Филипп Эриа - Испорченные дети
- Откуда эта японская ваза? Откуда этот старинный поставец? Ей-богу, просто не сумею тебе сказать, откуда он к нам попал.
А у тети Луизы все было полно значения и прелести, все пробуждало в ее душе отзвук. И не было никакой нужды вызывать ее на разговор, потому что она сама вынимала из какого-нибудь старинного столика какой-нибудь старомодный кошелек и протягивала его мне со словами:
- Это твой дядя купил мне в Венеции, когда мы там были в первый раз. Хозяйка антикварного магазина была уже немолодая, но еще красивая.
И, распустив шнурок, затягивавший кошелечек, она открывала потайной кармашек и показывала мне сухие цветы, мирно старившиеся в своем убежище.
- Посмотри-ка, эти гвоздички обрамляли весь сад у нас в Бретани, когда мы еще не продали половину участка.
Тетя Луиза - последний отпрыск бабуси - имела много сходных черт с моим отцом. Но то, что было у него бесцветным и безнадежно потухшим, у тети казалось лишь приглушенным. Бледным был не только взгляд, но и улыбка, даже волосы последние пятнадцать лет не были по-настоящему ни белокурыми, ни седыми. Она напоминала мне ткани времен Людовика XV, наброшенные на кресла в ее гостиной, - рисунок чуть-чуть расплылся, оттенки чуть-чуть поблекли, краски чуть-чуть выгорели но сама ткань по-прежнему драгоценна.
Тетя вышла замуж за небогатого архивиста. И так как ее собственная доля наследства значительно пострадала в результате одной неудачной операции с недвижимым имуществом - случай беспрецедентный в нашей семье! чета жила скромно. Но ничуть не страдала от этого. А братья и сестра неудачницы Луизы не столько сокрушались об ее участи, сколько чувствовали себя униженными.
Свою неприязнь они перенесли на тетиного мужа и так и не приняли окончательно в свое лоно этого нового зятя, никак уж не Буссарделя, который предпочитал свои палимпсесты проверке денежных счетов. Говоря о нем, они никогда не называли его промеж себя по имени, а употребляли раз навсегда готовую формулу, вроде: "наш зять, хранитель музея" или "муж этой бедняжки Луизы". Ибо личность и значение Луизы были низведены до уровня, какого она заслуживает. Она, которая могла рассчитывать на лучшие партии, вступила в этот глупейший брак... Пусть не посетует и не удивляется, что ее с супругом держат на расстоянии даже в разговоре и отказывают в кое-каких правах! Признавалось, впрочем, что это замужество не было прямым позором для семьи, но все же было мезальянсом. Ну, как если бы, скажем, Луиза, Луиза Буссардель сочеталась браком с цыганом или актером.
Впрочем, мой дядя, хранитель музея, редко показывался на авеню Ван-Дейка, легко смирившись с остракизмом. Он переступал порог нашего особняка только в тех случаях, когда уж никак нельзя было отвертеться. Сейчас, выйдя в отставку, он продолжал трудиться над пикардийским диалектом; и всякий раз, манкируя семейными обедами, ссылался в свое оправдание на этот труд, отнимавший все его время. Тетя Луиза неукоснительно являлась ко всем обедам, но уходила раньше других и шла без провожатых домой, где ее ждал муж, склонившийся над письменным столом.
Конечно, тетя совсем не походила на всех прочих родственников; ей свойственны были кротость, чуткость, подлинная доброта, даже известная веселость, особенно когда она доверяла собеседнику. Но я лично всегда считала, что тетя слишком склонна к всепрощению, слишком легко поступается своим я; и всегда в душе упрекала ее за то, что она довольствуется полумерами, вместо того чтобы сбросить ярмо! Хотя вид у нее был лимфатический, она пользовалась прекрасным здоровьем; в конце концов она вовсе не была бедной, муж ее любил; однако для семьи она существовала лишь в качестве "бедняжки Луизы". Сама тетя никогда не жаловалась, а ее жалели, но не любили.
Она была, я в этом твердо уверена, единственной представительницей рода Буссарделей, которая если не достигла, то, во всяком случае, почти достигла счастья. Зато судьба взяла реванш: у тети не было детей.
Тетя Луиза опустилась было рядом со мной на кушетку, но тут же вскочила. Она открыла дверь и крикнула:
- Мирейль! Ничего пока не трогайте! Не переставляйте кастрюлю на другую конфорку, а главное, не снимайте крышки!
- Хорошо, мадам! - послышался откуда-то издали звонкий голос.
- Ох уж эта мне молодежь! - вздохнула тетя.- Возьми хотя бы мою, ну ничего в стряпне не смыслит... А как только выведает все мои секреты, сейчас же упорхнет.
И снова открыв дверь, крикнула:
- И не прибавляйте огня! Сейчас как раз в меру.
