О. Генри - Короли и капуста (сборник)
Глава XV
Дикки
На берегах испанского материка развитие сюжета редко бывает динамичным. События происходят в тех краях лишь периодически. А во время сиесты там, кажется, даже Время вешает свой серп на ветвь апельсинового дерева, дабы спокойно отдохнуть и выкурить сигарету.
После неудавшегося бунта против президента Лосады анчурийцы успокоились и снова тихо мирились с его злоупотреблениями. В Коралио старые политические враги ходили под ручку, на время отложив в сторону все свои разногласия.
Провал художественной экспедиции не смог, конечно, свалить Кио, который, как кошка, всегда приземлялся на лапы. Дорога у охотника за удачей известно какая – то в горку, то под горку, но Кио всегда шагал по этой дороге легко и весело. Его синий карандашик снова приступил к работе еще до того, как на горизонте рассеялся дым от парохода, увозившего Уайта. Он переговорил с Гедди, и в магазине Браннигана и К° ему предоставили кредит на любые товары. В тот же самый день, когда Уайт прибыл в Нью-Йорк, Кио с небольшим караваном из пяти вьючных мулов, нагруженных скобяными изделиями, ножами и другими товарами, вышел из города и направил свой путь в таинственные и суровые горы. Там на берегах бурных рек индейцы издавна моют золото, и когда магазин сам приходит к ним домой, торговля в Кордильерах идет оживленно и muy bueno[194].
В Коралио, казалось, что даже Время прекращает свой стремительный полет, складывает крылья, как какой-нибудь голубь, и лениво бредет по тихим городским тротуарам. Уехали все те, кто лучше всех умел развеять скуку в этом сонном царстве. Клэнси отправился на испанском барке в Колон[195], где намеревался пересечь перешеек[196], а затем на каком-нибудь каботажном судне добраться до Кальяо[197] – по слухам, сражения шли именно там. Гедди, чей спокойный и добродушный характер помогал когда-то вкушающим лотос скрашивать уныние, которое часто возникает от такой пищи, стал теперь хозяином дома и был совершенно счастлив со своей яркой орхидеей Паулой. Никогда уже он не вспоминал о той бутылке, запечатанной сургучной печатью с монограммой, загадка которой так и осталась неразгаданной, а содержавшееся в ней послание – непрочитанным. Впрочем, все это казалось теперь таким неважным… Гедди уже не испытывал никаких сожалений о том, что судьба бутылки была вверена им тогда на попечение моря.
Так что прав был Морж, самый проницательный и эклектичный[198] из всех животных, поместив сургуч в самом начале своей программы поучительных и занимательных тем.
Этвуд – гостеприимный хозяин прохладной веранды, простодушный парень незаурядной хитрости – уехал. Доктора Грегга нельзя было, разумеется, рассматривать в качестве человека, который может развеять скуку, потому что история о трепанации черепа все время тлела в нем, что делало его похожим на эдакий бородатый вулкан, извержение которого может случиться в любой момент. Мелодии нового консула звучали грустными морскими волнами и неистовой тропической зеленью, и вряд ли из его лютни можно было бы извлечь хотя бы один мотив наподобие сказок Шахерезады или легенд о рыцарях Круглого стола. Гудвин занимался большими проектами, а свободное от дел время проводил дома, со своей любимой женой. Некогда столь дружная компания иностранцев в Коралио совсем заскучала.
И тогда с небес на землю свалился Дикки Мэлони – и развеселил город.
Никто не знал, откуда взялся этот Мэлони и как он приехал в Коралио. Однажды он просто появился – и все. Он рассказывал, что прибыл на фруктовом пароходе «Гром», но если бы кто-нибудь вздумал проверить список пассажиров парохода «Гром» за указанное число, он не нашел бы там никакого Мэлони. Однако любопытство относительно способа его прибытия скоро улеглось, и Дикки занял свое место среди всякой другой странной рыбы, которую выбрасывает на берег Карибское море.
Это был живой, бесшабашный, неунывающий парень с красивыми серыми глазами, неотразимой улыбкой, довольно смуглым (или очень загорелым) лицом и копной самых огненно-рыжих волос, какие когда-либо видели в этой стране. Дикки говорил по-испански так же свободно, как и по-английски, а в его карманах всегда было в достатке серебряных монет, так что он вскоре стал желанным гостем везде, куда бы ему ни вздумалось зайти. Он питал чрезвычайно нежные чувства по отношению к vino bianco[199] и очень скоро прославился тем, что мог один выпить его больше, чем трое местных жителей совместными усилиями. Все звали его просто Дикки, и все при виде него как-то веселели – особенно туземцы, для которых его изумительные рыжие волосы, искренний веселый смех и непринужденная манера общения были предметом восхищения и зависти. Куда бы вы ни пошли в Коралио, можно было суверенностью предсказать, что скоро там появится и Дикки с кучей приятелей, которые любили его и за его добродушный характер и за белое вино, которым он с радостью всех угощал.
