Иоганн Гете - Стихотворения
Возвратишься для иной награды
К нам в объятья".
И наутро началось движенье.
И моряк, ликуя, сон отбросил,
Все живет, и движется, и рвется
В путь пуститься с первым вздохом утра.
Паруса под ветром заходили,
И веселым светом солнце манит.
Мчись, мой парус! Мчитесь, тучи, в небе!
И поют вослед отплывшим други
Песнь бодрящую, в ней поминая
Радость дальних странствий, срок отплытья
И большие звезды первой ночи.
Но - увы! - богами высланные ветры
В сторону с пути срывают судно,
И оно по виду уступает,
Но, пытаясь их перелукавить,
Помнит цель и на худой дороге.
Вдруг из мертвенной, свинцовой дали
Тихо кликнула морская буря,
Птиц прижала к заходившим водам,
Тяжким гнетом душ людских коснулась
И пришла. Гневливой не переча,
Мореходы паруса свернули;
И мячом испуганным играют
Ветр и волны.
А на дальнем берегу подруги
И друзья стоят, терзаясь в страхе:
Ах, зачем он не остался дома!
Буен ветер! В даль относит счастье!
Вправду ль другу суждена погибель?
Ах, почто он в путь пустился? Боги!
Но стоит он у руля, недвижим;
Кораблем играют ветр и волны,
Ветр и волны, но не сердцем мужа.
Властно смотрит он в смятенный сумрак
И вверяет гибель и спасенье
Горним силам.
1776
К МЕСЯЦУ
Зыбким светом облекла
Долы и кусты,
В мир забвенья унесла
Чувства и мечты.
Успокоила во мне
Дум смятенных рой,
Верным другом в вышине
Встала надо мной.
Эхо жизни прожитой
Вновь тревожит грудь,
Меж весельем и тоской
Одинок мой путь.
О, шуми, шуми, вода!
Буду ль счастлив вновь?
Все исчезло без следа
Радость и любовь.
Самым лучшим я владел,
Но бегут года.
Горек, сердце, твой удел
Жить в былом всегда.
О вода, шуми и пой
В тишине полей.
Слей певучий говор твой
С песнею моей,
По-осеннему ль черна,
Бурно мчишься ты,
По-весеннему ль ясна,
И поишь цветы.
Счастлив, кто бежал людей,
Злобы не тая,
Кто обрел в кругу друзей
Радость бытия!
Все, о чем мы в вихре дум
И не вспомним днем,
Наполняет праздный ум
В сумраке ночном.
1775/1776
УШЕДШЕЙ
Так ты ушла? Ни сном ни духом
Я не виновен пред тобой.
Еще ловлю привычным слухом
Твои слова и голос твой.
Как путник с беспокойством смутным
Глядит в бездонный небосвод,
Где жаворонок ранним утром
Над ним - невидимый - поет;
Как взгляд мой, полный нетерпенья,
Следит - сквозь чащи - даль и высь,
Так все мои стихотворенья
"Вернись! - безумствуют.- Вернись!"
1788?
ДРУГАЯ
Горные вершины
Спят во тьме ночной,
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы...
Подожди немного
Отдохнешь и ты!
1780
ИЛЬМЕНАУ
Привет отчизне юности моей!
О тихий дол, зеленая дуброва!
Раскройте мне свои объятья снова,
Примите в сень раскидистых ветвей!
Пролейте в грудь бальзам веселья и любви.
Да закипит целебный ключ в крови!
Не раз, гора, к твоим стопам могучим
Влеком бывал я жребием летучим.
Сегодня вновь мой новый юный рай
На склонах мягких обрести мне дай!
Как вы, холмы, эдема я достоин:
Как ваш простор, мой каждый день спокоен.
И пусть забуду, что и здесь, как там,
Обречены живущие цепям,
Что сеет селянин в песок зерно свое
И строит притеснителю жилье,
Что тяжек труд голодный горняка,
Что слабых душит сильная рука.
Приют желанный, обнови мне кровь,
И пусть сегодня жить начну я вновь.
Мне любо здесь! Былые сны мне снятся,
И в сердце рифмы прежние теснятся.
Вдали от всех, с собой наедине,
Пью аромат, давно знакомый мне.
Чудесен шум дубов высокоствольных,
Чудесен звон потоков своевольных!
Нависла туча, даль в туман ушла.
И смолкло все. Нисходят ночь и мгла.
Под звездными ночными небесами
Где мой забытый путь в тиши лесов?
Какими даль рокочет голосами?
Зачем утесом отражен их зов?
Я, как ловец на дальний клич оленей,
Иду - подслушать смысл таинственных явлений,
В какой волшебный мир попал я вдруг?
Там, под скалой, кто правит пир ночной?
Среди покрытых хворостом лачуг
Трещит костер веселый предо мной.
Трепещет свет на елях в вышине,
И поспевает ужин на огне.
