Шемас Маканны - Мои рыжий дрозд
Он открыл глаза: перед ним стоял Кэвин. Шемас нисколько не удивился. Опустив руки, он приветливо кивнул ему.
— И ты, значит, тоже здесь? Тоже приехал на этот концерт?
— Да, случайно вышло. Я был в графстве Клэр на музыкальном празднике, там мне один человек рассказал про все.
И что сюда Михал едет, подумал, надо вам будет помочь, от него ведь всего можно ждать.
— Да, спасибо. А сейчас этот человек где?
— Его здесь не будет. Его задержали. На границе.
— А сам ты как через границу перешел? Нормально?
— Пешком шел. — Со мной вместе был какой-то странный тип, смуглый такой. Сказал, он хирург. Но его тоже задержали в одном месте.
— Шамаш Макгрене?
— Да, похоже, солдат читал его документы вслух. Но его вроде бы потом отпустили. Вы его знаете?
— Ну, можно сказать. У меня последнее время вообще что-то слишком много странных знакомых. Я и сам начинаю их бояться. Но тебя я, правда, очень рад видеть. Ты как-то постепенно вошел в мою жизнь, я тебя, можно сказать, даже полюбил.
— Конечно, — Кэвин засмеялся, — ведь мы с вами были «очень близки».
— Ладно тебе! Айда пока ко мне, чаю попьем.
Они пошли в сторону улицы Большого Устья. Монахиня, все так же неподвижно стоявшая в подворотне, проводила их глазами.
— Эй, смотрите, вон он. Ведет кого-то! — Эдан махнул в их сторону пакетом с жареной картошкой. Но Шемас с Кэвином уже переходили дорогу и не слышали его слов.
— А что за концерт будет сегодня вечером?
— Да ничего особенного. Мальчики из Дублина. Они сами себя называют «Алтерд бойз». Играют неплохо, хоть и самоучки. А потом там еще будут танцы, кажется.
— Интересно, зачем на эти танцы идет тот старый хирург?
Шемас пристально посмотрел на него.
— Не знаю. Может быть, он интересуется кем-то из мальчиков?
— А Михал зачем сюда приехал?
— Не знаю. Если он опять всем будет мешать, придется опять его как следует проучить.
— Моя помощь нужна?
— Там видно будет.
— Я тут бывал раньше, по-моему, ничего не изменилось.
— Такие города обычно мало меняются. Он уже извлек из самого себя все, на что был способен. Вот смотри, я три года провел в университете. Когда я уезжал, у нас были собака и кот. А когда вернулся, они все так же у нас были. И даже не постарели почти. Для меня, может быть, целая жизнь прошла, а здесь ничего не изменилось. Здесь время течет медленнее. Мне бы только вот хоть какую-нибудь работу себе найти, — неожиданно закончил он.
— А сейчас вы чем занимаетесь?
— Неважно. — Шемас помолчал. — Просто пытаюсь найти себе занятие, чтоб была видимость, что ты кому-то нужен. Тебе этого не понять. Пока тут много таких. Знаешь, пули — это тоже как наркотик. Даже страшнее. Ведь некоторые считают себя настоящими героями. Я-то до такого не дошел. Ладно, хватит об этом! Понимаешь, мы все ждем. Постоянно ждем. Сегодняшний день сменится завтрашним днем, и именно он ведь может оказаться твоим днем. Понимаешь?
Кэвин неуверенно кивнул.
Они как раз успели к чаю. Через два часа Кэвину уже казалось, что он родился в этом гостеприимном доме, который он отныне никогда не покинет. Разве что на этот вечер сходит. Во всяком случае, ночевать он решил вернуться сюда же, тем более что в комнате Шемаса стояла лишняя кровать.
— Там обычно спит собака, — бестактно добавил Шемас, но Кэвин не обиделся. Они хорошо понимали друг друга.
Темно-серые брюки. Светло-серый пиджак, желтый галстук. Шемас даже почистил ботинки, что несказанно удивило Сапожника. Кэвин переодеваться не стал. Увлеченный собственными яркими рассказами о жизни на островах, он только слабо махнул Шемасу, когда тот собрался уходить, — ему, как одному из устроителей, надо было прийти пораньше.
На площади было пусто. Шемас не удержался и сел на еще теплую после дневной жары скамейку. Вот у стариков, говорят, в сквере есть у каждого свое место. И никто не имеет права его занять. Хорошо бы ему тоже найти такое место. Сидел бы там день за днем, обсуждал новости. Да нет, они его не примут. Никому он не нужен…
Внезапно на площади показалась одинокая фигура в черных брюках и длинном темно-красном свитере. Присмотревшись, Шемас понял, что это пожилая дама. Она испуганно озиралась по сторонам. Хоть раз совершу доброе дело!
— Простите, я не могу помочь вам чем-нибудь?
