Самим Али - Проданная замуж
На следующее утро я проснулась первой. Разбудив Мену, я отправилась в кухню. Осгар, уже сидевший там, улыбнулся, когда я вошла. Мы вежливо сказали друг другу: «Доброе утро», — но я ни о чем не могла его спросить, потому что пришел Манц и сказал, что уже пора уходить. Я сделала всем гренок, и мы уехали.
Осгар отправился вместе с нами, а позднее поехал с Манцем на оптовую базу. Когда они вернулись, я вышла из магазина, чтобы помочь разгрузить фургон, но Осгар, вытаскивая ящики из машины, оглянулся, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
— Спасибо, мы справимся.
Я кивнула в знак благодарности и вернулась в магазин, а на душе у меня стало тепло. Обычно мало кто из родственников смотрел на меня, когда разговаривал со мной, и такой вежливости от них я ожидать не могла. А еще он все время улыбался, отчего я чувствовала себя по-другому — я не привыкла к такому обращению. Как здорово, когда Осгар рядом, он добрый и всегда готов помочь, но он скоро уедет и все вернется на круги своя..
Тем вечером я, заканчивая мыть посуду, сказала Азмиру, что пора ложиться спать. Он выскочил из комнаты, и я услышала, как он шепчет матери и Осгару:
— Тс-с, не говорите ей, что я здесь, я спрячусь.
Войдя вслед за сыном, я заметила, что он стоит за занавеской. Я громко сказала:
— Не приходил ли сюда Азмир? Ему пора спать.
Осгар решил подыграть и сказал мне, улыбаясь:
— Я нигде его не видел.
— Гм, интересно, куда же он подевался?
— Может, он в саду? — предположил Осгар, когда я тихонько шагнула к окну.
Я резко отдернула занавеску и страшным голосом произнесла:
— У-у!
Азмир вскрикнул и рассмеялся, а я взяла его на руки.
— Нет, еще не пора спать! — протестовал он.
В этот день он был радостным и даже счастливым.
На следующее утро Манц уехал по делам, и Осгар остался со мной в магазине. Он несколько минут перебирал товары возле кассы, а потом неуверенно начал:
— Вчера вечером твоя мать рассказала мне вашу историю.
— Что? — спросила я.
— Я был удивлен, узнав, что у тебя трехлетний сын. Ты выглядишь слишком юной. Поэтому я спросил у твоей матери, как такое могло случиться.
— И?
Я скрестила на груди руки, ожидая, что меня станут осуждать.
— Она сказала, что ты переспала с мужчиной в Пакистане, так что пришлось выдать тебя за него замуж.
Я почувствовала, как меня захлестывает ледяная волна гнева.
— Но я ей не верю, — поспешил добавить Осгар, заметив, как я изменилась в лице.
У меня на глаза навернулись слезы. Я не могла поверить, что мать солгала другу семьи. Следовало ожидать, что она все перевернет по-своему, но, тем не менее, горько было слышать такое от Осгара.
— Ну-ну, прости, — ласково сказал он. — Я не хотел тебя расстраивать.
— Все нормально. Пора бы мне уже привыкнуть ко лжи, — отозвалась я, вытирая глаза и сморкаясь. — Хочешь услышать правду?
Осгар кивнул.
— Мать обманом увезла меня в Пакистан, когда мне было тринадцать, и заставила выйти замуж за незнакомого мужчину.
Я все рассказала Осгару, отпустила на волю чувства, которые так долго держала под замком, — гнев, отчаяние, боль и одиночество, — и мне сразу же стало легче. Только сейчас я осознала, что мне все это время не с кем было поговорить о случившемся. Я не могла все рассказать Мене, потому что ей незачем было знать, что может ожидать ее в будущем.
— А теперь мне семнадцать, — продолжила я, — и у меня трехлетний сын, которого я люблю, но с которым не могу быть рядом, потому что обязана торчать в этом дурацком магазине, пока он сидит дома. Знаешь, вчера, когда я впервые пришла с работы, Азмир не был голодным и грязным. Совсем недавно я обнаружила, что его бьют, когда меня нет рядом. И теперь он писается в постель.
Внезапно мне стало стыдно, что я так много рассказала практически незнакомому человеку.
— Не знаю, почему рассказываю тебе все это. Но ты просил правды, и клянусь, что все было в точности, как я говорила.
Конечно, я знала, почему открылась Осгару. Я слишком долго не встречала такого доброго взгляда и вежливых манер. Я просто отвечала на его доброту.
Осгар какое-то время молчал, а потом заговорил:
— Не знаю, что сказать. Что же это за мать, если она могла такое сделать?
Но в этот момент в магазин вошел Манц, и нам пришлось прекратить разговор.
Манц подошел ко мне.
— Завтра у тебя встреча с иммиграционным адвокатом. Он хочет, чтобы ты подписала кое-какие бумаги.
