Джон Голсуорси - Девушка ждёт
В Чичестере в холле гостиницы их встретил Адриан; Динни отвела его в сторонку и сказала:
– Дядя, можно мне поговорить с тобой и дядей Хилери наедине?
– Хилери пришлось вернуться в Лондон, но он приедет вечером, попозднее; тогда и поговорим. Следствие назначено на завтра.
Этим Динни и пришлось удовольствоваться.
Адриан рассказал ей, как все произошло; Динни, еще раньше решившая, что ему не следует провожать Диану в покойницкую, предложила:
– Скажи нам, дядя, где это; я сама провожу Диану.
Адриан молча кивнул.
В морг Диана вошла одна, а Динни осталась ждать в коридоре, где пахло дезинфекцией. Она смотрела в окно, выходившее в переулок. По стеклу уныло ползла огорченная приближением зимы муха. Глядя на этот тоскливый закоулок, на небо, лишенное тепла и света, Динни почувствовала себя очень несчастной. Жизнь казалась такой беспросветной и сулила одни только беды.
Это следствие… угроза, нависшая над Хьюбертом… нигде ни проблеска радости! Даже мысль о непритворной влюбленности Алана ее не тешила.
Обернувшись, она увидела рядом с собой Диану и, мгновенно позабыв о собственных горестях, обняла ее и поцеловала в холодную щеку. Они молча вернулись в гостиницу.
– Он лежит такой спокойный, – только и сказала Диана.
После ужина Динни сразу ушла к себе в номер и с книгой в руках стала ждать Хилери и Адриана. В десять часов Хилери наконец подъехал к гостинице на такси, и еще через несколько минут они с Адрианом пришли к Динни. Ее поразило, как оба они исхудали и измучились, но что-то в их лицах успокоило ее. Они принадлежали к породе людей, которые верны себе до последнего вздоха. Оба они расцеловали ее с несвойственной им нежностью и сели бочком на кровать – один справа, другой слева. Динни обратилась к Хилери:
– Я хотела поговорить о дяде Адриане. Мне вот что пришло в голову. Если мы не будем осторожны, это следствие может причинить нам массу неприятностей.
– Несомненно. Я ехал сюда в поезде с репортерами, – они не подозревали, что я причастен к этому делу. Про клинику они уже все пронюхали и сразу навострили уши. Газетчики – люди дотошные, они свое дело знают.
– Дядя, – спросила Динни Адриана, – ты не обидишься, если я буду говорить откровенно?
Адриан улыбнулся.
– Не обижусь. Ты ведь у нас молодчина.
– Так вот, – сказала она, обхватив руками спинку кровати, – по-моему, главное – скрыть дружбу дяди Адриана с Дианой, и я вот о чем подумала: это я попросила вас найти Ферза, все надо свалить на меня. Понимаете, я была последняя, с кем он разговаривал, когда перерезал телефонный провод; если меня вызовут, я постараюсь им внушить, что к вам обратились только по моему настоянию, – вы у меня умные дядюшки и хорошо решаете кроссворды. А иначе – почему мы обратились к дяде Адриану? Потому что он был таким близким другом Дианы, – вот тут-то им и полезет в голову всякая чушь, особенно когда они узнают, что капитан Ферз не был дома четыре года.
Наступило молчание.
– А ведь она умница, старина, – сказал наконец Хилери. – Четыре года дружбы с красивой женщиной в отсутствие мужа означают для присяжных только одно, а для публики – все, что угодно.
Адриан кивнул.
– Я только не понимаю, – сказал он, – как можно скрыть, что я так давно знаю их обоих.
– Все дело в первом впечатлении, – горячо пояснила Динни. – Я могу рассказать, что Диана предложила обратиться к ее врачу и к Майклу, но я ее переубедила, так как знаю, что твоя работа приучила тебя докапываться до всего и что ты можешь заручиться помощью дяди Хилери, а тот вообще видит человека насквозь. Если мы дадим следствию правильный ход, вряд ли твое знакомство с ними привлечет внимание. По-моему, очень важно, чтобы меня вызвали как можно раньше.
– Тебе придется нелегко, дружок.
– Вовсе нет. Но если вас обоих вызовут раньше меня, – пожалуйста, скажите, что я приехала и попросила вас помочь. Ну, а потом я сама вдолблю им это как следует.
– После врача и полицейского первой вызовут Диану.
– Да, но я могу с ней поговорить, чтобы наши показания не расходились.
Хилери улыбнулся.
– Не возражаю, это весьма невинная ложь. Я могу вставить, что знаю их так же давно, как и ты, Адриан. Оба мы познакомились с Дианой, когда она была еще девчонкой, на том пикнике, который устроил в Лэндс-Энде Лоренс, а с Ферзом – у них на свадьбе. Знакомы домами, а?
