Мария Романушко - Не под пустым небом
– Она, к сожалению, не сохранилась на бумаге. Но – она сохранилась в моём сердце. И она начинает сбываться!
– Кстати, о вкусной еде. Честно говоря, мне очень надоели эти протёртые больничные супчики и рыбные котлеты, я их терпеть не могу. А ты бы не могла, доця, если, конечно тебе не трудно, нажарить мне картошки? Больше всего из еды люблю жареную картошку!
– Совсем не трудно! С радостью, папочка!
* * *
Теперь моё утро начиналось с того, что я жарила отцу картошку. «Соломкой» – как он любил. И он блаженствовал!
– И ничего-то в жизни мне больше не надо! Любимая дочка жарит мне картошку!
* * *
– Значит, и ты любишь осень, доця?
– Очень! Моросящие дожди… жёлтые листья…
– Осенью легко дышится…
– Именно в октябре.
– Да, именно в октябре… Ах, как бы я хотел, что бы ты увидела Одессу в октябре!
– Увижу, папочка! Теперь-то уж обязательно увижу!…
* * *
– А какую музыку ты любишь? – спрашивает он.
– Разную. Мендельсона люблю, концерт для скрипки с оркестром. Было время – могла его слушать целый день, без перерыва. Баха люблю. Вообще очень люблю орган. Когда прошлым летом слушала орган в Домском соборе – о!… А ещё Высоцкого очень люблю. И «Падает снег» Сальваторе Адамо – «Томбэ лё нэже…» У меня к этой песне какой-то особый прикол. А ты что любишь?
– Баха и Высоцкого тоже, конечно. Но больше всего на свете – «Полонез» Огинского. Не могу наслушаться, не могу насытиться этой музыкой! И больно от неё, и сладко… Моя младшая дочка Эллочка недавно на фортепьяно разучила, так я теперь без конца её прошу: сыграй мне, сыграй «Полонез» Огинского! Даже не могу передать словами, как много мне говорит эта музыка!
* * *
– Итак, – говорю я… – что же у нас общего? Аллергия…
– Ну, это не главное!
– Это – не главное, но всё равно общее. Ещё – гиперзастенчивость в юности и страх речи, от которого и ты, и я избавились с помощью сценического искусства, ты – драматического, я – пантомимического. И всё остальное у нас тоже общее! Осень, жёлтые листья, дорога, луна в окне, жареная картошка… А ещё я очень люблю лошадей! Запах лошадей… это у меня – с раннего детства… когда мы ещё в Днепропетровске жили, на Философской улице. А неподалёку был цирк…
– На улице Шмидта, – говорит отец. – Рядом с входом в парк Чкалова, где мы часто гуляли с твоей будущей мамой…
– Да, на улице Шмидта. Где меня летними вечерами выгуливали мама или бабушка. И вот, когда мы проходили мимо цирка, я каждый раз останавливалась, как вкопанная! Боже мой, как же там пахло лошадьми!… Мне тогда казалось, что это – самый лучший на свете запах!… У меня и любовь к цирку с этого началась – с запаха лошадей. Я не могла им надышаться, не могла насладиться досыта… у меня кружилась голова… и даже хотелось плакать – от счастья! И от горя, от невозможности соединиться, слиться с этим запахом навсегда…
– Ну, доця, это у тебя от твоей прабабки Марии! От моей любимой бабушки – матери отца.
– От прабабки Марии?…
– А от кого ж ещё? Она ведь казачкой была. Как она носилась галопом по степи!… Лихая наездница была. Никто за ней не мог угнаться! Лучше всех в станице ездила на лошади. И лучше всех пила.
– Что пила?
– Водку, разумеется.
– Так она что, была… пьяница? – ужаснулась я.
– Ничуть! Она никогда даже не хмелела. Есть такой праздник летом – День всех святых. В бабушкиной станице этот праздник особо любили. Выносили из домов на улицу столы, составляли их в один длинный стол, за него усаживалась вся станица и – начинали пить… За каждого святого! И бабушка пила наравне с мужчинами. Так мужики, казаки, раньше её не выдерживали – сваливались под стол, один за другим… Она одна за столом оставалась сидеть. Твоя прабабка Мария. Её ничто не брало! В ней была удивительная крепость – здоровья и духа. Тринадцать детей родила. Дожила до девяноста лет. Очень верующей была. И когда ей исполнилось девяносто лет, она сказала: «Пора мне уже уходить к Богу. Видела сон: Господь меня зовёт к Себе». Спокойно так сказала… «Но перед этим, – говорит, – хочу повидаться и попрощаться со всеми своими потомками». И – отправилась путешествовать по стране. Детей ведь и внуков раскидало по самым разным местам! И так она путешествовала целый год. Поживёт недельку-другую в одном месте, порадуется на внуков, на правнуков, на детей своих. Всем так и говорила: «Пора мне умирать, приехала попрощаться». Никто, правда, её слова всерьёз не принимал, потому что была она крепкой, ничем не болела. Невысокого роста, худенькая, жилистая. Выпьет вместе с родными перед дорогой рюмочку водки – «на посошок» – и поехала дальше… И к нам заезжала, конечно. Всех навестила! Вернулась домой, такая радостная… «Ну, – говорит, – теперь уж точно пора к Богу отправляться!» И – буквально через несколько дней – умерла. Без страха, без мучений. Просто уснула – и не проснулась… Всем такой смерти можно пожелать. Такой жизни и такой смерти.
