Йозеф Томан - Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры
При этом имени писарь изумленно поднял голову - безразличие мигом слетело с него.
- Графа Маньяра?!
Ага, думает писарь, вот уже седьмой донос на Маньяру. Шесть доносов всесильный инквизитор положил под сукно. Не хочется ему ввязываться в это дело. Как-то поступит он с седьмым?
Попросив Паскуаля подождать, писарь поспешил к инквизитору.
Паскуаль сжимает ладонями лоб, покрывшийся холодным потом.
Доносчик. Доносчик - уже не человек. Позор и унижение его удел. Он хуже шелудивого пса. Презираемый всеми, влачит он жалкое существование. Я донес на друга. Ужас! Паскуаль вскочил, метнулся к двери.
- Назад! - стражник преградил ему путь алебардой.
Нет, отступления нет, я должен остаться, должен! - судорожно сцепляет руки Паскуаль. Должен - ради Марии. Разве во мне дело? Презренный как доносчик, я прославлю себя великим деянием, которое освободит Севилью. Никто не осмелился выступить против него - только я! Видите, не так уж я слаб и труслив, как вы думаете...
Инквизитор меж тем колеблется.
Маньяра! Ах, это заманчиво. Он вредит нам. Но выступить против Маньяры - значит поднять против инквизиции всю высшую знать Андалузии. Что ж, начнем игру осторожненько. Omnia ad maiorem Dei gloriam. Шесть раз прощали ему, в шести случаях (наедине с собой в этом можно признаться) боялись мы этого человека. Но иначе нельзя, Он слишком силен. Сила против силы...
Инквизитор приказывает не предпринимать ничего непосредственно. Следить за каждым шагом и обвиняемого и обвинителя. Обо всем ставить в известность его лично.
- Святая инквизиция приняла ваше обвинение, сеньор Овисена, и обдумает его. Мы примем меры, в нужный момент и в нужном месте. Да хранит вас Иисус.
Паскуаль вышел из серых коридоров на солнцепек и заморгал ослепленно. За ним крадется соглядатай.
Полный боязни, что подлое деяние выжгло на лбу позорное клеймо, и вместе с тем, напротив, полный гордого сознания, что он единственный осмелился восстать против этого всесильного вельможи, раздираемый противоречивыми чувствами, поплелся Паскуаль по улицам.
* * *
Сегодня Вехоо впервые сыграет роль дона Жуана Тенорио в знаменитой пьесе Тирсо де Молина "El Burlador de Sevilla"*, и Мигель обещал прийти посмотреть его.
______________
* "Севильский озорник" - пьеса Тирсо де Молина.
- Хочу увидеть образ того, чьим именем меня награждает город, - хмуро сказал он. - Хочу посмотреть, как я выгляжу со стороны.
Он взял с собой Солану. Девушка прелестна в платье голубого шелка, расшитом серебром, - это подарок Мигеля.
Публика поражена присутствием графа Маньяра. Все взоры обращены к его ложе.
- Извращенные прихоти у этого Маньяры, - шепчет княгиня Урсула донье Хустине. - Он словно хочет показать всему городу, что какая-то девчонка из предместья ему приятней севильской знати.
- Все женщины смотрят только на вас, дон Мигель, - говорит Солана.
- Мои глаза видят сегодня вас одну, Солана.
- Сегодня... - тихо повторяет девушка. - А что же завтра?
- Завтра? Не знаю, Солана. Как добрый друг, советую вам - не верьте моим "завтра".
Подавляя слезы, Солана через силу улыбается.
- Ну что ж, пусть будет хоть сегодня. Спасибо за это. Спасибо за все.
В зрительном зале стемнело - на сцене, представляющей дворец короля Неаполя, рыдает герцогиня Изабелла, обольщенная доном Жуаном Тенорио, молит о помощи. Является сам король, и дон Жуан взят под стражу.
В следующей картине дядя Жуана помогает ему бежать, а несчастный жених Изабеллы произносит цветистые речи о своем отчаянии.
Занавес падает, зал рукоплещет. И тотчас все взоры вновь обращаются от соблазнителя на сцене к соблазнителю в ложе - их сравнивают. Там и сям слышится: "Дон Жуан", - и незавершенный жест в сторону Мигеля.
Солана чует - что-то недоброе носится в воздухе.
- Вы не хотите уйти, дон Мигель? Спектакль нехорош, ведь правда?
- Я хочу досмотреть до конца, - задумчиво отвечает Мигель. - До чего же глупы те, кто сравнивает меня с доном Жуаном. Ведь он был лжец, обманщик и лицемер.
- Мне кажется, лучше уйти, - шепчет Солана, но ладонь Мигеля погладила руку девушки, и это - безмолвный приказ.
Проходит на сцене история с рыбачкой Тисбеей, второй акт быстро громоздит над головой дона Жуана предостережения и угрозы.
Переодеванье. Жуан силой овладевает доньей Анной, сражается с командором, соблазняет деревенскую красотку Аминту, и вот заключительный возглас несчастного жениха Патрисио: "Постараюсь умереть!"*
______________
* Здесь и далее текст "Севильского озорника" дается в переводе Ю.Корнеева, "Искусство", М., 1969.
