Рене Фалле - Париж в августе. Убитый Моцарт
Она тоже улыбнулась.
— Вы обо всем догадались.
— У меня нет к вам неприязни. Не так давно вы испугались этого. Я-то как раз и люблю женщин за те пустяки, которыми наполнена их жизнь, за их неизменную привычку красить губы, что бы ни случилось. Вас, Кароль, я плохо знал. Я не хотел ничего знать о жене Норберта.
— А что сейчас вы о ней знаете?
— Например, что у нее черные глаза. Я никогда и не догадывался об этом.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— Вы не сердитесь?
Она улыбнулась в пустоту. Не будет же она рассказывать ему, что у него серые глаза и что она только что узнала об этом. И потом, какая разница. Буквально все люди удивляются каждому своему портрету, сколько бы мастеров их ни писало. Эти изображения кажутся им лживыми, уродливыми. И только зеркала способны полностью удовлетворить их, ведь они во всем потакают тем, кто в них смотрится. Кароль и Уилфрид впервые за пятнадцать лет знакомства увидели друг друга. Благодаря обстоятельствам, столкнувшим их, они наконец рассмотрели друг в друге настоящего, живого человека, тогда как раньше они даже не подозревали об этом. Уилфрид подумал про себя: «Интересно, обманывала ли Кароль Норберта?» На этот вопрос он ответил быстро и утвердительно. Иметь или не иметь любовника — здесь женщины проявляют настоящий снобизм. Их не покидает странное чувство, что если не свершится грехопадение, то их достоинство будет растоптано. Запретные ласки возвращают им на время и чувственность, и нежность. Сам Уилфрид не видел в этом никаких оснований ни к осуждению, ни к оправданию. Когда-то и он был женат, и ему были известны тысяча и одна подобная связь. Но все-таки он хотел бы знать наверняка. Норберт никогда не говорил об этом. Независимо от того, повесили тебя или нет, мужья категорически отказываются вести разговоры о веревке.
— Уилфрид!
Кароль буквально вжалась в спинку сиденья. И тут же с ними обоими случился шок, а у Уилфрида возникло чувство, будто он находился внутри бомбы, которая только что взорвалась. Их «лянча» мчалась по главной улице деревни. Справа выскочила какая-то машина, даже не моргнув фарами в знак своего приближения. Раздался жуткий скрежет сминаемого железа — это неизвестная машина врезалась в заднюю часть «лянчи». Оба автомобиля от удара резко развернулись на сто восемьдесят градусов и остановились, капот к капоту. Уилфрид инстинктивно бросился в сторону Кароль и придавил ее всем своим весом. Когда шум стих, он резко выпрямился, крича, что есть силы:
— Кароль! Кароль!
К его неописуемой радости, она поднялась, растерянная и оглушенная.
— Кароль, вы в порядке?
— Не знаю, а вы?
— Со мной ничего. Может, несколько ушибов.
— А тот, другой?
Другой уже вылезал из машины через левую дверь. Из освещенного кафе, расположенного неподалеку, выбежало несколько поздних посетителей, возбужденных тем, что стали свидетелями происшествия, о котором даже и не мечтали. Другой взволнованным, дрожащим голосом окликнул их:
— Эй! Вам плохо?
Сначала вышла Кароль, потом, растирая бок, Уилфрид.
— Нормально, — буркнул он.
Тогда незнакомец с явным облегчением заорал:
— Нет, не нормально! Вы самый настоящий преступник, болван! По правилам у меня было преимущество проезда!
По тому, как теперь стояли машины, определить что-либо было невозможно.
— Может быть, — поморщился Уилфрид.
Кароль в изнеможении села на каменную тумбу дорожного знака. Жители деревни столпились вокруг, они узнали того человека.
— Да это Глак! Эй, Глак, ты не умер?
— Если я и остался в живых, этот мсье в том не виноват. Он мчался, как сумасшедший, я даже не увидел его.
— Могли бы посигналить, чтобы дать о себе знать, — уже спокойно сказал Уилфрид.
Он обошел вкруг «лянчи», чтобы определить степень повреждений. Глак негодовал:
— Мог бы, да, я мог бы и разбиться. Я ехал справа, вы слышите, я ехал справа!
Уилфрид смерил его жестким, презрительным взглядом:
— Я рад за вас.
Сбитый с толку Глак, добавил:
— Вы же виноваты.
— Точно, если ты ехал справа, то он виноват, — подтвердил кто-то из зевак.
— Да, я ехал справа. Смотрите, вот я врезался в него сзади, справа. Никаких сомнений.
— Машина сильно повреждена?
— Думаю, что здорово. Как не стыдно! Права надо отбирать у таких идиотов!
Уилфрид опустился на колени возле машины, потом поднялся и подошел к Кароль.
— Мы не сможем на ней ехать.
— Это точно?
