Самим Али - Проданная замуж
Слушая спокойный голос Осгара, я думала, не то ли это чудо, о котором я молилась. Неужели это решение моих проблем?
— Мне нужно подумать об этом, — сказала я, поднимаясь, чтобы уйти.
Осгар тоже встал. Он легонько поцеловал меня в лоб и нежно обнял. Впервые с тех пор, как я покинула детский дом, кто-то кроме Мены утешал меня, нежно прикасаясь ко мне. Я не хотела, чтобы Осгар отпускал меня. Я чувствовала себя в безопасности.
На следующий вечер, после рутинного дня в магазине, я вернулась домой и застала мать пакующей чемодан.
— Завтра я еду в Пакистан, — начала она, но ее вдруг перебил Манц:
— А как же Сэм? Разве она не едет с тобой?
— Ее паспорт еще не вернули. Но, Манц, обязательно отправь ее туда, как только получите паспорт.
У меня мурашки побежали по коже, и я не смогла не задать вопрос:
— Зачем мне лететь? Я не хочу.
Я ощутила страшный удар в спину. Я вскрикнула, колени подогнулись, и я рухнула на пол. Манц занес кулак для нового удара, но тут в комнату вбежал Осгар. Увидев, что происходит, он оттащил Манца в сторону.
— Ты поедешь в Пакистан забирать своего мужа! — во всю глотку орал Манц. — Слышишь? Ты меня слышишь?
— Ты с ума сошел?! — прокричал Осгар, отталкивая Манца подальше от меня, в гостиную. Загородив меня от брата, Осгар гневно сказал: — Нельзя бить сестру. И вообще женщин.
За ними закрылась дверь, и я не могла разобрать, о чем они спорили.
Мать посмотрела на меня.
— Сама напросилась, — угрюмо произнесла она. — Так тебе и надо.
Я не обратила на нее внимания, потому что меня занимали другие мысли. Не чувствуя боли от удара Манца, я думала лишь о том, что Осгар вступился за меня. Еще никто никогда этого не делал, никто меня не защищал. Ни у кого не хватало мужества противостоять матери, а тем более брату. А Осгар сделал это, и сделал ради меня. Я онемела: я кому-то не безразлична, до такой степени, что он не желает, чтобы со мной так обращались. Я вдруг поняла, что появление Осгара — ответ на мои молитвы; поняла, что хочу, чтобы он всегда меня защищал.
Я поднялась с пола, прижала руку к пояснице и вышла в кухню. Вскоре туда зашел Осгар и внимательно на меня посмотрел.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
— Ерунда, — отозвалась я, через силу улыбнувшись. — Обычно это только разминка.
Осгар набрал в стакан воды из-под крана и дал мне. Потом наполнил еще один стакан и отнес его Манцу, который все еще продолжал кричать:
— Ах, она не поедет в Пакистан? Еще как поедет, дрянь! Даже если придется ее убить и отправить туда в чертовом мешке для трупов!
Тем вечером мать, занятая сборами, слишком торопилась, чтобы обращать внимание на что-либо, а потому не заметила, что я выгляжу счастливой. Я не могла дождаться ее отъезда. Я только переживала, что она может найти мой паспорт. Хорошо, что она уезжает, ведь мне не удалось бы долго скрывать тот факт, что мой паспорт уже получен, — мать и Манц стали бы наводить справки.
Той ночью я лежала в постели, не смыкая глаз. Сон не шел ко мне. Я слышала, как Осгар и Манц спорили в гостиной до двух часов ночи. Я решила уехать с Осгаром. Не было больше сил терпеть побои и мириться с мыслью, что Азмир будет страдать, как и я. С меня хватит. Даже более чем. Не важно, что планирует Осгар и что мы будем делать, нет ничего хуже, чем жить в этом кошмаре. Я не знала, что ждет нас в будущем, но понимала, что оставаться здесь — означает не иметь вообще никакого будущего. Осгар вел себя достойно, и мне было приятно его общество. Что еще нужно? В любом случае, после угрозы Манца запихнуть меня в мешок для трупов оставаться здесь было невозможно. Если со мной что-то случится, кто позаботится об Азмире?
На следующее утро по дороге на работу никто не разговаривал. Когда мы добрались до продуктового магазина, я сразу отправилась в конец здания и принялась взвешивать картофель, пока меня не позвал Манц.
— Стань за кассу. Я повезу мать в аэропорт. Пойдем, Осгар.
— Я хотел сегодня пройтись по магазинам и купить себе туфли, — ответил Осгар. — Подбросишь меня в город по пути в аэропорт?
— Конечно, — сказал Манц.
Мать напомнила Манцу, чтобы тот отправил меня в Пакистан, как только пришлют мой паспорт. Я не позволила мыслям отразиться на лице — ни за что на свете! — а просто улыбнулась матери и согласно закивала. Она потеряла надо мной власть. Я уже не та маленькая запуганная Сэм, какой была раньше, и не съеживаюсь в комок, выслушивая ее нападки. Я взрослая женщина, это моя жизнь, и я не позволю матери решать за себя. С меня довольно ее выходок. Так легко было стоять и слушать ее, зная, что ни единое ее слово больше ничего для меня не значит. Я освобожусь от нее!
