Джойс Кэри - Радость и страх
- Вы в какую сторону? - спрашивает он.
- В город.
Он поворачивает и идет с ней рядом. Вдруг она останавливается. - Мистер Бонсер, почему вы глазеете на мое окно?
- Потому что, если бы не вы, мне впору бы лезть в петлю.
- Чушь какая, вы не имеете права...
- Клянусь, мисс Баскет. И если бы вы оказались в моем положении, если бы с вами не хотели знаться, бойкотировали вас...
- Но я-то ничего для вас не сделала.
- Вы были добры. Вы отнеслись ко мне по-человечески.
Табита катит велосипед быстрее. Ей хочется уйти подальше от окон родного дома и хочется слушать Бонсера. Она твердо решила относиться к нему по-человечески.
- Но в каком же положении вы оказались?
И Бонсер рассказывает ей удивительную историю: что он - незаконный сын некоего высокородного вельможи и некой графини, которая бросила мужа ради любовника и, приняв фамилию своей горничной, передала ее сыну.
- Но, мистер Бонсер... - Она смотрит на него во все глаза. - Какая странная история!
- Правда удивительнее всякого вымысла, мисс Баскет, а для меня это история трагическая. Вам не понять, что это значит, когда все тебя презирают, называют - простите за грубое слово - ублюдком.
- Но такого никто себе не позволит.
- Вслух - нет, но думают, и вы это думаете, а вы еще такая добрая, такая храбрая. Я ведь знаю, для вас даже разговаривать со мной значит рисковать вашим положением в обществе.
- Бросьте, мистер Бонсер, это глупо. Вы просто все это выдумали. В теннисном клубе с вами, возможно, обошлись дурно - они там порядочные снобы.
- Нет, вы не понимаете. И как вам понять? У вас есть друзья.
Его отчаяние трогает Табиту чуть не до слез. Она умоляет его быть выше предрассудков, не обращать внимания на людскую подлость. А десять минут спустя под деревьями возле кладбища он уверяет ее, что она - единственная девушка, которую он когда-либо любил или полюбит. Она - его жизнь, его душа, его надежда. Он целует ее руку, ее щечку и, когда она отшатывается от него, клянет себя и восклицает: - Но я забылся. Я не вправе говорить о любви ни одной порядочной девушке.
Этим он вынуждает Табиту умерить свое негодование и успокоить несчастного: - Нет, почему же не вправе? - Следуют новые поцелуи, новые уверения, и наконец она отправляется за покупками в таком смятении чувств, что вместо сахара просит отпустить ей риса, а вместо копченой трески селедок. Она сама не своя. Она думает: "Не верю ни одному его слову. Не может быть, чтобы он меня полюбил. Чушь это, и больше ничего".
Но через два дня, в дождливый вечер, она стоит под аркой ворот у изолятора, в пустынном месте, куда можно добраться только на велосипеде. Ее терзает ужас и чувство вины. Она думает: "Это последний раз. Так не может продолжаться". Но Бонсер целует ее, и она в предельном изумлении говорит себе: "Да, он действительно меня любит".
После этого жизнь ее делается фантастичной, как сон, и безумно интересной. Она отказывает Бонсеру в новом свидании и на следующий же день встречается с ним в Зоологическом музее - хранилище небольшой коллекции, завещанной городку одним из прежних мэров. Здесь, среди чучел барсуков и линяющих филинов, в запахе нафталина и рассыпающихся мумий, он делает ей предложение. Он страстно обнимает ее и говорит, что не может ждать, он слишком ее любит. Ради нее он рискнет чем угодно. Они поженятся тайно и исчезнут.
- Но почему это нужно держать в тайне?
- Нас не должны даже видеть вместе.
И он объясняет ей, что его враги не дремлют. У них есть ордер на его арест, добытый нечестным путем, и если они его выследят, то могут упрятать в тюрьму. - Я не могу идти на скандал, когда мое дело вот-вот должно разбираться в суде.
Табита пытается уразуметь эту диковинную ситуацию. С губ ее уже готовы слететь вопросы, но губы Бонсера тотчас пресекают им путь; в носу так щекочет от пыли, что она чуть не чихает; чучело бурого медведя, стоящего на задних лапах справа от нее, закачалось и грозит упасть; и она с ужасом видит, что Бонсер, заманивший ее в этот тесный угол, рискует продавить ею стеклянную витрину слева, за которой плавают лакированные рыбы. Сердце ее бешено колотится, колени дрожат, и, когда разум подсказывает ей: "Но это чушь, тут что ни слово, то вранье", все ее существо воспринимает эту трезвую мысль не только равнодушно, но с раздражением.
Впрочем, она еще не сказала "да". Какая-то таинственная сила не дает ей произнести это слово. И когда на следующий день, в дальнем конце кладбища, Бонсер снова просит ее руки, она строго спрашивает: - А вы сказали мне всю правду, Дик? Вы в самом деле ничего не скрываете?
