Томас Гарди - Рассказы
Солнце опустилось еще ниже и скрылось совсем, крики деревенских мальчишек стихли, спальню, в которой братья сидели над книгами, окутала темнота, и за окнами ее все дышало покоем. Никто и не подозревал, какие честолюбивые мечты кипели в груди двоих юношей за тихими, увитыми плющом стенами этого дома.
Через несколько месяцев братья уехали из родной деревни и поступили в учительскую семинарию, но до отъезда они успели определить свою младшую сестру Розу в школу на модном курорте, постаравшись выбрать какую получше, насколько позволили это их средства.
II
По дороге от станции к одному провинциальному городку шел человек в семинарской одежде. Человек этот неотрывно читал на ходу книгу, лишь изредка поднимая глаза, чтобы не столкнуться со встречными и проверить, не сбился ли он с пути. Те, кто помнил двоих братьев из дома деревенского слесаря, узнали бы в этом бродячем книгочее старшего из них, Джошуа Холборо,
Раньше лицо Джошуа выражало лишь юношескую силу, теперь в нем чувствовался ум зрелого человека. Характер легко читался в его чертах. По ним нетрудно было угадать, что он все больше и больше печется о своем будущем, что он непрестанно "склоняет ухо свое к поступи дня грядущего", вряд ли внемля чему-либо другому. Неуемное его честолюбие обуздывалось волей; замыслов было много, но не все они созревали; он не позволял мечтам уводить его слишком далеко, чтобы не отвлекаться от ближайших целей.
Пока что все складывалось благоприятно. Вскоре после того как ему удалось получить место школьного учителя, он добился доступа к епископу епархии, далекой от его родных мест, и епископ, угадав в нем богатые задатки, взял его под свое покровительство. Теперь он учился на втором курсе духовной семинарии в городе с кафедральным собором и в недалеком будущем ждал рукоположения в священники.
Он вошел в город, свернул на боковую улицу, потом во двор и, только ступив под каменную арку ворот, отвел глаза от книги. По арке бежала полукругом надпись: "Церковноприходская школа" - а столбы были так стерты, как могут стереть камень только бока и спины мальчишек да океанские валы. Через минуту-другую до его слуха донесся монотонный гул ребяческих голосов.
Корнелиус, учительствовавший здесь, положил указку, с помощью которой он привлекал внимание учеников к мысам Европы, и шагнул ему навстречу.
- Это его брат Джош, - шепнул один из старшеклассников. - Он будет священником, а сейчас учится в семинарии.
- Корни тоже пойдет в священники, когда накопит денег, - сказал другой мальчик.
Поздоровавшись с братом, которого он не видел несколько месяцев, Корнелиус стал объяснять ему свой метод преподавания географии.
Но старшего Холборо это не интересовало.
- А сам ты занимаешься? - спросил он. - Книги, что я посылал, пришли?
Книги были получены, и Корнелиус стал рассказывать о своих занятиях.
- Непременно работай по утрам. Когда ты встаешь? Младший ответил:
- В половине шестого.
- Летом мог бы и раньше - в половине пятого. Синтаксическим разбором и переводом лучше всего заниматься с самого утра. Не знаю почему, но когда меня клонит ко сну даже над какой-нибудь легкой книжкой, делать подстрочник я все-таки могу - в этой работе, видимо, есть что-то механическое. Нет, Корнелиус, отставать нельзя. Если ты решил уйти из школы к рождеству, тебе придется много поработать.
- Да, придется.
- Надо поскорее получить заручку епископа. Он познакомится с тобой, и тогда место священника тебе обеспечено, я в этом ни минуты не сомневаюсь. Наш ректор советует сделать так: ты приедешь к нам, когда у нас начнутся экзамены в присутствии его преосвященства, и тебе устроят свидание с ним. Постарайся понравиться ему. Я убедился на собственном опыте, что вся соль в этом, а не в верности догматам. И быть тебе, Корни, если не священником, то уж дьяконом-то наверняка.
Младший все молчал, думая о чем-то.
- Роза тебе пишет? - спросил он наконец, - Я сегодня получил от нее письмо.
- Да. Эта девчонка слишком уж щедра на письма. Тоскует по дому, хотя Брюссель, наверно, приятный город. Надо, чтобы она получила там как можно больше пользы для себя. Сначала я думал, что после школы в Сэндберне одного года в Брюсселе ей хватит, а потом решил - пусть пробудет там еще год, хотя станет это мне не дешево.
Их суровые лица сразу смягчились, лишь только речь зашла про сестру, о которой они пеклись более ревностно, чем о самих себе.
- Но откуда ты возьмешь такие деньги, Джошуа?
