Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…
Не знаю, как бы я выжила, если бы у меня не было НАШЕГО МИРА, наполненного твоим щебетом, озарённого твоим смехом… Нашей любовью друг к другу.
Спасибо тебе, мой мальчик, за то, что ты есть!
* * *
Вечер. Работаю на кухне, а тебе всё не спится, зовёшь меня.
Захожу к тебе, зажигаю торшер… И ты тут же выдаёшь стишок:
– Прилетела совушка на торшер.
Зажигает крыльями огонёк…
Это про тебя, мамася, стишок! Ты догадалась?
– Конечно, родной. Чудесный стишок! Спасибо тебе.
* * *
Взяла в библиотеке «Элементарную астрономию» Струве и других американских авторов. Так как моих знаний оказалось недостаточно, чтобы ответить на все твои астрономические вопросы. Ночью прочитываю по главе, а утром, на прогулке, рассказываю тебе.
– Ты понимаешь? – с сомнением спрашиваю тебя иногда.
– Я всё понимаю, мамочка! Ты рассказывай, рассказывай! А зачем ты мне опять про атмосферу? Я уже про атмосферу знаю, ты мне вчера рассказывала.
– Чтобы ты лучше запомнил.
– А я и так хорошо помню. Про другое теперь расскажи, мне так интересно, так интересно!
Очень быстро запомнил все планеты, восторженно слушаешь про различные затмения, про то, что планеты вращаются с разной скоростью. Особенно тебя поразил Меркурий, который вокруг своей оси и вокруг Солнца оборачивается приблизительно за одно и то же время – пятьдесят восемь суток.
– Какая интересная жизнь у этих людей, которые на Меркурии живут! Пятьдесят восемь дней прошло – и опять Новый год!
А узнав, что полгода на Меркурии ночь, ты искренне пожалел его жителей.
– Это надо же… полгода спать! Ведь же им скучно так долго спать!
Ты уверен, что на всех планетах кто-нибудь живёт, и мои поправки по этому вопросу пропускаешь мимо ушей.
* * *
Твой крёстный Серёжа Романов когда-то волновался: не забуду ли я тебе рассказать о Божественном устройстве мира? Но я интуитивно чувствовала, что знания ребёнку нельзя навязывать. Надо дождаться, когда ребёнок сам спросит. И я терпеливо ждала твоих вопросов на эту непростую тему…
И вот однажды, когда мы гуляли по тёмным зимним дворикам, наслаждаясь ярким звёздным небом над головой, ты спросил:
– Мама, а откуда это всё взялось – звёзды, планеты, Луна?…
– Это дело рук Творца. Это Он создал наш мир.
– Творец?…
– Да. Ещё его называют Богом. Он сотворил весь наш мир.
Ты глубоко задумался…
* * *
Хотя самый первый вопрос был всё-таки раньше, ещё осенью. После чтения Пушкина. Тебе очень понравился этот отрывок:
Ветер, ветер, ты могуч!
Ты гоняешь стаи туч!
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе…
Не боишься никого,
Кроме Бога одного!
Мы пошли гулять, был сильный ветер, он гнал чёрные тучи по низкому небу, листва над головами шумела громко, как море, как водопад, и ты громко, с восторгом, выкрикивал в «лицо ветру» эти строки…
И вдруг – замолчал. И глянул на меня изумлённо:
– Мама, а что такое «кроме Бога одного»?
Вот он и прозвучал твой первый вопрос о главном.
А потом уже был второй вопрос – о звёздах…
* * *
А спустя какое-то время настало время и для следующих вопросов…
Гуляли как-то в районе Парка культуры, и ты был потрясён красотой храма Николы в Хамовниках.
– Какой дом красивый!… – воскликнул ты.
– Этот дом называется храм.
– Что такое «храм»?
– Храм – это такое особое место, где люди молятся Богу.
– Что значит молятся?
– Разговаривают с Богом.
– А туда можно войти?
Был субботний вечер, храм был открыт, как раз начиналась всенощная.
– Да, можно войти, – сказала я.
– Я хочу, – сказал ты.
Мы вошли в полутёмный храм, освещённый светом лампадок и свечей… Народу было совсем немного. Все тут же обратили на нас внимание.
– Ой, какой хороший мальчик в Божий храм пришёл! – сказала одна старушка и погладила тебя по головке. – Ну, прямо ангел…
Я купила свечи, поставила перед Крестом и Богородицей.
– Я тоже хочу поставить свечечку, – сказал ты.
Приподняла тебя к высокому подсвечнику, и ты с большим старанием затеплил перед ликом Богородицы свою первую свечечку…
…А потом, уже дома, ты осторожно спросил меня:
– А почему в храме стоял такой большой крест? И на кресте человек… Это что означает, мама?
