Филипп Робинсон - Маска свирепого мандарина
"Я знаю один фокус, — объявил наш герой. — Причем совершенно потрясающий — ничего забавнее не видел. Собственно говоря, я сам его придумал".
"Честно? Честно-честно-честно? — вскрикнул Роджерс. Он склонил голову набок и с наигранным любопытством взглянул на своего приятеля. — Тогда покажи мне его, друг! Покажи скорее!"
"К сожалению, здесь не могу, — ответил Код. — Все приспособления остались в моей квартире. А знаешь что — не хочешь меня навестить? Мы что-нибудь поедим, а потом я продемонстрирую свой фокус".
"Вот здорово! — прощебетал Роджерс, радостно хлопая в ладоши. — Ты молодчина, Ник! Настоящий молодчина!"
Они прошествовали к соседней двери. Чтобы Объект не скучал, Код вручил ему несколько маленьких игрушек, а сам занялся "нашей скромной трапезой" и омлетом "Барон де Баранте". Он заранее сделал начинку — обжаренные в сливочном масле и тушенные в портвейне (влить четверть стакана) грибы, сливки и четыре ломтика хвоста омара, сваренные в бульоне, — а теперь быстро взбил и приготовил на плите омлет из четырех яиц. Вложил начинку, обильно посыпал тертым пармезаном и немного подержал в духовке. Разрезал готовое кушанье на две части и подал Роджерсу его долю на шестипенсовой тарелке, украшенной эмблемой Габсбургов.
"Любимое блюдо, — объявил он с должным пиететом, стоя как официант с салфеткой на руке. — Его величества Эдуарда Седьмого, ныне покойного".
Жадно чавкая, Объект быстро уничтожил свою половину, и громко рыгнул. Код тоже ел с аппетитом. За омлетом последовали две банки филе копченой селедки, телячьи рубцы с потрохами, пол-фунта камамбера и банка маринованных личи. Все это запивалось обильными порциями бренди с содовой.
Пока наш герой убирал со стола и мыл посуду, Роджерс пожелал исполнить свой коронный номер с яйцом. Наблюдавший за ним Код с особым интересом отметил, что сноровка его подопечного стала просто удивительной. Он продержался целых семь минут. Объект демонстрировал такое фантастическое умение, что, кажется, мог легко продолжать свое выступление до бесконечности, поэтому, чтобы сделать его сложнее и интереснее, стал как дрессированный тюлень головой подбрасывать, а потом ловить яйцо, так что оно раз за разом приземлялось на лысую макушку. Потом, проявляя чудеса ловкости, построил домик из карт, сам налил себе выпивку и станцевал румбу.
Кода переполняло восторженное удивление. Как бы ни повлияла операция на личность Роджерса, теперь он обладал просто невероятной координацией движений. Хотя, возможно, дело в том, что он больше не боится потерять равновесие.
Объект уже забыл об обещанном фокусе. Чтобы привлечь его внимание и напомнить, ради чего он пришел сюда, Код стал молча надевать приготовленный на вечер наряд: длинный синий плащ с подкладкой из алого бархата, украшенный серебряными полумесяцами, высокую остроконечную шляпу колдуна и фальшивый нос огненно-красного цвета. Словно упражняясь перед выступлением, помахал короткой палочкой из черного дерева.
Он добился своей цели. Увидев волшебное превращение Кода, Роджерс изумленно открыл рот, а глаза его засияли от детского восторга.
"Магия! — вскрикнул он. — Ух ты, здорово!"
Сгорая от нетерпения, он поспешил сесть. Так получилось, что свободным оказалось только Кресло для Посвящения — на стульях лежали стопки книг. Код поднял палочку и для начала произнес заклинание.
"E равняется MC в квадрате, E равняется MC в квадрате", — монотонно повторил он, как будто проверял, хорошо ли оно звучит.
Восхищенный Роджерс замер в ожидании грядущих чудес.
Код извлек из шкафа метроном. Завел его. Он заранее прикрепил к верхушке маятника маленькую лампочку. Потушив свет, соединил провод, который от нее отходил, с лежащей на столе батарейкой. Теперь темноту нарушал лишь крохотный огонек.
Код достал карманный фонарик, включил его и, держа у подбородка, направил вверх. Зловещее красное сияние залило нижнюю часть его лица. Все это, вместе с блеском вышитых на плаще полумесяцев и едва вырисовывающимся контуром остроконечной шляпы, создавало восхитительно-жуткую атмосферу.
От удовольствия Роджерса пробрала дрожь.
"Ну что там, что там дальше? Давай, старина, начинай скорее!"