Много было пересудов и догадок относительно цели его пребывания в городе, пока однажды Дикки не заставил все эти разговоры умолкнуть, открыв маленький магазинчик, в котором стал продавать табак, dulces, поделки индейцев: вышитые куртки, замшевые zapatos и плетеные изделия из камыша. Но даже тогда он не изменил своих привычек – весь день и полночи он пил и играл в карты в компании с comandante, директором таможни, jefe politico[200] и другими веселыми гуляками из числа местных чиновников.
Однажды Дикки увидел Пасу, дочь мадам Ортис, когда она сидела во дворе гостиницы де лос Экстранхерос, и замер как вкопанный. Вероятно, впервые за все время его пребывания в Коралио, можно было увидеть, что Дикки Мэлони стоит без движения. А затем он сорвался с места и, как молодой олень, поскакал разыскивать Васкеса, своего приятеля из местной золотой молодежи, чтобы тот немедленно представил его этой прекрасной сеньорите.
Молодые люди называли Пасу «La Santita Naranjandita». «Naranjandita» – это испанское слово, обозначающее один оттенок, который не так просто описать на любом другом языке. Если мы скажем «маленькая святая, самого прекрасного нежно-оранжево-золотого цвета», то мы получим примерное описание дочери мадам Ортис.
Помимо прочих спиртных напитков мадам Ортис продавала ром. А ром, знаете, искупает все грехи остальных товаров. Изготовление рома – это, заметьте, монополия государства, а продавать товары, которые производит государство, это вполне уважаемое и даже почетное занятие. Более того, даже самый придирчивый формалист не смог бы найти в этом заведении никаких недостатков. Никто там не буянил и не дрался – посетители пили с таким тихим и скорбным видом, как будто над ними реяли тени предков Мадам, потому что у нее была такая древняя и величественная родословная, которая подавляла собою даже веселящее воздействие рома. Ибо разве не была она из рода Иглесиасов, которые прибыли сюда вместе с Писарро? И разве ее покойный муж не был comisionado de caminos у puentes[201] при канцелярии губернатора округа?
По вечерам Паса сидела у окна в комнате рядом с той, где пили посетители, и мечтательно перебирала струны своей гитары. А затем, по двое и по трое, начинали приходить молодые caballeros, которые с важностью усаживались на стульях у противоположной стены комнаты. Они приходили, чтобы вести осаду сердца «La Santita». Их способ ухаживания (скажем прямо, не особенно умный) заключался в том, что они надували щеки, бросали на Пасу гордые взгляды и выкуривали дюжину дюжин сигарет каждый. Даже нежно-оранжевые святые предпочитают, чтобы за ними ухаживали как-то по-другому.
Звуки ее гитары плавно скользили сквозь обширные ущелья пропитанной никотином тишины, а донна Паса в это время все спрашивала себя: неужели все те романы, в которых она читала о галантных и более… более смелых кавалерах – неужели все это выдумки? Через регулярные промежутки времени Мадам заглядывала в комнату, при этом взгляд ее как бы сам по себе вызывал у кавалеров жажду, и вот уже слышен хруст туго накрахмаленных белых брюк – это один из caballeros отправился к стойке бара.
Следовало ожидать, что на этой сцене рано или поздно появится и Дикки Мэлони. Оставалось уже не так много дверей в Коралио, куда он еще не успел сунуть свою рыжую голову.
Через невероятно короткий период времени после того, как Дикки впервые увидел ее, он уже сидел в этой комнате рядом с ее креслом-качалкой. Сидение у стены не входило в его программу ухаживаний. Его план покорения сердца Пасы заключался в том, чтобы предпринимать атаки с близкого расстояния. Взять крепость одним неотразимым страстным, красноречивым штурмом – такова была тактика Дикки.
Паса вела свой род от самых гордых испанских семей в Анчурии. Кроме того, у нее имелись еще и другие преимущества, совершенно необычные для любой анчурийской сеньориты. Два года она училась в Новом Орлеане, и после этого у нее появились определенные амбиции – она стала думать, что ей уготована судьба намного лучшая, чем та, что обычно выпадает девушкам ее страны. И все же она уступила первому попавшемуся рыжеволосому проходимцу с бойким языком и приятной улыбкой, который ухаживал за ней правильно.