Разгульный смех, и шутки, и по кругу
Тяжелый ковш передают друг другу,
С чем я сравню шумящий этот стан?
Их дикой пестроте дивлюсь незримо.
Кто все они? Каких питомцы стран?
Приблизиться? Пойти ли молча мимо?
То призраки? Иль дикие стрелки?
Иль гномы варят зелье там, колдуя?
В кустах другие вижу огоньки.
Едва, боязни полный, не бегу я.
То на ночлег толпа цыган сошлась?
Иль, как в Арденнах, здесь бежавший князь?
Иль я в лесной глуши, вдали от мира,
Заблудший, встретил призраков Шекспира?
Да, мысль верна: скорей всего они,
Или, бесспорно, кто-то им сродни.
В их облике - роскошный дух свободы.
Их грубость благородна от природы.
Но кто средь них,- широкоплеч, красив,
Лениво стан могучий наклонив,
Цветистый плащ за плечи перекинув,
Сидит вблизи костра,- потомок исполинов?
Сосет он свой излюбленный чубук,
И вьется дыма облако вокруг.
Его словечко сдержанно-сухое
Веселье вызывает громовое,
Когда он примет строгий вид
И чуждым языком, шутя, заговорит.
А кто другой, что в отдаленье
Прилег на ствол поверженной сосны?
Каким блаженным сладострастьем лени
Все члены тела стройного полны!
Не для друзей - мечтой затерян в безднах,
Стремясь на крыльях духа в небосвод,
Он о вращенье сфер тысячезвездных
Песнь однозвучную, забыв весь мир, поет.
Но что ж погасло пира оживленье?
Все зашептались в видимом смущенье.
Их речь - о юноше, что там, в уединенье,
Где воет водопад, грызя в ночи гранит,
Где отсвет пламени дрожит пятном багровым,
Под одиноким, тихим кровом,
Не слыша гневных волн, вдали от пира спит.
Устав от шума, сердцем чужд веселью,
Я отошел - и зашагал к ущелью.
Привет близ этой хижины тому,
Кто, сон забыв, глядит в ночную тьму!
Зачем ты здесь, глубокой думы полный,
Сидишь вдали от радостных гуляк?
О чем ты грезишь, грустный и безмолвный,
Зачем свечою не разгонишь мрак?
"Не вопрошай! Молчания печать
Я не сорву, пришелец, пред тобою.
Пускай одной ты движим добротою,
Мой жребий здесь - томиться и молчать.
Я не открою, даже другом спрошен,
Откуда я, кем изгнан, где блуждал.
Из дальних стран сюда я жизнью брошен,
И я за дружбу пострадал.
Кто может знать себя и сил своих предел?
И дерзкий путь заказан разве смелым?
Лишь время выявит, что ты свершить сумел,
Что было злым, что - добрым делом.
Ведь Прометей вдохнул небес чистейший жар
В бездушный ком земли обожествленной,
И что ж,- лишь кровь земную в дар
Принес он персти оживленной.
На алтаре огонь похитил я живой
Он разве чистым пламенем разлился?
Но, хоть пожар взметнулся роковой,
Себя я проклял, но не устрашился.
Когда я вольность пел в невинности своей,
Честь, мужество, гражданство без цепей,
Свободу чувств и самоутвержденье,
Я благосклонность меж людей снискал,
Но бог, увы! искусства мне не дал,
Искусства жалкого - притворства в поведенье.
И вот я здесь - высок падением своим,
Наказан без вины и счастлив, хоть гоним.
Но тише! Это скромное жилье
Хранит все благо, все страдание мое;
Возвышенное сердце, что судьбой
Уведено с путей природных,
Что, след найдя, должно бороться то с собой,
То с легионом призраков бесплодных.
О, лишь трудами обретет оно
То, что ему с рождения дано!
Ни слово чувств его высоких не откроет,
Ни песня бурных волн не успокоит.
Кто, гусеницу видя на коре,
О будущей заговорит с ней пище?
Кто куколке, на утренней заре,
Разбить поможет нежное жилище?
Но путы разорвать настанет срок,
И к розе полетит вспорхнувший мотылек.
И вот закон: должны промчаться годы,
Чтоб он сумел на путь попасть.
Хоть к истине влеком он от природы,
В нем заблужденья будят страсть.
Спешит он в жажде впечатлений,
Троп недоступных нет, и трудных нет высот!
Пока несчастье, злобный гений,
Его в объятия страданья не толкнет.
Тогда болезненная сила напряженья
Его стремит, влачит могучею рукой,
И от постылого движенья
В постылый он бежит покой.
И в самый яркий день - угрюмый,
И без цепей узнав тяжелый гнет,
Душой разбит, с мучительною думой,
На жестком ложе он уснет.
А я, с трудом дыша, в чужой стране,
Глазами к вольным звездам обращаюсь
