Валентина Немова - Изъято при обыске
Надежда моя так быстро не могла, конечно, оправдаться. Женька не подошел ко мне, а я, само собой разумеется, не дерзнула его позвать. Его непрощение я выносила покорно, не пряталась больше от него и от него ничего не добивалась. Я поняла наконец то, что прежде было неведомо мне: самое дорогое, что может быть у человека, — это его чувство. Пусть оно будет даже неразделенным, несчастным, все равно оно прекрасно. Без любви счастье, возможно, и бывает у кого-то, только не у таких безрассудных, начисто лишенных практицизма натур, как я. Сделав это открытие, я приготовилось ждать. С таким-то вот умиротворенным настроением и поехала в Москву…
Должны были пройти годы. Мы с Евгением — еще дольше уйти друг от друга (Я — расписаться с другим, он- неудачно жениться) прежде чем Женька простил меня. Сомненья нет, впоследствии раскаялась я (да еще как!) в том, что сотворила в юности, отделываясь от неудачной любви. Человека, избранного мною как "лекарство" от этой любви, сразу же возненавидела, оттолкнула, посвятив ему такие строки:
Долго-долго я ждала любовь,
А сегодня в сердце девичьем
Сердце не неволила,
Пустота тяжелая.
Но вчера себя немилому
И весь день меня преследует
Целовать позволила.
Песня невеселая.
Не лежат к работе рученьки,
Стонет — плачет голос мой.
Вот как тяжело, подруженьки,
Изменить себе самой. .
Выйдя замуж, верила, что люблю мужа, счастлива с ним. Но лишь до той минуты так думала, пока судьба грозно не постучала в мою дверь. Не без причины же во время обыска наотрез отказалась я подписывать свои бумаги его фамилией. Как только непрошеные гости вошли в квартиру и страшная беда обрушилась на меня, точно снежная лавина, я сразу вспомнила того, кому, отвергнув любя, сама причинила когда-то боль. И сказала себе, что это мне кара за предательство. В сущности ведь так оно и было.
Между тем, что случилось раньше, и тем, что теперь, была прямая связь. Сердцем я ее уловила, хотя уму еще не все было ясно. Но от этом речь впереди. Пока надо продолжить рассказ о первой встрече с человеком, которому суждено было стать моим супругом.
Звали его Сергеем, а спутницу Риммой. Я очень хотела, чтобы они были счастливы, и знала, что посоветую, если окажемся в одном вагоне и разговоримся. Им следовало, считала я, поскорее пожениться, прежде чем кто-либо из них наделает глупостей, как я.
Размышляя о своем недавнем прошлом и близком будущем этих молодых людей, я не сводила с них глаз и вдруг ахнула: их вытеснили из очереди! Собственно, это была уже не очередь, а остервенелая толпа. Чем ближе к окошечку кассы подходили люди, тем меньше в них оставалось человеческого. В страхе, что именно ему не хватит билета, каждый немилосердно напирал на впереди стоящего. . Победителями из этой давки выходили не те, кто раньше занял очередь, а те, кто был физически покрепче. Сергей и Римма были слишком молоды и даже не вполне еще развиты, чтобы выдержать такой натиск. 0 т обиды и собственной беспомощности они чуть не плакали. Мысленно сдружившись с ними, чувствуя себя уже их покровительницей, остаться равнодушной к тому, что с ними стряслось, я, естественно, не могла. Подбежала к ним и стала уговаривать:
— Давайте мне деньги, я куплю вам билеты, когда буду брать себе. Уж меня-то не вытолкают, не бойтесь. Я не из слабеньких, только кажусь такой.
Им ничего не оставалось, как принять мое предложение. .
Они ехали через Москву в Ленинград, чтобы поступить там в институт. До пересадки — в том же поезде, что и я. И коли уж я одна брала билеты для всех, мне и выписали три места рядом. Так я очутилась с Сергеем и Риммой в одном вагоне, в одном купе. И сразу же принялась осуществлять намеченное: наставлять молодежь на ум. делиться жизненным опытом, хотя и невеликим, но довольно горьким.
Не надеясь в дальнейшем когда-либо встретить кого-то из них, рассказывала о себе без ложной скромности, не щадя себя, всю подноготную. Подшучивала и над собой, и над ними, вспоминая, как они метались, попав впросак. В общем, не ожидая никаких, осложняющих чью-либо из нас троих жизнь последствий, резвилась сама и развлекала посланных мне судьбою попутчиков, совмещая, как говорится, полезное для них с приятным для себя.