По-прежнему держа фонарик у подбородка, Код запустил метроном. Негромко тикая, маятник начал раскачиваться. Горящая лампочка, словно крохотный маяк, плыла взад-вперед, налево-направо, налево-направо…
Код стал нараспев произносить стихи:
"Гевин, Кевин, Робин с Раулем-дружком
схватили свои ранцы и в школу бегом".
Тик, ток.
Тик, ток.
"Гевин-первородок, неуклюжий слишком
Не знал, не ведал, что опасность близко,
И не хотел умерить экстаз.
Теперь Гевин стар, в волосах седина
А кожа трещит как сухая сосна".
Тик, ток.
Тик, ток.
Роджерс не отрывал взгляда от неясно освещенного лица кудесника, но теперь его внимание притянул чудесный огонек, мерцавший на верхушке неспешно раскачивающегося маятника. Код продолжал свой монотонный напев:
"Кевин мог сказать, который час, в пять лет,
Любил смотреть как звезды свой роняют свет,
Но не глядит на небо уж семь десятков лет
По акциям и прибыли всегда он даст ответ".
Тик, ток.
Тик, ток.
Робин — кадет беспечный, юных полон сил,
К красотке потянулся, которую пленил.
Он потянулся, а потом внезапно отскочил,
Испуганный глаз выраженьем.
В клубе офицерском генерал-майор
Крякнул, просмотрев статью о гибели ее".
Тик. Ток.
Тик. Ток.
Взад-вперед, налево-направо, налево-направо — маятник продолжал мерно раскачиваться в такт негромкому напеву. Взад-вперед, налево-направо, налево-направо…
Рауль — печальный, хрупкий, он красоту ценил,
Его друзья любили, но стихами он смешил.
Однажды перед сном он поэму сочинил
И кипарис, склонившись, главу его прикрыл".
Тик. Ток.
Тик. ток.
Роджерс как зачарованный смотрел на огонек. Его глаза остекленели. Метроном продолжал свою работу, но Кудесник больше не произносил стихи. Голос его стал низким, он убеждал и исцелял.
"Как прекрасен сон! — говорил голос. — Он несет с собой такой мир и покой! Ты хочешь заснуть, верно? Да, конечно хочешь. Ведь сон несет с собой такой мир и покой. Мир и покой. E равно MC в квадрате, E равно MC в квадрате, как прекрасна эта формула глубокого, вечного сна! Ты чувствуешь, как в него погружаешься, верно? Чувствуешь, как руки и ноги наливаются приятной тяжестью, все тело расслабляется в едином безмерном желании погрузиться в сон. И ты сейчас заснешь, потому что твой рассудок успокоился, у тебя не осталось ни единой причины для волнения, тебе никогда больше не придется ни о чем волноваться… осталось только одно — спать, в жизни есть только сон, глубокий, целительный, спокойный сон…"
Веки Роджерса трепетали. Руки безвольно покоились на подлокотниках Кресла. Уже минуту он почти не шевелился.
Тик. Ток.
Тик. Ток.
"Теперь ты действительно спишь, — продолжал ласкающий голос Кудесника Кода, — но пока это только легкий сон, а тебе хочется погрузиться глубже, еще глубже в объятия сна, и ты сейчас погрузишься в него глубже. Ты уже чувствуешь, как погружаешься все глубже и глубже, верно? Глубже и глубже, в спокойные зеленые воды сна, в безмолвную глубь вечного материнского моря…"
Тик. Ток.
Ток.
Ток…
"Да, сейчас ты погрузился в самые глубины сна, ты погрузился в мягкую, теплую, ласковую тьму материнской утробы…"
Роджерс свернулся клубком, приняв положение эмбриона в матке.
"А теперь ты ничего не видишь, ничего не слышишь, ничего не чувствуешь — ничего, кроме того, что я велю тебе видеть, слышать и чувствовать…"
Код остановил метроном.
Снял шляпу и фальшивый нос, скинул плащ. Осторожно подошел к скорчившейся в Кресле фигуре. Щелкнул пальцами над ухом оцепеневшего Роджерса, но тот не отреагировал. Код приподнял опущенное веко и убедился, что Объект закатил глаза.
Отлично! Его опасения оказались напрасными. Перенесший лоботомию испытуемый поддается гипнозу точно так же, как субъект с неповрежденным мозгом.
Он отступил.
"Выпрямись! — скомандовал он. — Ты уже не в утробе, но все еще погружен в глубокий сон и не проснешься, пока я не скажу".
Роджерс выполнил приказ. Код расправил его податливые как мягкая пластмасса конечности и пристегнул их к Креслу (для верности он оснастил Его ремнями). Опустил на голову медный шлем, приладил провода и электроды. Освободил один из стульев от книг, подвинул его к столу и открыл ящики.
