Йозеф Томан - Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры
- Нет, матушка. - Мигель избегает ее взгляда.
- Теперь ты здесь господин. Наследник отца. Надо бы тебе заняться хозяйством, - тихо уговаривает сына донья Херонима.
- Ты здесь госпожа, - уклончиво отвечает Мигель. - Я вернусь в Севилью.
- Зачем, Мигелито?
- Хочу доучиться, - находит отговорку сын. - Хочу, чтобы меня снова приняли в Осуну.
- Не имею права мешать тебе, - шепчет мать.
- Спасибо, матушка.
- Но ведь ты пробудешь здесь хоть несколько дней?
- Побуду до завтра. Но завтра... мне нужно...
Он поцеловал ей руки, и слезы опять выступили у него на глазах. Пошли. Мать не сводит с него взора.
- Куда ты смотришь?
- Не знаю...
- Ты словно глядишь в пустоту, мой мальчик. Что же ты видишь?
- Ничего, матушка.
- Тебе чего-нибудь не хватает, Мигелито?
Он обратил к ней налившиеся кровью глаза, но усилием воли погасил их неистовый блеск.
- Нет, матушка, ничего...
- Женщины? - тихо спросила донья Херонима.
Он выпрямился и как бы заледенел.
- Нет. Отнюдь, - ответил резко. - У меня есть все, чего я желаю.
- Ты бледен, угрюм. Тебя ничто не мучит?
- Нет, ничего.
- Не забываешь ли бога, сын? - с внезапной строгостью произнесла донья Херонима.
Лицо его исказилось от боли.
- Нет. Он сам старается, чтоб я его не забывал. Сам постоянно напоминает мне о себе. Нет, я не забываю о нем. И не забуду.
Мать, уловив в этих словах недобрый призвук, удивленно подняла на сына глаза, но он прибавил шагу.
* * *
- Дон Жуан возвращается!
- Какой дон Жуан?
- Да Маньяра! Забыли?
- А, помню, помню...
- Наверное, он уже здесь. В городе об этом только и разговоров. Присматривайте за женой, сударь. Не спускайте глаз с дочери, если у вас есть дочь.
- Наши женщины, кум, гранит!
- Дьявол и скалы ломает, а Маньяра - сам дьявол.
Тревожная весть о возвращении Мигеля разносится по Севилье, как звон набата при пожаре. Город крайне возмущен. Дворянин, опозоривший свое сословие, человек, которому нет места нигде. Отверженный. Зачем он вернулся?
- Ну и подумаешь, - вслух говорят мужчины, а из уголков их душ высовывается призрак опаски.
- Интересно, каков он? - украдкой шепчут женщины.
Бродит вокруг дворца Мигеля Трифон, закутавшись в плащ по самые глаза. Сколько лет моей жизни посвятил я этому человеку. Ах, чего бы я не дал, только б вернуть его церкви!
Трифон, еще более высохший за эти пять лет, коварно плетет сеть для золотой рыбки. Он не теряет надежды. А что, если вдруг поймает?..
* * *
- Не пойдешь!
- Пойду. Не могу не пойти.
- Ты выйдешь замуж за сеньора Нуньеса. Три года он предан тебе, три года ждет, три года ты молчишь. А теперь говоришь - не выйдешь за него, и бежишь встречать подлеца, который осквернил тебя! - хрипло кричит Паскуаль.
Но Мария выскальзывает из дому и бежит к Хересским воротам.
Она все так же прекрасна, только еще нежнее, и все так же верна.
Хоть увидеть его, любимого...
Нет, ничто не забыто! - сжимает кулаки Изабелла.
Время не загладило ничего. Что болело тогда, болит теперь еще больнее. Ненавижу его потому, что все еще люблю. Что останется мне? Жить в тени и следить, как, по моленьям моим, карает его господь!
* * *
"У херувима" только и разговоров, что о возвращении Мигеля.
Николас Санчес Феррано не отходит от двери, словно каждую минуту ждет, что она откроется под нажимом руки Мигеля.
- Он должен объяснить мне - почему же сам он изменил своим высоким принципам! Мог быть искупителем и спасти нас, и вот возвращается подлецом... Ох, бедная моя голова! За что же мне ухватиться, если он покинул меня - тот, о чьих словах я думаю вот уже пять лет день за днем! Я жирею. Тучность мешает дышать мне, я старею, и мне нужен пример добродетельной жизни. Кто же подаст мне этот пример, коли нельзя уже положиться даже на дона Мигеля?
- Молчи, пьянчужка! - прикрикнул на него Вехоо. - Тебе уж никто и ничто не поможет.
- А я все еще верю в него, клянусь! - божится Николас. - Как в звезду Вифлеемскую, верю в него...
Девки расхохотались.
* * *
- Я слышал, что вы приезжаете, ваша милость. Но никогда бы не подумал, что вы станете разыскивать меня.
- Почему ты обращаешься ко мне на "вы", Грегорио? - угрюмо спрашивает Мигель.
- Я не смею...
- Лжешь. Тебе стыдно за меня, падре.
Монах молчит.