Тетя снова уселась. И сообщила мне с заговорщицким видом:
- Мы, знаешь, готовим тушеную говядину! Твой дядя ее просто обожает... Но уж слишком много с ней хлопот: как начали в восемь часов утра, так и до сих пор возимся.
- И еще вчера вечером ты с ней целый час провозилась, - подхватила я.
Тетя даже руками всплеснула, она была на седьмом небе.
- Как? Оказывается, ты помнишь мой рецепт? Не забыла? - Тетя доверительно понизила голос: - Знаешь, что я тебе скажу? Главное тут вовсе не в уксусе. Мой секрет... словом, мой секрет в том, чем нашпиговать мясо!
- А я знаю твой секрет, - сказала я, желая ее поддразнить. - Каждый ломтик сала ты обваливаешь в мелко рубленной петрушке с различными специями...
- Верно. А ну-ка, скажи, что бы ты еще добавила, будь ты тетей Луизой?
- Зубок чеснока?
- Фу! Это всякий может.
- Что же тогда?
- Ага, видишь! Может быть, в один прекрасный день я тебе и открою секрет... Кстати, ты попробуешь нашего тушеного мяса?
- Хм, тетя Луиза! Понимаешь ли ты весь соблазн своего предложения для человека, прожившего два года в Америке?
- Ах! - Тетя так заинтересовалась разговором, что даже схватила меня за руку.- А действительно там так скверно кормят?
- Нет, люди преувеличивают. И потом там очень здоровая пища.
- Браво! Понятно! - воскликнула тетя, весело рассмеявшись. Представь, я тебя спросила бы: "Красива ли мадам такая-то?"- а ты мне ответила бы: "В ней есть грация". Всякий понимает, что это за грация... Значит, ставить тебе прибор?
- Конечно, я только позвоню домой и предупрежу их. На моих глазах тетя изменилась в лице и сразу заговорила смиренно-благоразумным тоном:
- Ах, значит, ты не предупредила? Тебя ждут на авеню Ван-Дейка? В таком случае, детка, не надо ничего нарушать. Так оно лучше... Особенно на следующий день после приезда: как это я не сообразила!.. Придешь в другой раз. Слушай-ка, я приготовлю тебе матлот из телятины, ты его всегда любила.
Тетя ничуть не переменилась. Как только возникала угроза скандала, она тут же стушевывалась. Вчера она осмелилась пересечь гостиную, где меня подвергла остракизму наша семья, и приблизиться ко мне - для нее это был настоящий бунт, и должно было пройти немало времени, чтобы она решилась на новый, столь же дерзкий шаг.
"Нелегко мне будет, - подумала я, - добыть от нее сведения, за которыми я пришла". Однако я была полна решимости, тем более что терпения и времени мне не занимать.
Я мужественно выстояла под градом вопросов: ведь мне было что порассказать! Но сама тетя Луиза избегала любого разговора, который мог хотя бы косвенно коснуться нашей семьи: она-то не забыла, что лучше не вступать со мной на эту опасную почву. Конечно, я не рассчитывала на нее, чтобы узнать, какие именно разговоры велись в особняке обо мне на протяжении двух лет, обо мне, пребывавшей за океаном. К великому моему счастью, эта тема оставляла меня равнодушной; не это меня тревожило.
Я продолжала болтать с тетей; чтобы отвести разговор от своей особы, я стала расспрашивать о родных. Прежде всего, как здоровье дяди, который вчера не присутствовал на обеде.
- Славу богу! - воскликнула тетя Луиза. - Ему никто не дает его лет! С тех пор как он стал работать над своей книгой, он прямо переживает вторую молодость. Сейчас кончает первый том. У него уже есть издатель, понимаешь, что это значит? Теперь он целый день проводит в Национальной библиотеке. Часто я в полдень сажусь в метро, подхожу к дверям залы, вызываю его, и мы завтракаем в столовке, как студенты. Но сегодня он придет домой: он знает, что у нас будет тушеное мясо. Так что ты его увидишь.
Я осведомилась, как в действительности здоровье бабуси, по-моему, она очень переменилась. Тетя Луиза вздохнула, сказала что-то о ее преклонном возрасте, который один всему причиной... А мне сообщили, что дети Валентина все по очереди переболели корью?
Момент показался мне благоприятным. Я спросила:
- А как Ксавье? Говорят, он поправился.
- Да, поправился, детка. Скоро он окончательно распростится с горами. Ты же сама знаешь, какая Эмма осторожная: уж если она разрешила ему приехать, значит, опасности больше нет.
- Ему, верно, дадут бывшую комнату Симона?
- Ну и что же? Так и должно быть, - сказала тетя Луиза. - Из всех свободных комнат она самая большая и лучше всех расположена.
Я разрешила себе немного помолчать. Дело в том, что я вообще не знала, будет ли жить Ксавье на авеню Ван-Дейка. Я только предполагала это, а вот теперь знаю точно. И, пожалуй, рада этому...