- Деньги у меня уже есть. - Он оглянулся и, увидев, что двое-трое школьников стоят близко к ним, отошел в сторону. - Помнишь фермера, у которого участок был по соседству с нашим? Так вот, он дал мне в долг под пять процентов.
- А как ты ему выплатишь?
- Буду погашать по частям из своей стипендии. Нет, Корнелиус, останавливаться на полпути нельзя. С годами Роза станет не скажу красавицей, но очень привлекательной девушкой. Я это давно предвижу. И если ей не следует полагаться только на свое хорошенькое личико, то личико вкупе с умом составят ее счастье, или я сильно ошибаюсь в своих суждениях и оценках. Для того чтобы занять подобающее ей место в жизни, для того чтобы выйти в люди вслед за нами, она должна стать образованной, деликатной барышней, вся с головы до пят. И вот увидишь, так оно и будет. Я скорее заморю себя голодом, чем возьму ее из этой школы.
Они огляделись по сторонам, присматриваясь к школе, в которой им довелось встретиться. Корнелиусу вид этой классной комнаты был знаком и привычен, но Джошуа - человеку черствому и попавшему сюда из другого, не столь убогого места, она неприятно резнула глаз, напомнив то, что для него уже отошло в прошлое.
- Я буду очень рад, когда ты наконец выберешься отсюда, - сказал он, взойдешь на кафедру и прочтешь свою первую проповедь.
- И добавь уж заодно - когда я получу богатый приход.
- Да... Но нельзя так непочтительно говорить о церкви. Ты еще убедишься, что для любого деятельного человека церковь - достойное поприще, на котором можно свершить многое, - с жаром проговорил Джошуа. - Преграждать путь потокам неверия, по-новому истолковывать старые понятия, букву закона заменять истинным его толкованием, искать в нем дух божий... - Он задумался, прозревая свое будущее, стараясь убедить себя, что не тщеславие движет им, а ревность поборника веры. Он воспринял учение Христа и готов был отстаивать его до последней капли крови только ради той славы и чести, которая есть удел воина.
- Если церковь наша гибка и сможет подчиниться духу времени, тогда ей ничто не грозит, - сказал Корнелиус. - Если же нет... Ты только подумай! На днях я купил у букиниста "Апологию христианства" Пэйли - самое лучшее издание, с широкими полями, книга в прекрасной сохранности. И за сколько купил? Всего за девять пенсов. Судя по такой цене - дела нашей церкви не блестящи.
- Нет, нет! - чуть ли не в гневе воскликнул старший брат. - Это только доказывает, что она не нуждается в заступничестве. Люди видят истину без подспорья со стороны. Кроме того, мы связали свою жизнь с христианской догмой и должны держаться ее, несмотря ни на что. Я сейчас штудирую "Отцов церкви" Пьюзи.
- Ты еще будешь епископом, Джошуа!
- Ах! - воскликнул старший брат, с горечью покачав головой. - Все бы могло быть... все! Но где у меня диплом доктора богословия или диплом доктора права? Как же можно думать о епископстве без этих привесков? Архиепископ Тиллотсон был сыном портного из Соурби, но он окончил Клэр-колледж. Я... мы с тобой оба никогда не удостоимся чести величать Оксфорд или Кэмбридж нашей alma mater {Мать-кормилица (лат.).}. Боже мой! Когда я думаю о том, кем мы могли бы стать, какую светлую дорогу преградил нам этот ничтожный, мерзкий...
- Не надо! Не надо!.. А, да что там! Я сам не меньше тебя думаю об этом, и чем дальше, тем все чаще и чаще. Ты уже давно получил бы диплом... может быть, даже звание члена колледжа, и мне недолго бы осталось ждать степени.
- Довольно, перестань, - сказал старший брат. - Терпение, терпение вот что нам нужно.
Они грустно посмотрели в окно, сквозь грязные его стекла, за которыми виднелось только небо. Мало-помалу мысль о их неотступной беде снова завладела ими; Корнелиус первый нарушил молчание, прошептав:
- Он был у меня.
Джошуа словно помертвел, и лицо у него стало неподвижное, как застывшая лава.
- Когда? - отрывисто спросил он.
- На той неделе.
- Как он сюда добрался, в такую даль?
- Приехал поездом просить денег.
- А!
- Сказал, что к тебе тоже поедет.
Судя по ответу Джошуа, он покорился судьбе. Конец их разговора омрачил ему остаток дня, убив в нем всякую жизнерадостность. К вечеру он собрался домой, и Корнелиус проводил его до станции. В поезде, на обратном пути в фаунтоллскую духовную семинарию, Джошуа уже не читал. Неизбывная беда грязным пятном марала всю его жизнь, и прошлую и будущую. На следующий день он вместе с другими семинаристами сидел на хорах в соборе, и мысли об этой беде темнили в его глазах пурпурное сияние, падавшее из витражей на пол собора.