В антракте напряжение возрастает. С разных мест зрительного зала в сторону Мигеля несутся выкрики:
- Вон он, подлинный дон Жуан!
- Не Тенорио - Маньяра!
- Дьявол!
- Развратник!
- Антихрист!
Все взоры вперяются в Мигеля.
- Уйдем, - просит Солана. - Уйдем!
Но Мигель одним движением осудил крикунов.
- Я не отступаю.
Антракт сократили, звон колокольчика пронзает темноту и крики.
Третье действие развертывается быстро.
Близится час божией мести, а дон Жуан насмехается:
"Если вы со мной хотите в здешнем мире счеты свесть, то зачем так долго спите?"
Но сгущаются тучи над головой грешника, является тень командора и приглашает его к ужину на свою могилу. Дон Жуан обещает и приходит, он издевается над угрозами командора, поедает с ним вместе ужасное угощенье из скорпионов и змей, запивая его желчью.
"Руку дать не побоишься?" - спрашивает тень Гонсало.
"Что такое? Я? Боюсь?" - хохочет Вехоо-Тенорио.
Но в тот же миг, как он подал руку мертвецу, зал потрясен ужасным криком:
"Как ты жжешься! Весь в огне я..."
Глухим загробным голосом отвечает статуя командора:
"Что ж ты скажешь, очутившись в вечном пламени геенны? Неисповедим господь в праведных своих решеньях. Хочет он, чтоб был наказан ты за все свои злодейства этой мертвою рукою. Вышний приговор гласит: по поступкам и возмездье".
Дон Жуан извивается в корчах.
"Я горю! Не жми мне руку! Прочь, иль в грудь кинжал свой меткий я тебе всажу!"
И он свободной рукой пронзает пустоту.
"О, горе! Сталь о камень лишь скрежещет. Дочь твоя чиста - ее не успел я обесчестить..."
Дух командора гремит в ответ:
"Да, но ты к тому стремился!"
В отчаянии молит дон Жуан:
"Пусть придет сюда священник и грехи мои отпустит!"
Ах, как ломается человек из-за незначительной боли, превращаясь в бабу! - мелькает в голове Мигеля. Вот он испугался, он дрожит от страха. Он покорен... И тут, пожалуй, бессознательно, Мигель громко вскричал:
- Стыдись, Тенорио! Звать священника! Сопротивляйся мертвецу и богу! Или ты не дворянин?
Оскорбление бога оглушило тех, кто сидит вблизи Мигеля. Они так и застыли.
- Ересь!
- Еретик!
Вскоре занавес падает, и зрители расходятся.
Мигель провожает Солану к коляске, которая увезет ее в Триану.
Но едва он подошел к экипажу, как был окружен стражниками инквизиции и схвачен, не успев обнажить шпагу.
Его втащили в коляску, и незнакомый кучер хлестнул по лошадям.
За коляской, покатившейся к тюрьме святой инквизиции, подобрав подол голубого платья, бежит с плачем Солана.
* * *
Мигель ходит по камере.
Ночь. Тихо в тюрьме.
Уже несколько часов провел здесь Мигель в одиночестве В одиночестве иного рода. Оно сосредоточеннее, но тягостнее.
Из коридора, от которого камеры отделены большими решетчатыми дверями, проникает к нему отблеск света каганца. В камере через коридор, напротив, глухо. Словно она пуста Но нет. В ней уже третий день томится Грегорио. Монах сидит на нарах и тихо молится, перебирая четки, и шепот его теряется под сводами тюрьмы.
Вдруг он поднял голову, прислушался к шагам узника напротив. Старые глаза его могут различить только тень человека, но шестым чувством он угадывает, что это - Мигель.
Чепуха, одергивает себя старик. Чтоб Мигель - и в тюрьме? Тень приблизилась к решетке.
- Мигелито! - тихо окликает монах, сам себе не веря.
- Падре... Это вы, падре Грегорио?
- Как ты сюда попал, сынок?
- Из-за ерунды. Не стоит и говорить. Но ты - скажи, за что схватили тебя, падре? Что ты сделал?
- Я проповедовал на площади, меня и взяли. Но ничего - отпустят, вот увидишь. Я ведь никому не сделал зла.
- Ты-то уж наверняка не делал зла!
Разговорились. Грегорио опасается за Мигеля. Пришел тюремщик, велел замолчать Мигель бросил ему золотой, тюремщик исчез.
Поговорили еще, потом Грегорио предложил:
- Ляжем спать, Мигель. Пора.
Они легли, но ни один из них не уснул.
Ночь истекает медленно, постепенно. Время лениво ползет.
Мигель встал и, подойдя к решетке, ухватился за нее обеими руками:
- Везде, от земли до звезд, пустота. Нет нигде ничего, кроме страха и одиночества.
- Ошибаешься, сынок. В этих пространствах - бог.
- Ты видишь его, падре?
- Не вижу, но знаю. Он - там.