В красных босоножках, в красном с лирами платье, с широким воротом, открывающим загорелую и сильную шею, легкая, подвижная, не ходила по вагону, а танцевала, как на вечеринке, под музыку колес. Энергия так и била во мне ключом. Если бы я знала тогда, перед кем так безоглядно раскрываюсь!.
В отличие от Женьки, Сергей в то время, да и позднее был грустным, флегматичным человеком. Наверное, он сразу же нашел во мне то, чего ему самому так недоставало (бодрость, уверенность в себе) и всем своим существом ухватился за меня в надежде, что я его не оттолкну и помогу в жизни. Будущее показало, что был он человеком слабодушным, забитым деспотичной матерью. И то, что он уже в 17 лет выбрал именно меня, вполне логично и оправданно. Это я сейчас так думаю.
В поезде же, вертясь перед ним, считая его слишком молодым для себя (а мне самой тогда не исполнилось еще и 21 года), в душу к нему, разумеется, заглядывать я не собиралась. Так, вероятно, ничего бы и не заметила. если бы не обратила внимания на то, что его подруга, которая, благодаря моим стараниям, по идее должна была становиться все веселее и веселее, делалась почему-то все более и более мрачной и унылой.
Сергей не сводил с меня глаз, и наконец я заметила, как он на меня смотрит. Тут только я спохватилась и давай спроваживать его к Римме, которая, разобидевшись, ушла от нас в другое купе. Но он засопротивлялся, уверяя меня, что девушку эту почти совсем не знает: едут они вместе по инициативе родителей, видятся второй раз в жизни и никакие не друзья, а всего-навсего попутчики.
Ясно было мне: девчушка влюблена в паренька, а он безразличен к ней. К концу пути он признался мне в любви. .
В Москву мы прибыли рано утром. Из Москвы Сергей должен был уехать вечером. В нашем распоряжении с ним оставалось 12 часов. Целый день мы провели вместе. Бродили по столице. Побывали на Красной площади, послушали бой курантов. Долго сидели в скверике у Большого театра. Я любовалась прекрасным произведением архитектуры, мечтая попасть когда-нибудь в этот театр, посмотреть какой-либо из моих любимых балетов с Галиной Улановой в главной роли: "Ромэо и Джульетта", "Бахчисарайский фонтан" или хотя бы "Умирающего лебедя" Сен-Санса. . я глядела на здание, а Сергей, как зачарованный, — мне в глаза. .
Бесспорно, пылкость его чувств тронула меня. Но я ему сразу сказала:
— Все это невозможно. Я же старше тебя. Ты школу только что закончил, а я — институт.
Признаюсь: разница в возрасте у нас была невелика и меня озадачило другое. Сергея надо было ждать еще дольше, чем Женьку. Но он влюбился в меня, как я в Евгения. И это не могло не льстить мне. Пока я жила в Москве, он каждый день присылал мне открытки, письма, полные мольбы и уверений. Такие же послания стали приходить в Магнитку, когда я вернулась домой. Но они уже мало занимали меня. Во-первых, потому что здесь был Женька, во-вторых (и эта причина, надо полагать, была более веской, чем первая) я начала работать, конфликтовать с начальством, и любовные переживания отошли у меня на второй план…
Я уже говорила о том, что пока училась в институте, чуть ли не все кафедры убеждали меня, что надо продолжить учету в аспирантуре, расхваливали мои курсовые работы. Но я сама не находила в них ничего особенного, потому что писала их довольно легко. Меня тянуло заниматься трудным делом — творчеством, поэтому я и выбрала на случай, если не поступлю в литинститут, школу, о которой имела какое-то представление, так как сама совсем недавно сидела на ученической скамье. Ведь именно в школе, где так тяжко. с одной стороны, а с другой — так интересно, потому что здесь сама, вечно меняющаяся жизнь. а не только сухие науки (успевшие мне еще в институте порядком надоесть), здесь сложные характеры, острые конфликты, другими словами, именно то, что и нужно, чтобы, ничего не выдумывая, писать. Я так рассуждала, будучи студенткой.
Чего хотела, то и получила, даже больше. чем требовалось. Попала я в настоящую мясорубку, как мои родители и дед в тридцатые годы. Не жизнь у меня получалась, а форменный роман. Садись и пиши, что я и делала, как говорится, по горячим следам событий, Несколько тетрадей, исписанных тогда и во время обыска изъятых у меня, вернули мне, ничего криминального не найдя в них. Безусловно, я использовала эти свои наброски теперь, чтобы оживить свое повествование о том, что ушло уже в прошлое.
Но одна глава, где говорится о последних днях, проведенных мною в общеобразовательной школе, почему-то осталась незаконченной. Сейчас нужно восполнить этот пробел и тогда уж идти дальше. .