- Разумеется, скрываю. Если бы я сказал вам, кто мой отец, вы бы поняли. Это... это вопрос политический.
- Вы уж не хотите ли сказать, что он член королевской семьи?
- Что же тут смешного?
А Табита с трудом удерживается от смеха. Все ее тело полнится смехом, не столько недоверчивым, сколько удивленным. Она радуется этой новой басне, как ребенок - чудесному превращению в театре. Но под негодующим взглядом Бонсера она испуганно отвечает: - Да я не над вами смеюсь, право же.
- Значит, вы мне не верите?
- Верю, верю, успокойтесь.
Но Бонсер уязвлен. Он извлекает из кармана пачку бумаг. Первая - письмо от юриста с заголовком "Дело Бонсера" - начинается так: "Ваш иск касательно выплаты вам ста тысяч фунтов (100000) составлен полностью и в согласии с законом, недостает только одного документа, упомянутого нами в нашем последнем письме. Впрочем, след кормилицы-испанки уже отыскался".
Другая бумажка - вырезка из газеты: "Дело Бонсера. Все шансы на стороне истца". А еще в одной вырезке, якобы из отдела светской хроники, упоминается "мистер Ричард Бонсер, связанный, как говорят, самыми тесными узами с некой весьма высокопоставленной особой".
Табиту уже мучит раскаяние. - Простите меня, Дик.
И он, выждав сколько следует, пока она ругает себя за легкомыслие и подлость, прощает ее. Радость переполняет ее пуще прежнего. Да, она выйдет за него замуж. Пусть гражданский брак, но Гарри, брату, она должна сказать. Ну хорошо, она скажет ему только после официальной регистрации брака, но до того, как уехать. Сбежать тайком - нет. "Это было бы подло".
У себя в комнате, немного поостыв, она недоумевает: "А может, я его не люблю? Может, он мне даже не очень нравится? Красив-то он красив, глаза и волосы даже слишком хороши для мужчины. Но вот характер... а это ведь очень важно!" А ночью в темноте она шепчет: "Но это безумие. Как я могу сбежать с мужчиной?"
И все это время знает: каков бы ни был Бонсер, она с ним сбежит. Не может она отказаться от этого приключения, как мальчишка, уже взобравшись на вышку, не может не прыгнуть в воду. И, ликуя, она повторяет про себя: "Да, это любовь. Я так влюблена в него, что даже страшно".
5
Пять дней спустя она сидит в номере захудалой гостиницы в Блумсбери [район Лондона]. Гарри она оставила записку, но адреса своего не дала, и, хотя на пальце у нее кольцо и в книге приезжих она записана как миссис Ричард Бонсер, она еще не замужем. Оформить брак по дороге в гостиницу не удалось, потому что, как объяснил Бонсер, в бюро регистрации браков что-то напутали. Сейчас он поехал туда все уладить, и Табита ждет его, разрываясь между страхом и восторгом, как человек, впервые прыгающий с парашютом из гондолы воздушного шара. Она думает: "Но как все нехорошо получилось, как жестоко по отношению к бедному Гарри. Что он подумает, когда прочтет мою записку?" И не испытывает ни малейших угрызений совести. Для них нет места - слишком много других чувств теснится у нее в душе.
Вихрем врывается Бонсер. На нем новый серый костюм, шикарнее прежнего, в руке котелок. Этот костюм и глаза Дика, его волосы, кожа, усы, фигура, повадка, жесты так восхищают Табиту, так завораживают ее, что она только их и видит. Бонсер взбешен. Он швыряет свой замечательный котелок на кровать и кричит: - Эти болваны, будь они прокляты, сказали, что нам придется подождать.
- Милый, ты бы поберег свою шляпу. - Аккуратная школьница берет шляпу в руки движением, похожим на ласку.
- Черт знает что, а все потому, что какой-то олух неправильно написал мое имя. Хорошо еще, что мы здесь записались как мистер и миссис... можно ничего не менять.
До сознания Табиты что-то наконец дошло.
- Значит, мы сегодня не можем пожениться?
- Нет, только завтра утром.
- Но это же очень неудобно... мне придется переехать...
- А что я тебе толкую. Хорошо, что ты записалась как миссис. Никуда переезжать не нужно.
- Но Дик, как я могу остаться, если мы не женаты? Здесь даже второй кровати нет.
- Брось, Тибби, ты же все равно что замужем. Волноваться из-за такой мелочи, точно какая-нибудь фрудгринская дурочка...
Но Табита воспитана в строгих правилах. Уступает она только после обеда с шампанским, после того, как Бонсер объяснил ей, что другого номера в гостинице не получить и нигде не получить в такое позднее время, да и то уступает так холодно, так неохотно, что ему это даже обидно. - Право же, Тибби, я ожидал от тебя большего. Может быть, ты передумала? Может быть, лучше не надо?