Она испуганно посмотрела на него. Естественное недоверие к человеку, который первым обращается к тебе на улице. Но потом лицо ее смягчилось, и она неуверенно заговорила:
— Я, знаете ли, ищу тут одного человека. — У нее были худые нервные руки и сморщенное, обветренное лицо. — Это священник. — Ее выговор сразу выдавал в ней уроженку южных графств.
— Священника? И где же он? — На площади, кроме них, не было ни одного человека.
— Я приехала, — она перешла на шепот. — из Дублина. — Как будто кто-то, посмотрев на нее, мог сомневаться в этом. — Я знаю, что он оставил здесь свою машину, а куда потом делся, не знаю. Мне надо его найти, или хотя бы точно разузнать, где он.
— Об этом вы завтра узнаете из газет. Такой старик, да, с красноватым лицом? Так вот, его схватили двое полицейских и увели, я сам это видел. Его подозревают в шпионаже. И еще его обвиняют в том, что он пытался взорвать здание ратуши, специально поставил возле машину с динамитом.
— Он?! Никогда не думала…
— Я не сказал, что он хочет сделать это. Я сказал, кажется, его в этом обвиняют.
— Никогда не поверю, что такое возможно в цивилизованной стране!
Он пристально посмотрел на нее:
— О, женщина, тот, кто идет на подвиг, должен быть ко всему готов. Вы меня понимаете?
Она вздрогнула и побледнела.
«Я никогда не придавал деньгам большого значения»
(Джон 3. Де Лоран, Б. Б. С. Радио Ольстера, 27. IV. 82.)
Вершина. Небо. Все это подарено людям. Мне и тебе. Нам и вам.
Наплевать на все. Веками мы плевали на все это.
Пойдем, пойдем посмотрим, как плещется вода в озере Эрн. Как оно прекрасно, наше озеро! Сколько поэтов воспевало красоту его волн, а теперь все говорят по-английски. В летний зной от него веет прохладой… Приятно, наверное, плавать в этих волнах, не думая о том, что ты потерял. Даже орел в небе клохчет теперь по-английски.
Он шагнул вперед и снял с подставки микрофон. Тяжелый, оказывается, просто рука дрожит. Вздохнув, Шемас поднес микрофон к губам и прокричал:
— Итак! Наконец! СЕГОДНЯ У НАС — «АЛТЕРД БОЙЗ».
Зал взорвался криками, топотом ног, свистом. Сцена вспыхнула розоватым светом. Он аккуратно поставил микрофон на место и медленно отступил в тень. Из левой кулисы выбежали мальчики, приветственно размахивая поднятыми вверх гитарами. Зал ревел. Они заняли свои места и, робко переглянувшись, взяли первые аккорды…
Музыка взлетала куда-то вверх и падала вниз, звуки, как искрящиеся мыльные пузыри, реяли в спертом воздухе. Зал дрожал. Несмолкаемые крики чаек над пенящимися волнами. Душно. Как нестерпимо светят эти прожектора! Лучше я потихоньку спущусь вниз, чтобы они потом не говорили, что я пытался примазаться к их успеху. Внизу тоже душно. Плен впереди, плен позади, и ты посреди…
— Ну, как тебе?
— Вроде ничего. На, кури.
— Слишком лирику наводят, по-моему.
— А удар четкий…
— Эй, Шемус, что это за пьяные рожи? Легавые переодетые или кто?
— Это молодые психологи, неужели ты не догадался? Они здесь изучают психологию массовых молодежных действ. Ну, приходится иногда, в интересах науки, немного катализировать реакцию публики.
— Ну, я им выдам такую реакцию, что они обалдеют. А это еще кто, сюда что, и шлюхи приходят?
— Что ты, это тоже психолог.
— Подожди!
Оставив Михала, он подскочил к девушке и склонился перед ней в изящном поклоне:
— Я счастлив видеть вас, о женщина моей мечты! Разрешите спросить, услаждают ли ваш слух эти звуки? Или вы предпочли бы в моем обществе послушать мерный плеск волн, озаренных лунным сиянием?
Удивленно посмотрев на него, девушка пожала плечами и отошла к толпе танцующих. Вообще-то Михал прав: вид у нее не очень-то приличный. Шемас обернулся, ища глазами Михала. Тот старательно подпрыгивал в обществе каких-то девчонок.
— Эй, девочки, — весело крикнул Шемас, — вы остерегайтесь этого козлика, он очень даже опасный.
— Уж вы бы молчали. Впрочем, как я понимаю, вы друг для друга интереса не представляете.
Шемас решил не обижаться.
— И все же, Михал, признайся, что ты все еще меня боишься.
— Вас?! Еще чего!
— Да ты прямо умнеешь на глазах. Ну, развлекайся. Никогда ведь не знаешь, что будет завтра.
Но Михал уже не слушал его.
Шемас повернулся и увидел Кэвина, одиноко стоящего у стены с пивной кружкой в руке.
— Нормально?
— Знаете, я на таких вечерах мало бывал.