Наконец они уехали. Я не смотрела вслед машине, но развернулась и пошла в магазин. Она уезжает — но и я тоже.
Около двадцати минут я пробыла в магазине одна, а потом вернулся Осгар — с пустыми руками.
— Где же твои туфли? — спросила я.
Он пожал плечами и подарил мне обезоруживающую улыбку.
— Не нашел таких, какие мне понравились бы.
— Ты не искал как следует, — несмотря на нервозное состояние, я улыбнулась в ответ. — Не прошло и получаса, как ты ушел.
Осгар вдруг посерьезнел.
— Я вернулся, потому что нам надо поговорить. Я не оставлю тебя здесь одну. Я люблю тебя, Сэм, и хочу заботиться о тебе. И об Азмире. — Он достал из кармана кольцо. — Вот ради чего я ездил в город, Сэм. Выходи за меня замуж.
Все замерло. Кроме моего сердца, которое бешено заколотилось.
— Разве ты забыл? Я уже замужем.
— Нет, это не так. — Он говорил пылко. — Ты была слишком юной, ты не понимала, что происходит. Ты даже не знала, что означает это слово. Так да или нет?
Это казалось таким же правильным, как вытереть грязное пятно. Конечно, мой брак не был заключен должным образом и я тогда понятия не имела, что происходит. Всю жизнь меня держали во тьме, а теперь Осгар зовет меня к свету. Жизнь вдруг заиграла новыми красками, сердце наполнилось надеждой — у меня есть будущее, я буду счастлива!
— Конечно да! Я выйду за тебя замуж. — Я надела на палец золотое кольцо. — Прошлой ночью я приняла решение уехать с тобой. У меня больше нет сил. Так какие у нас планы?
— Планы? Так, твоя мать уехала. Дома остается твоя невестка. Нужно придумать, как незаметно вынести из дома чемодан.
Для поиска решения мне потребовалось всего мгновение.
— Ах! Завтра Танвир ведет к врачу Шэма, он сильно кашляет. Мне необходимо остаться дома с Азмиром, пока ее не будет. Мы сможем уехать, как только она уйдет.
И теперь, когда все складывалось как надо, у меня в желудке запорхали бабочки.
Осгар крепко взял меня за руку.
— Ты уверена, что хочешь сделать это?
Я кивнула.
— Да, уверена. Я еще никогда ни в чем не была так уверена. Но я немного нервничаю. И я должна рассказать Мене. Я не могу уехать, не попрощавшись с ней. Она будет скучать по Азмиру.
Мы с Осгаром разработали план действий на завтра. Перед тем как отпустить мою руку, он наклонился ко мне и поцеловал в губы, очень нежно. Остаток дня я чувствовала это прикосновение.
Вечером, когда рядом никого не было, я позвала Мену в кухню.
— Мена, я должна кое-что тебе рассказать. Я не могу здесь оставаться, зная, что они мне готовят. Осгар предложил, чтобы мы с Азмиром уехали вместе с ним, он хочет на мне жениться. Завтра я уезжаю.
— Что? — вскричала она. — Нет, нет, нет! Ты не можешь уехать!
— Тс-с! Потише, — предупредила я. — Если кто-нибудь услышит…
— Ах, Сэм, Манц найдет и убьет тебя. Кто тогда позаботится об Азмире?
Она была права, опасаясь Манца, я понимала это. Если он прознает, что я задумала, то, наверное, так сильно меня побьет, что я не смогу ходить. Или и того хуже. Но я также знала, что мне впервые представился шанс спастись и другого, наверное, не будет.
— Послушай, — сказала я, крепко сжимая руки Мены. — Если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты позаботилась об Азмире, хорошо?
Мена кивнула и разрыдалась. Я не выдержала, и мы обнялись, рыдая уже вдвоем.
— Ты ведь понимаешь, правда, Мена? Я должна это сделать. Я не могу больше смотреть, как Азмир проходит через эти муки. Ему нужны любовь и забота, а не шлепки и подзатыльники.
— Знаю. И я прекрасно понимаю, зачем ты это делаешь. Просто я боюсь, что если Манц найдет вас… Не хочу даже представлять, что он с вами сделает.
Мы еще какое-то время обнимались и плакали.
Я знала, что с Меной все будет в порядке, что ей не причинят вреда. Она умела о себе позаботиться: когда на нее кричали, она плакала; если ее просили сделать что-нибудь, чего ей не хотелось делать, она резала себе палец или вытворяла такое, что ее больше не просили об этом. Мена была практичнее меня, она понимала, что ее усилий никто никогда не оценит, а потому предпочитала держаться тише воды ниже травы и не реагировать на происходящее. Она знала, что неведение — благо, и довольствовалась этим. А я этого не понимала, точнее, я воспринимала все по-другому, вспоминая наставления тетушки Пегги. Я стремилась угодить семье, найти замену любви, которую когда-то дарила мне воспитательница. Обнимая худенькое тело сестры, я знала, что на нее не станут набрасываться, когда меня не будет.