— Масло течет. У одного колеса сломалась ось. Не говоря уже об остальном.
— Надо звонить в полицию! — настаивал Глак.
— Они не приедут в такой поздний час.
— Все равно, надо им позвонить!
Заслышав о полиции, Уилфрид подошел ближе.
— Что вы говорите о полиции?
— Я хочу, чтобы составили протокол.
— Это ни к чему. Я признаю за собой вину. Я признаю все, что вы пожелаете.
— Они сами все запишут. И составят протокол. Пойдем им звонить, Симеон.
Уилфрид не успел задержать этого Симеона, тот уже вошел в кафе. И все-таки Уилфрид попытался убедить их не делать этого:
— Не стоит беспокоить полицию из-за таких пустяков. Позовите лучше механика.
— Плевать мне на механиков. Я желаю иметь дело с полицией.
Враг, это уже не вызывало сомнений, по имени Глак, снизив голос, объяснил Уилфриду:
— Понимаете, в полиции более сговорчивый народ. Они сами отсюда, местные.
— У меня нет времени. Я спешу, — отрезал Уилфрид.
Владелец кафе громко рассмеялся.
— Спешите вы или нет, хватит одного взгляда на вашу «лянчу», чтобы понять, что придется заночевать здесь. У нас нет вокзала, а с самого ближайшего самый ранний поезд отходит только завтра утром в восемь часов.
— Об отъезде и речи быть не может, — вмешался в разговор Глак. — Вы не уедете, пока мы не дождемся полицейских. Уж я сумею помешать вам улизнуть.
— Это какой-то идиот! — не выдержал Уилфрид.
— Вот только не надо оскорблений!
— Пусть подсчитают ваши убытки, а я сразу оплачу их. Я пришлю вам деньги почтовым переводом.
Глак пожал плечами.
— Не согласен я на такой вот почтовый перевод. И чек не возьму. Я вас не знаю.
Уилфрид сжал кулаки.
— Ну, Симеон! Что?
— Они говорят ничего не трогать, а сами будут здесь в час дня.
— В час?
— Ну да, кроме того, бригадир был не слишком вежлив. Он уже облачился в пижаму, так он сказал.
Уилфрид отвел врага-Глака в сторону:
— Вы не знаете, где я могу взять машину напрокат?
— О, нет, в этом районе такого нет.
— А такси, тоже нет?
— Тоже. Здесь же деревня. Но завтра, будьте спокойны, в гараже вашу машину отремонтируют. Спросите лучше себе комнату у Пока. Пок — это хозяин кафе. В удачный сезон он устраивает у себя небольшой отель.
— Я не могу.
Упавший голос Уилфрида мгновенно заронил сомнение в душу его собеседника.
— Да, по вашему виду не скажешь, что вы в дружбе с полицией.
У Уилфрида получился какой-то неестественный смешок.
— Не в этом дело.
Но Глак, отойдя в сторону, продолжал пристально смотреть на него. Уилфрид почувствовал приближение Кароль.
— Мы пропали, Кароль. Теперь мы здесь пленники. Завтра полиция арестует Кароль Эйдер и Уилфрида Варан, разыскиваемых за убийство.
Сраженная этими словами, она схватила его за руку. Мысли с бешенной скоростью проносились у Уилфрида в голове. Как-никак, у него еще оставалась возможность убежать пешком. Деревенские обитатели перешептывались, не отрывая от него мрачных взглядов.
— Уезжайте, Уилфрид, — вздохнула Кароль.
— А вы?
— Ну я, я остаюсь. После всего этого так, может быть, и лучше. Танжер для меня — это слишком далеко.
— Я не могу вас оставить.
— Почему?
— Это некрасиво.
— Уезжайте. Я виновата в том, что вам самому не удалось выпутаться из этой истории. Уезжайте.
— Все равно они теперь найдут меня. Машины у меня нет, осталась только чековая книжка. А для убийцы это непростительная глупость подписывать чеки своим собственным именем.
— У меня есть деньги, Уилфрид.
— Недостаточно, чтобы подкупить кого-нибудь. Люди стоят очень дорого. Нет, Кароль, это конец.
Остальные не обращали на них больше никакого внимания, смакуя подробности аварии, пересказывая события еще нескольким головам, высунувшимся в окна. Кароль дрожала.
— Вы замерзли?
— Я боюсь.
— Я тоже. Мы сделали ставку на неверный номер. Мсье Глак обрушился на нас с огромной высоты нашей несчастливой звезды. Из-за такого невезения, я уже почти начинаю верить в Бога.
— Не говорите больше о нем плохо Уилфрид. Теперь я не смогу обойтись без него.
Несмотря на подавленное настроение, он насмешливо посмотрел на нее, потом усмехнулся:
— Когда молоток бьет мне по пальцам, я не бросаюсь с восторгом целовать его.