– Потрясающая история! Прямо как сказка…
– Однако, это жизнь.
* * *
– А ещё, папа, у нас с тобой общие глаза! Только у меня серо-голубые, а у тебя – синие-синие… Я таких синих глаз в жизни не видела!
Он смеётся. И говорит:
– В нашей семье все голубоглазые или синеглазые. И ты – настоящая Романушко! Кстати, а знаешь ли ты, что у нас нет однофамильцев?
– Откуда ж мне это знать?
– Тогда слушай…
И отец рассказал, как они с братьями (ещё в молодости) решили выяснить, много ли у нас однофамильцев. И провели настоящее расследование. Они написали множество писем в разные города нашей огромной страны, сделали множество запросов… И выяснили, что все найденные ими Романушко – родственники!
– Однофамильцев обнаружено не было, – сказал отец. – Так что, доця, если встретишь где-нибудь, когда-нибудь человека по фамилии Романушко, – знай, что он – твой родственник, близкий или дальний.
– Потрясающе! Только я ни разу ещё не встречала. Только вот тебя встретила…
– Да, Романушко – редкая фамилия, – сказал он.
* * *
Я читала отцу стихи. Про Моего Клоуна.
Он сказал:
– Я его видел. Ходили с Милочкой в цирк. Действительно, совершенно необычный клоун… Но я не знал, что он так много значит в твоей жизни.
– Откуда ж тебе было это знать?…
Он сказал:
– Расскажи. Если хочешь. Если можешь…
И я повела его – как будто за руку – сначала в степной городок на Украине, где я заканчивала школу, и однажды, в десятом классе, на уроке физики нам ошибочно показали фильм о Енгибарове. Хотели показать какой-то физический, учебный, а в кассете оказался фильм о клоуне – «Леонид Енгибаров, знакомьтесь!» Хотя несколько лет до этого я уже видела фильм с Енгибаровым – «Путь на арену».
– Я тоже его видел, – сказал отец.
– 1964 год. Ровно десять лет назад…
И дальше, дальше веду я его… в сентябрьский Сочи, когда мы жили рядом с цирком, буквально в двух шагах от него, и в нашем домике постоянно была слышна музыка, и медевежий рёв, и ржанье лошадей, и удары хлыста, и все реплики, звучащие в манеже, и объявления следующих номеров… И как сладко замирало сердце, когда шпрехшталмейстер объявлял: «В манеже – победитель международного конкурса клоунов Леонид Енгибаров!» И как мы ходили в цирк… втроём: с мамой и сестрёнкой. И как меня поразило то, что зрители не воспринимали его и провожали его с манежа молчанием… и мне было от этого больно. И тогда я вновь пошла в цирк, уже одна, с цветами для него… И это на тот момент жизни были лучшие минуты в моей жизни, когда я переступила барьер манежа и побежала к нему с цветами… и как мы никак не могли разойтись, я говорила ему: «Спасибо вам большое!», а он говорил: «Это вам спасибо!» и ещё что-то говорили, но я не запомнила от волнения, и он поцеловал меня в щеку… Ну, вот. А потом мы много раз встречались на улице, домик-то наш был рядом с цирком. Я и с другими артистами встречалась, они все ходили в цирк мимо нашего домика… И мы здоровались с ним, он меня узнавал и улыбался всегда… А однажды остановился и заговорил… Сам! Первый! Вот так и началась наша дружба. Хотя моя с ним дружба началась гораздо раньше – именно с того фильма на уроке физики…
– А что было потом? – осторожно спросил отец.
– Два с половиной года мечтаний о встрече. И ещё два с половиной года общения. Пунктирного. Он ведь всё время уезжал на гастроли… Песни для него писала… но он их не спел… хотя хотел… но разные обстоятельства помешали… Киносценарий для него написала, и он хотел играть… только не успел… Но я за эти годы успела стать другим человеком. И спасибо ему за это.
– Стала другим человеком?
– Собой. Просто стала собой. Поняла, кто я такая. Теперь бы ещё понять, зачем я здесь…