— Какие бумаги? — спросила я. О чем он говорит?
— Просто подпиши их, когда я отвезу тебя завтра, и не задавай вопросов! — заорал Манц.
Осгар смотрел в пол.
Я весь вечер ни с кем не разговаривала. После ужина Осгар снова пришел в кухню и спросил, можно ли помыть руки.
— Прости за наш утренний разговор, — сказал он. — Я не хотел тебя расстраивать.
— Все в порядке. Мне нужно было с кем-нибудь поделиться, — ответила я. — Мне стало лучше после нашей беседы.
Осгар повернулся, чтобы вытереть мокрые руки, я протянула ему полотенце, и наши пальцы соприкоснулись, едва-едва. Мы посмотрели друг другу в глаза.
В кухню вошла Танвир, и волшебство растаяло.
— Тебе что-нибудь нужно, Осгар?
— Нет, все в порядке.
Он положил полотенце и вышел вслед за Танвир в гостиную.
Той ночью я не могла уснуть, ворочаясь на кровати, все думала об Осгаре. Со мной происходило что-то, чего я еще никогда не испытывала, и я не могла понять что, пока еще не могла. Я знала, что буду по-прежнему злой и напуганной, но видела перед собой только улыбку Осгара, ощущала прикосновение его руки, когда я протягивала ему полотенце.
Утром Манц спросил Осгара, побудет ли тот с Меной, пока он отвезет меня к адвокату.
Я совсем забыла об этой встрече. В чем там может быть дело? Зачем мне туда ехать? Зачем мне мог понадобиться адвокат? Я развожусь? Какие-то проблемы со свидетельством о рождении Азмира? Мне хотелось спросить об этом Манца, но я знала, что лучше промолчать, потому что он все равно только накричит на меня. Мена вопросительно на меня посмотрела, и я еле заметно пожала плечами.
Когда мы приехали к адвокату, какое-то время нам пришлось ждать в приемной. Затем высокий мужчина провел нас в кабинет и попросил меня присесть. Все в этом помещении заставляло меня чувствовать себя очень маленькой, хотя я уверена, что для этого ничего не делалось преднамеренно: костюм и акцент самого адвоката, его просторный офис, огромный стол красного дерева, разложенные на нем бумаги, — все, казалось, было призвано запугать меня.
— Мне просто нужно, чтобы вы подписали несколько документов касательно вызова в Британию для вашего мужа, — сказал юрист.
Пол у меня под ногами внезапно разъехался, и пришлось крепче схватиться за ручки кресла. Мой муж? Я никогда не воспринимала таковым мужчину из Пакистана. У меня перехватило дух от ярости, но я не могла ничего сказать, только не при этом человеке. Так вот почему Манц ничего не говорил мне — он, как и мать когда-то, обманом привез меня сюда. Я почувствовала на себе его взгляд. Он следил, чтобы своим поведением я не нарушила его планов. Кровь прилила к голове, и я с трудом осознала, что адвокат положил передо мной какие-то бумаги.
— Распишитесь, пожалуйста, здесь, — произнес он, делая пометку внизу первой страницы, — и здесь.
Манц наклонился над столом, опершись одной рукой о стол рядом с бумагами, и при этом повернулся ко мне, подавая другой рукой знак, чтобы я сделала, как сказал адвокат. Человеку со стороны это могло показаться ободряющим жестом любящего брата, жестом, говорящим: «Послушай, давай сделаем это вместе». Но я знала, что это не так: угроза была очевидной. Лишенная выбора, я дрожащей рукой подписала бумаги.
— И наконец здесь, пожалуйста.
Когда я закончила, адвокат тоже расписался.
— Я просто подтверждаю ваши подписи, — объяснил он и сложил бумаги в конверт, который положил на поднос перед собой. — Спасибо, я подам ваше ходатайство в иммиграционную службу. Как только получу оттуда известие, сразу же свяжусь с вами.
С этими словами он поднялся, чтобы проводить нас до двери.
Я ничего не говорила Манцу по дороге в магазин.
Но в душе я вскипала от гнева. Этот… этот мужчина — у меня не находилось для него имени — был просто человеком, который причинял мне боль, а потом не предпринимал никаких попыток связаться со своим сыном, и теперь он едет сюда! Я, наверное, должна буду для него готовить и стирать его одежду. Я чуть не вскрикнула от ужаса прямо в машине — мне снова придется делить с ним постель!
Только не это. Только не это. Я не могла этого допустить. При одной мысли о его прикосновениях меня тошнило.
А мать и Манц заполнили форму, будто это сделала я! Как они посмели? Я вдруг осознала, что, если бы не понадобилось свидетельство адвоката, Манц наверняка подделал бы мою подпись и ни о чем меня не предупредил. Однажды вечером я бы вернулась с работы и увидела его, как ни в чем не бывало держащего Азмира на коленях.