– Может выясниться, что я ездил в клинику, – сказал Адриан, – оттуда вызвали свидетелем доктора.
– Ничего, – сказала Динни, – ты ездил туда как его друг и как человек, интересующийся психическими заболеваниями. В конце концов, дядя, считается ведь, что ты ученый.
Ее собеседники улыбнулись.
– Хорошо, Динни, – сказал Хилери, – мы поговорим со следователем – он вполне приличный человек – и устроим, чтобы тебя вызвали пораньше.
Он направился к двери.
– Спокойной ночи, – сказал Адриан.
– Спокойной ночи, милый; у тебя такой измученный вид. Есть у тебя с собой грелка?
Адриан покачал головой.
– У меня только зубная щетка, да и ту я только что купил.
Динни вытащила из своей постели грелку и заставила дядю взять ее.
– Значит, я скажу Диане, о чем мы договорились?
– Хорошо, Динни.
– Послезавтра снова взойдет солнце.
– Взойдет ли? – сказал Адриан.
Когда за ним закрылась дверь, Динни вздохнула. Взойдет ли? Диана, кажется, потеряла способность чувствовать. А тут еще дело Хьюберта!
Глава тридцатая
Когда Адриан и его племянница вошли на другое утро в здание Следственного суда, их мысли можно было бы изложить примерно так:
Следствие по делу о скоропостижной смерти так же устарело, как обычай есть по воскресеньям тяжелую пищу вроде ростбифа и йоркширского пудинга. В наше время люди по воскресеньям занимаются спортом, а убийства стали редкостью и самоубийц больше не хоронят на перекрестках дорог; поэтому оба эти обычая потеряли всякий смысл. В старину правосудие и его слуг считали врагами человечества, и попытка поставить между смертью и законом гражданского арбитра была вполне естественной. В наш век полицию именуют «стражем общественного порядка», но ей по-прежнему не доверяют судить о том, должна ли она вмешаться в то или иное дело. И если беспомощность полиции нельзя считать причиной сохранения устаревшего ритуала, значит, публика просто боится, как бы от нее не скрыли какого-нибудь скандальчика. Читатели газет уверены, что чем больше они узнают сомнительных и неприглядных историй, тем лучше для души. Не будь следствия о скоропостижной смерти – в газетах не было бы отчетов о сенсационных процессах. А ведь как приятно, когда идет хотя бы одно разбирательство, если не нужно никакого, или два разбирательства, если можно было бы ограничиться одним! Люди обычно стесняются совать нос в чужие дела, но в толпе всякую щепетильность с них как рукой снимает. Чем нахальнее человек проявляет в толпе свое любопытство, тем лучше он себя чувствует. И чем чаще удается протиснуться в зал Следственного суда, тем пламенней благодаришь бога. Слова: «Буду славить тебя, господи, всем сердцем моим, возвещать все чудеса твои!» – никогда не звучат горячее, чем в сердце того, кто раздобыл себе местечко на следствии о скоропостижной смерти. Ведь следствие о мертвых почти всегда сопряжено с пыткой для живых, а что может быть приятнее такого зрелища?
Зал суда был полон, что подтверждало справедливость этих мыслей; Динни и Адриан прошли в маленькую комнату ожидания.
– Ты будешь пятой, Динни, – сказал Адриан. – Хилери и меня вызовут раньше. Подождем здесь, пока нас не вызовут, тогда не заподозрят, что мы сговорились.
Они молча сидели в голой комнатушке. Сперва должны были допросить полицейского, врача, Диану и Хилери.
– Это как в песенке о негритятах, которые пошли купаться в море, – прошептала Динни.
Взгляд ее был прикован к календарю, висевшему напротив; ей почему-то непременно хотелось прочесть, что там написано, но она не могла разобрать ни слова.
– Выпей-ка глоточек, – сказал Адриан и вынул из кармана бутылочку. – Только не слишком много: это лекарство, оно тебя подбодрит.
Динни глотнула. Лекарство слегка обожгло ей горло.
– Теперь ты, дядя.
Адриан, в свою очередь, сделал осторожный глоток.
– Отлично подстегивает, когда у тебя состязание или что-нибудь в этом роде, – сказал он.
Они снова помолчали, ожидая, чтобы лекарство подействовало. Молчание нарушил Адриан:
– Если души умерших живут среди нас, – а я в это не верю, – что думает сейчас бедный Ферз обо всей этой комедии? Все-таки мы еще варвары. У Мопассана есть рассказ о клубе самоубийц, – там предлагали приятную смерть каждому, кто хотел покинуть этот мир. Я не одобряю самоубийства людей в здравом уме, – разве что в самых редких случаях. Человек обязан вытерпеть все; но я бы хотел, чтобы у нас был такой клуб для душевнобольных и для тех, кому это грозит. Ну как, помогло лекарство?