Вот и настало время рассказать тебе евангельскую историю…
* * *
Но это будет немного попозже.
А тогда, в четыре года, ты будешь страстно влюблён в звёздное небо…
Твоя страна Самболюния сразу расширилась до границ нашей Солнечной системы… Город Мунт оказался на Меркурии, Дерефан – на Венере, Ампер – на Марсе…
Ты свободно разгуливаешь с планеты на планету – как у себя дома – словно Маленький Принц…
* * *
Антон взрослеет…
Вот я иду в поликлинику на лечение (затянулась моя простуда), а он остаётся один во дворе – катается с ледяных гор на картонке. В поликлинике очередь, я прихожу только через час. Антоша радостно кидается мне навстречу – румяный, весёлый, весь в снегу… Утыкается мне в колени.
– Ну, как ты здесь, малыш?
– Хорошо! – докладывает он. – На мусорку не ходил, на дорогу не ходил, никого не обижал, картонку у девочек не отнимал.
(Молодец, выполнил все мои наказы!)
– Молодец, – хвалю я сына. – Ты у меня совсем взрослый и самостоятельный. Я очень довольна тобой.
– А ты почему так долго? – интересуется он.
– Очередь была большая, малыш.
– Ну, как тебе – легче теперь?
– Легче.
– Давай я тебя поцелую, ещё меньше будет болеть!
* * *
Целую неделю ходила я на лечение – и Антоша с большим удовольствием оставался один на горке. Иногда там было много ребятишек, а порой – вовсе никого. Но Антон с неизменным упоением катался и не забывал о моих наказах. За эту неделю он очень повзрослел, почувствовал вкус к самостоятельности и радость полной свободы хотя бы на полчаса.
* * *
Появился у нас в доме приятель – Олег, чуть постарше Антона. Но мало они подружили – отдали Олежку в детсад. А Антон очень потянулся к этому мальчику, только и разговоров было, что об Олеге. Даже во дворе, на снегу, Антон без конца писал его имя… Это было очень трогательно.
* * *
Ходил гулять без меня – с Олегом и его бабушкой – чудной Марией Леопольдовной.
Вернулся с прогулки сияющий.
– Хорошо погулял, Антоша? – спрашиваю.
– Так хорошо, так хорошо погулял, что теперь ещё больше тебя люблю!
* * *
Несколько раз ходил в гости к Олегу. Но там вёл себя странно и неожиданно для меня. Несмотря на то, что он был в гостях, он стремился верховодить в играх, не давал Олегу проявить инициативу, и без конца кричал на него:
– Нельзя! Нельзя! Не надо так! Я сам! Не мешай!
Даже непонятно, из чьего это лексикона: дома-то мы всё с ним делаем вместе, и никогда я не скажу ему: «Я сама, не мешай!» Вот уж непонятно, откуда что берётся…
Даже когда стали убирать игрушки и складывать их в коробку, и тут Антон не подпустил Олега, всё хотел делать сам. Сидел на ковре и с педантичной аккуратностью укладывал игрушки в коробку. Но стоило только Олегу тоже что-то положить в коробку, Антон так и заходился от возмущения, даже лицо у него краснело от гнева:
– Ты неправильно делаешь! Так нельзя! Не мешай мне! Я сам!
Не жалея своего труда, он вываливал всё из коробки – и всё начинал с начала… На мои уговоры не обращал никакого внимания. Вываливание из коробки повторялось раза три-четыре. Наконец, Антон выдохся.
– Всё. Устал, – сказал он и, вялый, безразличный, отвернулся от коробки.
Заканчивали уборку Олег с бабушкой, (не позволив мне в этом поучаствовать).
Этот маленький опыт общения показал мне, что у Антона нет никаких навыков общения с детьми. И нельзя на него сердиться за это, так как это не его недостаток, но наша с ним беда – итог замкнутой жизни. Я сама уже разучилась общаться с людьми…
* * *
Февраль несётся на белых метельных крыльях… Антон не успевает обрывать листки с календаря. Удивляется и то и дело приговаривает:
– Такой короткой зимы ещё никогда не было!…
Совсем как старичок рассуждает: как будто этих зим у него за плечами – считать – не перечитать…
* * *
Этой зимой мой тёплый, ласковый сынок стал задиристым. А началось всё с такого случая.
Тут же, на горке, ещё в январе, катался Антон с одним мальчиком лет семи. Они познакомились и явно понравились друг другу. Нашли две палки и поднимаются на гору, держа каждый палку, о чём-то разговаривают. И вдруг Антон, ни с того, ни с сего, вцепился в Димину палку и стал изо всех выдёргивать.
