутый за желтый жилет, тесный синий пиджак, разлезающийся по швам, спортивного покроя брюки, подштопанные у карманов, сношенные рыжие ботинки, полуприкрытые старыми гетрами. "Вид у него просто неприличный".
Но Бонсер вполне собой доволен. Табиту он приветствует небрежно, чуть что не свысока: - Привет, Пупс! Выглядишь прелестно. До сих пор любой женщине дашь сто очков вперед. Эх черт, как будто это только вчера было, как ты глянула на меня - и все, заарканила. А ведь стоило того, разве нет? Хорошо мы с тобой пожили? Что будешь пить? Пошли, такой случай надо отметить. - И, подхватив ее под руку, тащит в какой-то бар. Табита заявляет, что пить не будет и покупать кафе не собирается. И уезжает ранним поездом в Эрсли. Но ей стало еще веселее, и через неделю она снова встречается с Бонсером. Встречи повторяются из недели в неделю, и каждый раз у него какой-нибудь новый план. Будь у него тысяча фунтов, он открыл бы сразу несколько ночных клубов и загребал бы пять тысяч в год. Эту тысячу могла бы вложить в дело Табита. - Пойми, это же собственность, риска ни малейшего.
- Но, Дик, я не то что тысячу, я и пятьдесят не могу снять со счета без ведома моего поверенного.
- Так они под опекой?
- Кажется, нет. Это военный заем.
Бонсер качает головой - этакое невежество в финансовых делах! - и спрашивает, какой она получает доход. А узнав, восклицает: - Значит, у тебя не меньше семи тысяч - вернее, даже восемь - маринуются в военном займе! Да это же преступление...
И когда Табита отказывается перепоручить управление своими деньгами ему, он разыгрывает оскорбленные чувства. - Не доверяешь ты мне, Тибби, вот в чем горе. Из-за этого у нас и тогда все разладилось, когда ты ушла и оставила меня на мели. Тебе на меня плевать, так оно и всегда было.
- Вовсе нет, Дик.
- Да, да, я-то знаю. Предложи я тебе сейчас пожениться, ты бы что сказала? Ага, вот видишь, уже смеешься надо мной.
- Ну что ты. Дик. - Но она не может сдержать улыбки.