- Тебя первого хотел я увидеть, - тихо произносит Мигель.
- Почему, осмелюсь спросить?
Потому что я потерял отца. Потому что потерял самого себя, думает Мигель. Потому что только с тобой, мой невзрачный старик, я не чувствую себя одиноким, только тогда я чувствую, что есть кто-то, кто дорог мне, кого я люблю...
- Сам не знаю, - отвечает он вслух. - Просто пришло в голову повидать тебя.
Старик понял чувство стыда, скрытое притворством, и поднял руку погладить Мигеля по щеке. Но рука опускается, старик избегает взгляда Мигеля.
- А ты действительно не умеешь притворяться, - с восхищением и горечью говорит Мигель. - Ах, не отвергай меня прежде времени, падре!
- Больно тебе, Мигелито? - разом меняется монах, и уже вся человеческая участливость звучит в его голосе.
- Нет, нет, - сурово отвечает Мигель. - Не будем сегодня об этом. Приходи ко мне, падре. Побеседуем. Быть может, я захочу исповедаться...
- Приду, - низко склоняется монах. - Приду с радостью.
* * *
"...что Ваша милость вернулась в наш город, для меня - настоящая радость. И я почту за честь, если Вы посетите мой простой дом, посмотрите сына моего, чьим крестным отцом Ваша милость соизволила стать...
От всего сердца призываю, друг, благословение божие на Вашу благородную голову.
Бартоломе Эстебан Мурильо".
* * *
Гости во дворце Мигеля.
- Мы, старые твои друзья, приветствуем тебя в городе городов. Будь здесь счастлив, Мигель! - ораторствует Альфонсо. Давно отвергнутый Изабеллой, он забыл о своем соперничестве с Мигелем.
- Счастлив... - тихо повторяет Солана, которая успела превратиться в красавицу, и с восторгом смотрит на Мигеля.
- За счастье! - восклицает Диего, чокаясь со своей женой Кристиной.
- Удерем от старости! - смеется Вехоо, ныне первый актер в Севилье, в то время как бывшего актера Капарроне изменчивая судьба поставила на место Вехоо - сторожем к лошадям.
- Нет, мои дорогие, от старости вам не убежать, - улыбается Грегорио. Живем мы в семнадцатом веке - веке бедствий и страха. Одни хиреют от недостатка, другие от страха перед завтрашним днем. Увядает наша мировая держава, и мы с нею...
- Мы забываем бога, - подхватывает желтый, исхудавший Паскуаль - по бедности он оставил университет и сделался писарем на городской таможне.
- Зато бог не забывает нас! - разглагольствует Альфонсо, чьи речи изрядно отдают вином. - Он позволяет нам жить так, как мы желаем...
- Жить! - кричит опьяневший Диего. - О, жить - это ведь не только трудиться, но и радоваться!
Диего и Альфонсо - уже бакалавры Осуны.
- Ты - счастлив? - спрашивает Мигель, обращаясь к Диего.
- Более чем счастлив! - повышенным тоном отвечает тот. - Вот он, источник счастья моего - моя жена! Жена, красивая, добрая, верная...
Зависть шевельнулась в сердце Мигеля. Это сейчас же подметил хмельным своим взглядом Диего.
- Завидуешь мне, дон Жуан? А я рад, что ты мне завидуешь. Видали - вот он, господин над всем и вся, путь его усыпан розами, полмира служит ему, а счастья он не может купить, и завидует мне...
- Перестань, Диего, - шепчет мужу Кристина.
- Нет, сердца человеческого ему не купить! - гнет свое Диего. - Его мрачная слава коснулась небес, его гордость еще не встречала отпора, но встретит и спотыкнется... Эй, сюда посмотри, смотри, вурдалак, на жену мою Кристину - здесь ты погоришь! Ты желаешь ее - по глазам твоим вижу, что желаешь, но она устоит! Она - неприступная твердыня, И остается тебе только завидовать, завидовать...
Альфонсо и Вехоо выводят Диего, испуганная Кристина бежит за ними.
Солана в смятении смотрит на Мигеля - лицо его темно и зловеще.
- Самая жестокая борьба, друзья мои, - мягко произносит Грегорио, - это та, которую ведет человек с собою самим. Это - единоборство плоти и духа. И все пути усеяны страданием и скорбью, но только скорбь ведет к подлинному познанию. Вспомните, дорогие, стих поэта Фернандо Эррера: "Скорбь ушла, и я уже знаю, что есть жизнь".
* * *
Черной ночью движется тележка к воротам. На тележке - укрытый труп Кристины.
Висенте подталкивает тележку сзади, чтоб покойница была у него перед глазами, а не за спиной. Каталинон тащит тележку спереди.
Ветер воет в чердаках.
В воротах их останавливает стража.
- Люди графа Маньяра? Ха, так всякий может сказать! А чем докажешь? По серебряной монете на каждый палец? Гром и молния, вот это доказательство! Этого вполне хватит. Да, но у меня две руки... Ах, на обе? Отлично! Теперь ясно, что вы люди графа Маньяра. Эй, там, откройте ворота!
Тележка скрывается в темноте за чертой города.
